Реже в тройственный брак вступают двоюродные братья или закадычные друзья, знающие друг друга с детства. Девушки обычно и против такого брака не возражают. Для женщины иметь несколько мужей считается престижным. Это придает ей больший вес в семье и в обществе. Кроме того, при нескольких мужьях семья бывает более обеспеченной, а жене не грозит опасность остаться вдовой. Подобные семьи не становятся чересчур многодетными: ведь из-за того, что у женщины не один муж, а несколько, она не рожает больше детей, да и половое влечение людей, постоянно живущих на высоте четыре — четыре с половиной километра над уровнем моря, обычно бывает пониженным, а сексуальная нагрузка жен, даже при наличии у них трех-четырех мужей, вряд ли выше, чем у европейских женщин, в том числе и незамужних.

Обычно члены подобной семьи не знают, да особенно и не интересуются тем, кто является настоящим отцом каждого новорожденного, все мужья несут ответственность за совместно нажитых детей. Хорошо еще, что у данных народов не принято добавлять к своему имени отчество по отцу, иначе могли бы возникнуть трудности. Впрочем, обычай избавляет детей от необходимости задумываться над подобной проблемой. Они зовут «папой» только старшего мужа матери, а остальных называют просто «дядей» или «дядя-папа».

При многомужестве семьи обычно бывают очень устойчивыми. Разводы практически не случаются. Таким образом, и у людей третий не всегда оказывается лишним. Многомужество — единственная форма законного брака, при которой дети не знают, кто является их отцом.

В марте дни становятся заметно светлее, но морозы по ночам не сдаются. Утром по дороге на работу мы ежимся от холода, поднимаем меховые воротники и стараемся поскорее юркнуть в теплоту метро, втиснуться в переполненный автобус. В каменных ущельях больших городов смена времен года ощущается слабо. Только когда в полдень нам за воротник падает сорвавшаяся с карниза с высоты четырнадцатого этажа тяжелая холодная капля да с одинокого тополя прозвучит незамысловатая песенка большой синицы, мы замечаем, что к нам на север пришла весна.

Для птиц это самое романтическое время, пора любви, песен, рыцарских турниров и веселого настроения. У четвероногих обитателей северных лесов браки не обязательно заключаются весной, да и ведут они себя гораздо осмотрительнее, стараясь как можно реже попадаться нам на глаза. Зато птицы не в состоянии скрыть восторг весеннего ликования. До самой темноты воркуют тунеядцы голуби, задорно чирикают вездесущие воробьи, кричат грачи, заглушая дребезжание трамвая, на полях над первыми проталинами звенят, заливаясь, жаворонки.

В лесной чащобе снега по грудь. Весна еще не протоптала сюда тропинок. Но и здесь ранним утром по окраинам моховых болот огромные глухари заводят свою старинную таинственную песню. Между низенькими соснами дерутся или, как умелые каскадеры, только делают вид, что дерутся, краснобровые красавцы косачи. По утрам на лесных полянках танцуют менуэт осторожные журавли. В лугах перекликаются чибисы, вскрикивают бекасы. С наступлением темноты с хорканьем проносятся вальдшнепы.

Весной в охотничьих магазинах постоянно толпится народ. В обществах охотников выписываются путевки, составляются планы коллективных поездок. Как только наступают сроки весенней охоты, выезды на природу вооруженных горожан становятся дружнее и массовее.

Для городского жителя, вырвавшегося в лес всего на пару дней, добыть охотничий трофей нелегко. В окрестностях больших городов дичи не так уж много. Главная надежда на уток. Правда, лет пятнадцать — двадцать назад утиные стаи были более многочисленны. В те времена весенняя охота с подсадной считалась не только легкой, но и весьма плодотворной. Теперь утиные косяки поредели, пора птиц взять под охрану, но, к сожалению, по сей день среди охотников-любителей бытует убеждение, что весенняя охота на распутника и повесу селезня не может нанести утиному поголовью заметного урона.

С незапамятных времен кряковый селезень служил символом совсем никудышного семьянина. Большинство охотников искренне убеждены, что нарядно разодетые кавалеры с момента возвращения на родину заняты только собой да ухаживанием за пестренькими, невзрачными утками, немедленно исчезая, когда для крякух наступает пора высиживать яйца. Многие охотники считают, что убивать селезней даже полезно, потому что некоторым, вероятно, доводилось весной наблюдать, какую трепку способен задать селезень своей беззащитной подружке. Все убеждены, что темпераментный супруг устраивает выволочку своей возлюбленной, когда она, уже поглощенная мыслями о будущем потомстве, перестает уделять ему достаточно внимания. Причина гнева, на наш человеческий взгляд, кажется вполне естественной и ни у кого не вызывает сомнений.

Во время постройки гнезда утка ведет себя очень осторожно. Полагают, что она никогда не приведет домой своего кавалера. Это заблуждение основывается на широко известных случаях порчи утиных гнезд. Не раз убеждались, что селезень, найдя гнездо, непременно его растреплет, а яйца раскидает и разобьет. В охотничьей среде бытует поверье, что этим жестоким способом эгоистично настроенный франт пытается вернуть внимание утки к своей персоне.

В Европе трудно найти не тронутый человеком уголок природы, но утки по-прежнему здесь не редкие гости. Они довольно легко приспособились жить у нас под боком, почти на виду. С незапамятных времен человек охотится на них, и нам кажется, что мы все о них знаем. Но мы плохо понимали жизнь этих пернатых, пытаясь оценивать ее нашей обычной человеческой меркой. Лишь постепенно ученые осознали, что наши представления о семейной жизни уток — полная иллюзия. Оказалось, что селезень — образцовый семьянин, ибо все, что он делает, служит на благо семьи.

Свой брачный щегольской наряд селезни надевают еще до возвращения на зимовку в тростниковые заросли Нила или на каспийские мелководья под Ленкоранью. Можно согласиться, что в этом костюме легче вскружить голову молоденьким лупоглазым крякушам. А чем же еще покорить женское сердце? Хотя молоденькие утки усердно стараются привлечь внимание любого встречного селезня, но последнее слово обычно остается за ним.

Утиные браки заключаются еще на зимовках, и, вопреки широко бытующему мнению, обычно на всю жизнь. Для европейских уток особенно трудно сохранять постоянные семьи. Когда самки окончательно садятся на яйца, у самцов наступает период линьки. В это время они теряют все маховые перья и надолго утрачивают возможность летать.

В Центральной и Южной Европе мало осталось мест, где бы птицы в период высиживая яиц чувствовали себя в безопасности. Не удивительно, что селезни предпочитают совершать далекие миграции, нередко улетая за несколько сот километров в более спокойные уголки континента. В это время они скапливаются в дельте Дуная и Волги, в днепровских плавнях, в камышовых зарослях озера Балхаш. Естественно, что на зимовку супруги летят раздельно и совершенно разными путями. Поэтому найти друг друга им нелегко.

Восстановленные зимой или вновь заключенные браки до наступления линьки разрушить трудно. К местам гнездовий супруги отправляются или вдвоем, или объединившись в небольшие стайки с другими семейными парами. В их компаниях могут оказаться и холостые птицы, не нашедшие себе достойного партнера.

Супруги хорошо знают друг друга. Они издалека безошибочно различают голос партнера и за 20–30 метров узнают друг друга. Утка неукоснительно соблюдает верность избранному. Даже оставшись на некоторое время одна, она не подпускает к себе другого селезня. В компании с другими птицами супруг все время дает понять, что он очень ревнив и не допускает ухаживаний постороннего селезня. Утку такая осторожная политика супруга часто не устраивает, и она сама обращает внимание мужа на одного из кавалеров, оказавшегося неприлично близко, указав на него движением клюва, и особым капризным вскриком дает понять, что не прочь проучить нахала. Селезню ничего не остается, как продемонстрировать сопернику свои суверенные права. Нахохлив перья на голове и вобрав ее в плечи, с опущенным вниз клювом, плавает он вокруг строптивой супруги, угрожающе вертит хвостом и, вздымая фонтаны брызг, время от времени встает в воде вертикально. Но домогающийся кавалер не дает себя запугать. Поравнявшись, противники долго грозят друг другу крыльями, стучат клювами по стержням перьев. Одно ритуальное движение следует за другим, прелюдия дуэли разыгрывается, как хорошо отрепетированный спектакль. Доказав друг другу готовность к поединку, птицы мирно расходятся. Только безнадежно влюбленный холостой селезень рискнет принять вызов, но обычно бывает бит.