Макушку печет,

но дует с исподу.

Теряется счет

капризам погоды.

И плюнув в сердцах

на зонды и сводки,

синоптик-казах

мочалит бородку.

Монолог светской дамы

Чистое искусство,

дымчатая Русь.

Наревусь от чувства

или надерусь!

Вернисаж в Манеже,

ретро в «Октябре».

То коллажи Леже,

то поп-арт Доре.

А в тот день на Плавте

я столкнулась с ним!

Этакий, представьте,

ангел, херр Рувим.

Был он мил чертовски,

юный ловелас,

в профиль – Айвазовский,

Мусоргский – анфас.

Театры, Третьяковка,

танцы… и везде

страстное, с ночевкой,

наше па-де-де.

Но и в миг экстаза

не могу забыть

Бунина рассказы,

«Быть или не быть…»

Светлым идеалам

я верна во всём:

уступила в Малом,

уступлю в Большом!

Исповедь

– Святой отец, мне, может быть,

врач был бы и полезней,

но я лишь вам могу открыть

секрет моей болезни.

Нас у мамаши семь детей —

шесть братьев и сестрица.

Как бы хворобою моей

им всем не заразиться.

Но я отвлекся. Мой рассказ

начать бы надо с места,

тому лет пять, как в первый раз

повздорил я с невестой.

Зайдя сказать ей пару слов

перед дорогой дальней,

я просидел до петухов

в ее уютной спальне.

«Дружок, – она мне, – ты б прилег,

соснул перед дорогой».

Я как вскочу и – наутек,

вверяя душу богу.

Нет мне покоя с того дня.

Как вспомню голос пылкий,

так моментально у меня

и задрожат поджилки.

Потом произошел конфуз

во время брачной ночи.

Был у меня наутро флюс

с кулак размером, отче.

А поутру меня жена,

большой скандал устроив,

прогнала вовсе, из окна

плеснув ведро помоев.

И так всегда – один конец,

одна и та же участь.

Черт побери, святой отец,

заела невезучесть!

Собой я парень недурен,

могли вы убедиться;

и я в девиц бывал влюблен,

как и в меня девицы.

Быть снисходительней чуть-чуть

я много раз просил их.

А страх мой… даже намекнуть

о нем я не был в силах.

Любая – знал я наперед —

пощечину мне влепит,

едва лишь снова подведет

меня проклятый трепет.

Твержу себе: не комплексуй,

Ты ж молод, не калека.

Но вдумайтесь: засунуть х…

в живого человека!

«С утра пораньше в час назначенный…» 

С утра пораньше в час назначенный

придя в сельпо, как в ЗАГС жених,

скупают красненькое вскладчину

и распивают на троих.

Потом братаются, целуются,

мордуются не по злобе

и разбредаются по улице

навстречу собственной судьбе.

Вышеописанная практика

влияет косвенным путем

на всю небесную галактику,

на быт же сельский – прямиком.

Влияние безоговорочно,

ведь не начать ни посевной,

ни косовицы, ни уборочной,

не выпив прежде по одной.

Чем как не пьянками разносными

всё держится: и урожай,

и наша жизнь, и зимы с вёснами,

и коммунизм, и вечный рай?

Диалог

– Не люблю я тебя…

– И я без тебя не могу.

– …совсем…

– Правда?.. я тоже.

– Все фальшь, обман…

– Все хорошо, милый.

– Так дальше продолжаться не может…

– Да-да, надо чаще видеться!

– Меня раздражает твоя походка, то, как ты одеваешься,

красишься…

– Ты устал, тебе надо поменьше работать…

– …твои интонации…

– …не обращать внимания на разные мелочи…

– Замолчи!

– Вот видишь, запачкал пиджак… Ну ничего, отстираю.

– Ты ведь тоже устала… посмотри на себя…

– Какие у тебя чудесные глаза!

– Может, не будем эту неделю встречаться?

– Ну конечно, милый… ну конечно… Завтра… там же…

Рыбалка

На Семеново подворье,

как условились, к шести

я пришел – а дальше к морю

нам уж было по пути.

Дед Семен – мужик что надо,

Есть в нем сила и сейчас,

только малость глуховатый

и кривой на правый глаз.

Хлеб, приманку, якорь, снасти

в лодку бросив, в кожуха

влезли. Дед сказал на счастье:

«Ну, пора. Ловись уха».

И на весла я налегши,

только слышал – хлюп да хлюп,

а Семен: «Да ты полегше

и на пуп тяни, на пуп…»

лодка быстро шла, и деда

пару раз волной обдав,

через полчаса я где-то

осознал, что дед был прав.

Тут как раз шабаш – стоянка,

посидеть бы по-людски,

но уже на дне приманка,

и наживлены крючки.

Тишь да гладь,

рябит от блеска,

припекает – красота!

И натянутая леска

тонко трется о борта.

…Час прошел. Другой проходит.

Я от солнца уж ослеп.

А «уха» крючки обходит

и обгладывает хлеб.

Дед, не тратя лишних корок

и, пожалуй, лишних слов,

подсекает красноперок

и в садок кладет улов.

Сыпанул еще приманку,

выдал крепкий анекдот,

помочился наспех в банку,

глядь – уже опять клюет!

Ах ты, думаю, зараза,

рыб моих с крючков снимать…

Чтоб на оба, одноглазый,

окривел ты, твою мать!

…Пять часов болтались в лодке,

а когда пошел шестой,

«Пересохло, – слышу, – в глотке».

Якорь выбрали. Домой!

Вот и берег. Вмиг управясь

с дедовым хозяйством, я

так был суше рад, что зависть

не тревожила меня.

А когда прощались, глухо

буркнул дед, крутя махру:

«Жду в обед. Моя старуха

варит славную уху».

Свидание в городе

Под выхлопной трубой

мы встретились с тобой.

Как ароматно плавилась резина!

И от любви, мой друг,

я задохнулся вдруг…

А впрочем, может быть, что от бензина.

«Осенний разговор…» 

Осенний разговор:

грибы, варенье…

Богинь суровых Ор

благоволенье.

Еще глядит тайком

на вереск лето

оранжевым глазком

из бересклета,

но сахаром ранет

пересыпают,

и мух в помине нет —