— Хорошо. Они белые и кружевные.

— Отлично. Занавески колышутся на ветру. Это большое окно. Хочешь выглянуть из него? — она поманила меня этим вопросом.

— Ой. Закат?

— Да, это закат. Представь себя в комнате с окном, но ты находишься достаточно далеко от него, поэтому ты не чувствуешь ветра. Ты любишь эту комнату, тебе нравится в ней находиться, ты хочешь никогда не покидать ее. То, что с другой стороны окна, окружающий вид, будет определяться душой, проходящей сквозь тебя. Просто наблюдай за этим, что бы не происходило. Не борись с этим.

Я представила свою домашнюю спальню. Там я чувствовала себя в безопасности.

— Ладно.

— Теперь тебе надо сосредоточиться на окне и том, чтобы остаться на этой его стороне, хорошо? Ты достаточно далеко от окна — это большое окно — но тебе нравится смотреть на закат отсюда.

Сейчас все происходящее напоминало сцену из научно-фантастической программы.

— Хорошо.

— Продолжай, пока Тенс не велит тебе прекращать. Я не могу дольше оставаться здесь, иначе моя сила помешает тебе использовать собственную. Я должна отдать дань уважения соседям. Винни была мне хорошим другом на протяжении многих лет. Завтра она уже не будет жива.

— Можно мне пойти с тобой? — я снова открыла один глаз, но она тут же положила мои руки на глаза.

— Нет, ты пока еще не готова. Мы должны начинать с малого. Я думаю, что Винни может утащить тебя с собой. Я вернусь к обеду. Продолжай смотреть в окно, пока Тенс не подумает…

— Со мной все в порядке. — мне казалось, что я так и просижу тут до тех пор, пока она не вернется, если буду слушаться его.

Я услышала, как завелся и уехал Ленд Ровер. Я досчитала до десяти. Потом еще раз. Я открыла глаза, и обнаружила рассматривающего меня Тенса. Выражение его глаз заставило меня покраснеть до кончиков ушей.

— Ну все, готово. — я встала и потянулась, растягивая гудящие мышцы.

— Ты уверена?

— Уверена ли я, что смогла представить себе окно? Да, у меня получилось.

— Тогда ладно, посиди пока тут.

— Что?

— Есть еще кое что, что надо сделать. Я сейчас вернусь.

Я встала, слушая его ворчание, и пошла к выходу.

Я сидела на диване, просматривая старый фотоальбом, когда он вернулся, держа в руках кучу тряпья.

— Это еще что?

— Урок номер два. Крольчата. Помоги им на переходе.

Он сказал это так бесстрастно, что мне показалось, что я плохо его расслышала.

— Что? — я застыла.

— Кустос нашла их утром. Их мать уже замерзла к тому времени.

— И ты хочешь, чтобы я… — это должно быть какой-то тщательно продуманный розыгрыш. Не может быть, что тетушка захотела принести мне осиротевших кроликов, чтобы я их прикончила.

— Представь себе окно.

Я забилась в дальний угол дивана. Запах мочи и фекалий кроликов поплыл по комнате.

— Ты это правда серьезно? Там и правда кролики?

— Что из всего заставило тебя думать, что я шучу? — он открыл несколько слоев ткани чтобы продемонстрировать четырех прелестных коричневых крольчат с белыми лапками и белыми пятнам на лбу.

Мое сердце дрогнуло. Это были мои любимые животные.

— Ты больной. Я не собираюсь этого делать, — я вскочила, пытаясь отдалиться от него.

Тенс положил кучу тряпок передо мной.

— А тебе и не надо ничего делать.

— Я должна позволить им умереть. Иначе я не смогу тренироваться, — и почему это больше его не беспокоило?

— Животные всегда умирают возле тебя. Они все равно умрут.

— Только не в том случае, если я смогу им помочь. Я не буду просто стоять и смотреть. Я не дам им умереть. — Я рванулась по коридору на кухню. Тенс наблюдал за мной

— Что ты делаешь?

— Я ищу молоко. Сгущенное молоко, сливки или что-то еще. — Я распахивала шкафы и шарила по банкам.

— Меридиан, прекрати. — Тенс остановился на входе, не приближаясь, как будто бы я взбесилась.

— Нет. Я не собираюсь просто стоять и смотреть, как они умирают. — Я обнаружила банку сгущенного молока в дальнем углу буфета и сорвала с нее крышку. Потом схватила ложку.

— Это не поможет.

— Ты не знаешь этого! Не можешь знать!

Он стоял на моем пути, загораживая выход.

— Я знаю.

— Пошел с дороги! — Я попыталась оттолкнуть его, но слезы застилали мне глаза.

Он схватил меня за плечи. Это было первое его добровольное прикосновение, с той ночи, когда я приехала.

— Меридиан.

Его голос дрогнул, и на секунду показалось, что он тоже вот-вот заплачет.

— Ну что?

Я понимала, что говорю, как обиженный ребенок, но не могла ничего с собой поделать.

— Тебе понадобится пипетка. Во втором шкафу снизу, возле плиты, — прошептал он, аккуратно разворачивая меня. Я не понимала, что заставило его перестать мне сопротивляться, но я не собиралась спорить.

Я схватила пипетку и проскользнула под его рукой. В гостиной я безуспешно пыталась поднять сверток, одновременно держа открытую банку молока и пипетку.

Тенс внезапно оказался рядом.

— Куда ты хочешь их отнести?

— К огню.

Я заметила, как аккуратно он нес крольчат, с нежностью опуская их на ковер возле огня. Я села на пол и взяла одного из них. Моя рука казалась просто огромной по сравнению с его разноцветным тельцем. Крошечный комок шерсти и неясное биение сердца.

— Ну же, малыш, давай, ешь. Тебе надо поесть. — Я поднесла наполненную пипетку к его рту, но он не открылся. Глаза наполнились слезами, щеки стали мокрыми.

Я попыталась протолкнуть молоко в закрытую пасть. Я встала на колени на полу, наклонившись над ним, как будто в этой позе я смогла убедить маленького кролика жить дальше.

Тенс уселся позади меня и оперся спиной о стул. Потом он обхватил меня и потянул назад, заставив облокотиться на него.

— Они были там слишком долго, Меридиан. Их мать замерзла. И она все еще кормила их.

Я выпрямилась и, закрыв глаза, погладила малышей, в надежде что они почувствуют мое желание, чтобы они жили. Но внутри я понимала, что ни один из них уже не будет есть.

Тенс был твердый и теплый. Огонь грел мое лицо, и оно заливалось румянцем. Я вдыхала запах сосен, земли, и мужественной пряности — так пахло от Тенса. Если бы я принюхалась, я бы различила запах Кустос в его аромате.

Огонь затухал. Языки пламени стали меньше, и засветились угольки. Но Тенс не пошевелился и не сказал, что с него хватит.

Я уловила тончайшую дрожь, мельчайшее изменение энергии. Я сделала так, как говорила тетушка, мысленно открыв окно и представляя себя на этой, земной его стороне. Я так и сидела, держа на руках малыша, пока он не стал совсем холодным, потом взяла следующего, затем еще одного. В конце концов, они все стали холодными.

— Их больше нет. — Тенс откинул волосы с моих глаз. — Мне жаль.

Я опустила их, аккуратно угнездив в куче тряпок.

— Почему ты со мной такой ласковый?

Я почувствовала, что он пожал плечами.

— Я знаю, каково это, сражаться с чем-то, что нельзя одолеть.

— Что?

Он не ответил. Вместо этого он спросил:

— Ты себя плохо чувствуешь? Голова болит? Тошнит?

Я закрыла глаза и попыталась дышать, ощущая горечь в горле. Лежа на полу, я сказала:

— Я в порядке. Опечалена, но в порядке.

— Ты уверена? Ты аж позеленела. Бледнее обычного, и явно позеленела.

— Нет, все хорошо.

Кажется, сейчас сработает рвотный рефлекс.

Он тяжело выдохнул, как будто мой ответ был для него жизненно важен.

— Ну вот и славно, так ведь?

Меня вот-вот вырвет. А я не хотела блевать. Я совсем не хотела. Я попыталась глубоко вдохнуть, чтобы сдержаться.

Тенс продолжал, прочитав ответ на моем лице.

— Тебе не плохо? Нигде не болит? Так говорила тетушка.

Между болью, тошнотой и Фенестрой была явная связь. Я не просто ходячая зараза. Я вскочила, стараясь успеть добежать до ванной.

— Мериди…

Я подбежала к огромной вазе и наклонилась в нее, выташнивая вечерние печенья. Меня рвало до тех пор, пока ничего не осталось.