Пржесмицкий взглянул на часы и коротко бросил:

— Кадима!

И мы устремились в лес.

Через полчаса я почувствовала, что если сделаю еще один шаг, то вырублюсь в ту же секунду и умру, не приходя в сознание. Стоило мне остановиться, как мои попутчики замерли.

— Что случилось? — спросил Пржесмицкий.

— У меня нет больше сил. Давайте сделаем привал.

— Это невозможно, пани, — он мотнул головой, словно перечеркивая мои пораженческие настроения. — Время уходит. Выбирайте: либо пятиминутный привал, либо — вечный покой.

— Пятиминутный покой.

— Это плохой вариант.

— Но я действительно выбилась из сил.

— Я понесу вас, пани, — Вшола сделал шаг ко мне. — Если вы, конечно, не возражаете.

— Господи, да я всю жизнь мечтала, чтобы хоть один мужик отважился на подобное!

— Считайте, что ваша мечта осуществилась, — деловито бросил Пржесмицкий, забрал у Вшолы лопату и двинулся вперед. Водитель, как привязанный, последовал за ним. Вшола схватил меня за руки, резко изогнулся, и я как-то неожиданно для себя очутилась на его спине.

— Обнимите меня за шею, пани, — предложил Вшола, не сбавляя шага. — Так вам будет удобнее…

— О каких удобствах вы говорите, — искренне возмутилась я. — Вам бы сил хватило — нести на себе такую кобылу! Сколько вам лет, пан Вшола?

— Двадцать пять.

— Вы еще совсем молоды!

— Это вам кажется, пани, — тихо возразил Вшола. — На самом деле мне гораздо больше. На войне мужчины быстро стареют.

— О какой войне вы говорите? В вашем-то возрасте!..

— Вам удобно?

— Вы не хотите отвечать на мой вопрос?

— Мы уже скоро будем на месте.

Поняв, что он не ответит, я сменила тему:

— Куда мы идем?

— Это знает он, — Вшола кивнул в сторону Пржесмицкого.

— И вас даже не интересует это?

— Нет.

— Почему?

— Армия, в которой солдаты не доверяют командирам, никогда не выигрывает сражений.

— Значит, армия, в которой воевали вы, всегда побеждала?

— Пока да, — тихо откликнулся Вшола.

И в этот момент где-то вдали коротко и увесисто прогрохотала автоматная очередь…

6 января 1978 года

Юджин заметил его метров с двадцати: Грин рассматривал витрину с механическими игрушками и очень напоминал любящего папашу, озабоченного исключительно тем, как бы угодить своему отпрыску.

Перейдя улицу, Юджин подошел к нему со спины и негромко спросил:

— Любите игрушки?

— Очень, — не оборачиваясь, ответил Грин. — У меня в детстве таких не было. А сейчас уже поздно покупать…

— Давно ждете?

— Нет… — Грин повернулся. — Поговорим здесь или зайдем куда-нибудь?

— То, что мне нужно сказать вам, вряд ли займет больше десяти секунд.

— Мне тоже нужно кое-что вам сказать…

Юджин почувствовал, как тревожно заныло сердце, даже веко вдруг запульсировало. И хотя холеное, выражающее только учтивость и сдержанность лицо Грина, казалось бы, излучало спокойствие, Юджину стало не по себе.

— Может, зайдем в пиццерию? — Грин кивнул на итальянский ресторанчик через дорогу.

— Что угодно, только не пиццу!

— Аллергия?

— Можно сказать и так. Пойдемте, здесь неподалеку есть уютное кафе. Во всяком случае, было лет пять назад…

Они шли вдоль Кэпитал-сквер как совершенно чужие люди, не разговаривая, каждый погруженный в свое. Впрочем, они и были чужими — два человека, столкнувшиеся по случаю или по расчету неведомого игрока, как два слепых шара на бильярдном столе. Грин поднял воротник пальто, прячась от пронизывающего ветра. Юджин холода не ощущал, в голове его царил полный сумбур, но он даже не пытался разобраться в своих мыслях. Словно чувствуя настроение попутчика, Грин не заговаривал с ним и мерно вышагивал по слякотному тротуару, внимательно глядя себе под ноги, словно надеясь что-то найти.

…Они уселись за столик у самой стены и дождались, пока официант примет заказ, отпустит дежурную улыбку и исчезнет за темно-вишневыми дверьми с вмонтированными окнами-иллюминаторами.

— Первым делом — моя информация, не так ли? — спросил Юджин.

— Ваша.

— Двенадцатое февраля. Одиннадцать тридцать. Майами. Отель «Марион». Номер 1132.

— Спасибо, — коротко кивнул Грин.

— Не за что. Благодарить нужно почтальона, а не почтовый ящик.

— Теперь о ваших проблемах.

— Вы еще помните о них?

— Насколько мне известно, — поджал тонкие губы Грин, — я пока не сделал ничего такого, что оправдывало бы ваш сарказм.

— Извините. День сегодня какой-то… неудачный.

— Моих людей не было в назначенном месте.

— Она с ними?

— Да.

— Что могло случиться?

— То, чего мы в принципе опасались: они потратили слишком много времени на саму акцию, и противник успел перекрыть пути к отходу.

— У вас есть связь с ними?

— Да, но выходить на нее им запрещено.

— Вы этого тоже опасаетесь?

— Простите меня, сэр, за резкость, — Грин поправил очки, — но тот факт, что ваша мать является уроженкой Восточной Европы, вовсе не означает, что вам известны особенности оперативной деятельности в условиях этого региона.

— Слушайте, Грин, приберегите свою интеллигентность для заседания комитета начальников штабов, ладно?

— Я там не бываю, — Грин неожиданно улыбнулся. — Не приглашают.

— И правильно делают, — не принимая шутки, ответил Юджин. — Что вы хотели мне сказать?

— Что мы честно выполняем условия соглашения. Но как профессионал вы должны понимать: не все в нашей работе зависит только от нас.

— Короче!

— Это все.

— У ваших людей есть шансы выбраться оттуда?

— Пока люди живы, есть и шансы.

— Вы цитируете табличку на дверях операционной?

— Думаю, при входе в морг она была бы более неуместной.

— Приятный у вас юмор, мистер Грин.

— Я предпочитаю на эти темы не шутить.

— Когда у вас может быть новая информация?

Грин пожал плечами:

— Через минуту. Через год. Никогда. Это же русские, Вэл.

— Судя по тому, что у вас нет новостей, они еще живы?

— Очень надеюсь. Хотя и не исключаю другие варианты.

— Какие? — у Юджина вдруг сразу сел голос.

— Менее благоприятные.

— Им можно чем-нибудь помочь?

— Чем? — вскинул голову Грин. — Чем мы можем им помочь, сэр?! Высадить десант на балтийском побережье? Или, может, осуществить танковый прорыв в Польшу через ГДР?

— Если они живы, то приблизительно в каком районе находятся?

— Они направлялись в сторону Ростока, — отхлебывая остывший кофе, сказал Грин. — До цели не дошли. Их ждали в условленном месте больше четырех часов. Они, скорее всего, либо наткнулись на оцепление и повернули назад, либо… — он сделал неопределенный жест рукой.

— Они могли повернуть назад… — Юджин уже не спрашивал, а размышлял вслух.

— Тоже безрадостный вариант, — сухо отрезал Грин и с гримасой брезгливости отодвинул от себя фаянсовую чашку с изображением Белого дома.

— Почему?

— Потому что там километров на пятьдесят-шестьдесят — сплошные леса. И если их отрезали от западной границы, то вовсе не для того, чтобы дать возможность спокойно добраться до Гданьска или Лодзи и раствориться в большом городе. Их будут брать в лесу, оцепив его наглухо и прочесывая каждый сантиметр. Как это умеют делать только русские и немцы.

— А израильтяне?

— Чтобы научиться оцеплять лесные массивы, их надо иметь, — сухо произнес Грин.

— Логично, — пробормотал Юджин. — Какие инструкции получили ваши люди?

— Что вы имеете в виду?

— Ну, что они будут делать в экстремальной ситуации?

— Потрудитесь сформулировать свою мысль точнее.

— Я точен!

— Мне так не кажется.

— Где вы учились английскому, черт бы вас подрал?! — рявкнул Юджин, теряя терпение.

— В Калифорнийском университете, — спокойно ответил Грин, прямо глядя на собеседника.

— Что они станут делать, если их прижмут? Отстреливаться? Сдаваться? Взрывать на себе гранату? Что?