Ровно через час Уолш сделал обстоятельный отчет директору ЦРУ, который ни разу не перебил шефа оперативного управления, периодически кивая аристократической головой.

— Это все, сэр, — негромко подытожил Уолш, потянулся к нагрудному карману твидового пиджака за заветным пластмассовым футляром с сигарой, но в последний момент передумал и тяжело вздохнул.

— И все-таки чем вы недовольны, Генри? — после минутной паузы спросил директор. — Тем, что прорезался Моссад? Так мы это учитывали. Кстати, когда вы собираетесь встретиться с?..

— Подожду немного, — явно думая о чем-то другом, отмахнулся Уолш. — Не сегодня завтра они объявятся сами. С ЭТИМИ проблем не будет…

— Ас кем будут?

— Вы знаете, сэр… — Уолш снял очки и несколько раз моргнул короткими рыжеватыми ресницами. — Мой отец любил повторять своим детям, то есть мне и четырем моим братьям: «Всегда держитесь возле большой телеги, ребятки. А вдруг что-то с нее упадет…»

— Неплохой совет, — хмыкнул директор ЦРУ. — Главное, очень жизненный.

— Ия так думал, сэр, — кивнул Уолш. — А вот сейчас впервые начал сомневаться в мудрости моего родителя.

— Вы считаете, Генри, что с телеги Цвигуна нам ничего не обломится? — Форма, в которой был задан вопрос, выглядела довольно непринужденно, однако голос директора ЦРУ был натянут, как рояльная струна.

— Что-то, возможно, и обломится, — пробормотал Уолш. — Но нам-то нужен сам хозяин телеги…

— Куда вы клоните, Генри?

— Необходимо подстраховаться, сэр.

— То есть?

— Я ничего не могу поделать с ощущением, что нам вряд ли удастся выманить Цвигуна за кордон. Да и все оперативные данные говорят в пользу этого предчувствия…

— Чего же тогда стоит вся операция? — очень тихо, почти шепотом произнес директор. — Вы отдаете себе отчет, Генри, что…

— Дайте мне высказать мысль до конца, сэр!

— Простите, Генри…

— Вся операция развивается — во всяком случае, пока — именно в том направлении, в каком мы планировали… — Уолш по-прежнему вертел в руках металлическую оправу очков, устремив несфокусированный, какой-то РАСПЛЫВЧАТЫЙ взгляд поверх головы своего босса. — Не мне объяснять вам, сэр, что любая стратегическая акция изначально имеет узкие, труднопрогнозируемые места. И самой труднопрогнозируемой является конечная цель. Можете считать меня перестраховщиком, сэр, но я не могу избавиться от мысли, что мы использовали не все резервы.

— Вы хотите предложить что-то совершенно несуразное, Генри?

— Почему вы так решили, сэр? — улыбнулся Уолш.

— Потому, что увертюра не может быть длиннее оперы!

— Тогда последний штрих к увертюре, сэр, и я перехожу к делу.

— Слушаю, — вздохнул директор и сплел холеные белые пальцы на плоском, как у тренированного легкоатлета, животе.

— У меня был друг, профессиональный художник. Так вот, как-то раз я совершенно случайно, без предупреждения, зашел к нему в гости за несколько минут до того, как к нему должен был явиться покупатель его новой картины. И знаете, чем был занят этот странный человек?^ Он стоял перед полностью готовой, ЗАКОНЧЕННОЙ картиной и подтирал изнанкой своего трехсотдолларового галстука какой-то микроскопический мазок, казавшийся ему недостаточно выразительным…

— Считайте, что я оценил вашу аллегорию, Генри. Что дальше?

— Надо выйти на Андропова, сэр! — быстро произнес Уолш. — Как говорится, последний штрих.

— Это невозможно, Генри! — твердо проговорил директор ЦРУ и покачал головой.

— Это необходимо, сэр! Только Андропов может заставить Цвигуна двинуться с места и обеспечить тем самым стопроцентное достижение цели операции. Причем заставить так, что это не вызовет никаких подозрений.

— Мы нарушаем правила, которые сами же сформулировали.

— Правила — не догма, сэр! — Уолш надел очки и пристально посмотрел на своего босса. — Обстоятельства имеют свойство динамично меняться. Тем более в нашем деле. Андропову известно, для кого мы стараемся. Он умный человек, блестящий аналитик, шеф одной из самых мощных разведслужб в мире. Аналогичная проблема вполне могла возникнуть и в его хозяйстве. Следовательно, он вполне способен понять нюанс: если мы, невзирая ни на что, обращаемся к нему за конкретной помощью, значит, заинтересованы в успехе дела даже больше, чем он это мог предположить…

— Это изменение плана, утвержденного президентом… — Голос директора ЦРУ звучал глухо. — Я не могу пойти на это без согласования. А любое согласование с президентом вызовет его однозначное «нет». Это настолько очевидно, что нет смысла тратить время на дорогу до Белого дома.

— А вы не согласовывайте, сэр, — посоветовал Уолш и неожиданно подмигнул директору. — У президента и без нас полно проблем.

— Вы понимаете, что говорите, Уолш? — резкие черты лица директора как-то еразу отвердели, словно кто-то невидимый залил их густым раствором гипса.

— Да, сэр! — по-военному четко откликнулся шеф оперативного управления ЦРУ. — Вам нет никакой необходимости ставить в известность президента о тактических нюансах развития операции.

— И это вы называете тактическим нюансом? — Белесые брови директора ЦРУ взлетели вверх.

— Если я объясню вам, сэр, КАК я намерен подключить к нашему общему делу господина Андропова, то, смею предположить, вы согласитесь…

Апрель 1978 года

…Юджин выглядел свежим, отдохнувшим и явно пребывал в прекрасном настроении.

— Что это ты так радуешься? — спросила я, чувствуя, как действует на нервы его беззаботная веселость. — Неужели, наконец, произошло что-то хорошее?

— Естественно, произошло: я вижу тебя.

— Это не я, дурной! Тебя обманывают!

— Тебе нужно как следует отдохнуть, Вэл.

— Это тебе нужно отдохнуть! Неужели ты не видишь?! Перед тобой совершенно другая женщина, которую загримировали под меня.

— Я лучше тебя разбираюсь в тебе… — Юджин улыбался и гладил меня по щеке. Очень нежно, кончиками пальцев. Это было так приятно, что у меня запершило в горле.

— Сделай еще раз так.

— Так?

— Да…

Я почувствовала, что плачу.

— Где ты был, Юджин? Куда они тебя засунули, дорогой?

— Я все время был рядом, Вэл. Просто Ты не замечала этого.

— Этого не может быть!

— Может.

— А почему я замечаю сейчас?

— Наверное, ты умнеешь. Когда-нибудь это должно было случиться.

— Ты специально меня злишь?

— Ага!

— Зачем?

— Я люблю тебя!

— Обними меня.

— Я не могу.

— Ты опять на работе?

— Не только я — ты тоже.

— Твоя работа — быть возле меня.

— В конторе так не считают.

— А мне плевать на твою контору! И на все конторы в мире! Какое нам до них дело?!

— Никакого. Ты права.

— Твоя работа — быть возле меня всю жизнь!

— Вот я и тружусь в поте лица.

— Откуда ты пришел?

— Еще раз повторяю: я никуда от тебя не уходил.

— Никуда-никуда?

— Никуда-никуда!

— Юджин!

— Что?

— Признайся: ты мой телохранитель, да?

— Не совсем так. Я — хранитель твоего тела. Причем самый счастливый в мире.

— Второе мне нравится даже больше.

— Я рад этому.

— И так будет всегда?

— Да, родная.

— И ночью?

— Ночью — тем более.

— А что скажут люди?

— Люди будут нам завидовать. Они увидят нас вместе, в одной постели, и скажут: «Проснулися!..»

— Что?..

Я открыла глаза.

Над моей головой нависало то, что вчера называлось Стешей. Я тут же прибегла к испытанному методу и сомкнула веки — именно так лучше всего досматривать прерванные сны. Однако никакого продолжения не последовало. Последнее видение самым паскудным образом нарушило тайную магию подсознания.

— Проснулися, значит…

С грустью убедившись, что увиденное в завершающем эпизоде сна было реальностью, я вновь разверзла очи и теперь уже внимательно рассмотрела уплотнение живой материи в непосредственной близости от своей кровати.