— У нас в запасе почти восемь часов!

Отто никак не мог понять, отчего Марианна так взволнована. Это было заметно со стороны.

— Ничего страшного, дядя Отто. — В ответ на его расспросы Марианна пыталась улыбнуться. — Просто в дороге я всегда очень устаю.

Ехавший с ними в купе майор воспользовался случаем, чтобы продемонстрировать свои познания в философии.

— Уход, дорогая моя, уход! Желание  у й т и  изначально присуще человеческой натуре. Мы все стремимся куда-то, а когда нам это наконец удается, рвемся обратно!

Марианна посмотрела на него, будто сквозь стекло. Попробовала взять себя в руки. Все равно исправить ничего нельзя.

«В конце концов, ничего пока не произошло», — в сотый раз уговаривала она себя, но тщетно.

От философии майор перешел к анекдотам — один пошлее другого. Промелькнуло имя Муссолини, и Марианна заставила себя улыбнуться.

Поезд пересек по мосту реку Асопос. Издалека уже доносился солоноватый запах моря.

— Где мы находимся? — спросил Отто.

— Подъезжаем к Айи-Теодори, — сообщил майор.

Седой капитан за все это время не произнес ни слова. Сквозь большие черные очки Марианна не могла разглядеть его глаз, как не могла бы с уверенностью сказать, спит он или бодрствует. Вид у него был скучающий, безучастный ко всему происходящему вокруг.

Когда поезд подошел к станции, Марианна опустила оконную раму и выглянула наружу. Из помещения телеграфа появились два эсэсовца и побежали вдоль поезда.

«Откуда им знать, в каком я вагоне», — успокаивала она себя.

— Где артисты едут? — спросил ее эсэсовец, пробегая мимо.

— Во-он в том вагоне! — указала она на последний вагон, вздохнув с облегчением.

Значит, не за ней. Эсэсовцам, наверно, хочется, чтобы артисты дали им представление. Марианна уже хотела отойти от окна, но тут ее внимание привлек Йоганн, однорукий, игравший на губной гармошке; он двигался от своего вагона вдоль состава, а оба эсэсовца с Чахоточным направлялись к телеграфу.

Марианна стала соображать, как бы уговорить Отто пойти в последние вагоны, вдруг удастся узнать, зачем их вызывали.

— Может, зайдем к артистам, попросим их спеть…

— Поезд здесь стоит недолго, скоро тронемся, — возразил Отто. — Ведь в последние вагоны на ходу нельзя пройти.

— Но можно побыть у них до следующей станции! — настаивала девушка.

— Идея неплохая, — поддержал ее майор.

— Ступайте, — разрешил им Отто. — Я стал тяжел на подъем, могу часами сидеть на одном месте.

— Завидую вам! — отозвался майор. От него так и разило туалетным мылом.

— И я с вами, — вдруг выйдя из летаргии, промолвил седой капитан.

— Мы берем на себя приятную миссию сопровождать барышню!

— А я, пожалуй, без вас немножко вздремну… — заметил Отто. — Дорога утомляет.

Все трое заспешили к выходу, чтобы успеть перейти к артистам до того, как тронется поезд. К последним вагонам они подошли одновременно с Йоганном.

— Вы не приютите нас у себя до следующей станции?

— Отчего же, пожалуйста.

— И сыграете нам что-нибудь? — Марианна изо всех сил изображала интерес.

— Отчего же, пожалуйста, — повторил Йоганн. Тон его стал резче.

И тут Марианна увидела в единственной руке Йоганна мешочек с апельсинами! И апельсины были недозрелые. Местные жители хорошо знали пристрастие немцев к незрелым цитрусовым как панацее от всех болезней и на каждой станции выносили к поезду мешочки с фруктами, продавая их за несколько марок или выменивая на солдатский хлеб.

Марианна растерялась. Вспомнила пароль: «Некоторые едят апельсины недозрелыми». Неужели однорукий и есть связник?

Из предпоследнего вагона доносились песни. Марианна со своими спутниками заспешила туда, но однорукий остановил их.

— Пойдем лучше в другой вагон, — предложил он, указывая на последний, бывший почтовый. — Там просторнее.

Белокурая аккордеонистка и еще одна очень юная немка не знали, куда посадить нежданных гостей. Вагон был специально переоборудован для артистов — здесь был своего рода клуб, служивший также столовой.

Треть вагона занимали большие сундуки с костюмами и реквизитом. На остальном пространстве размещался стол с двумя скамейками. В углу на привинченном к полу железном столике стояла газовая плитка.

Играл патефон, крутилась пластинка со старыми мелодиями в исполнении Зары Леандер.

— Артистическая атмосфера! — прокомментировал майор.

— Да… К тому же здесь тепло…

Пока они рассаживались, подошли еще несколько человек из труппы, узнав о визитерах.

— А не влетит нам от импресарио? — забеспокоилась блондинка.

— Что делать, раз гости пришли? — отозвался один из артистов.

— Но ведь он разрешает заходить сюда только на время еды.

— Это случай особый… — Йоганн взглянул на Марианну.

В голосе однорукого ей почудилась насмешка.

Патефон остановили, и Йоганн заиграл на губной гармошке. Играл он превосходно, хотя и держал гармошку одной рукой, от этого Марианна ощутила какую-то неловкость, наблюдая за ним. Между тем аккордеонистка поведала ей на ухо, что в свое время Йоганн был замечательным пианистом, ему пророчили большое будущее, но вот лишился руки в первые дни вторжения во Францию и докатился до этой труппы.

Время шло, а поезд все еще стоял. Артисты стали рассказывать о гастролях в тылу. В тех сундуках, объясняли они, народные костюмы всех областей Германии. Солдатам приятно вспоминать родные места.

— Только почему-то сундуки на каждой станции становятся все тяжелее! — хохотнула аккордеонистка.

— Глупости! — оборвал блондинку Йоганн и переменил тему разговора.

Неожиданно вагон качнуло — поезд тронулся.

— Где импресарио? Он отстанет! — испугалась блондинка.

Они вышли на площадку, и Марианна увидела, как Герман на ходу вскочил на подножку вагона, где остался Отто. «Что ему понадобилось в нашем вагоне?» — с недоумением подумала она.

А вдруг именно за, этим его и вызывали эсэсовцы? Чтобы сообщить о ней? Кто он — связной или враг?

— Видали? — сказал Йоганн. — В наш вагон он уже не успевал.

Это объяснение было так необходимо Марианне, чтобы успокоиться. Она вспомнила слова блондинки: «Почему-то сундуки на каждой станции становятся все тяжелее». Что это значит? И чего в конечном счете добиваются она и ее товарищи? Во все подробности ее никогда не посвящали. Неужели немцам удалось завладеть ценностями?.. А если и так, то могут ли они быть спрятаны в этих сундуках, вокруг которых вертится столько людей — любой может в них залезть. Правда, лучший тайник тот, что у всех на виду. Может, немцы именно на это рассчитывают?

Сундуков было шесть. Все одинаковые, выкрашенные в темно-серый цвет, что делало их похожими на ящики с боеприпасами. Рассматривая сундуки, Марианна вдруг почувствовала на себе взгляд Йоганна.

— Зачем вызывали Германа? Насчет представления? — полюбопытствовала аккордеонистка.

— Нет… Говорят, мы забыли несколько костюмов после спектакля, — ответил Йоганн, продолжая глядеть на Марианну.

— Но мы ничего не забывали! — запротестовала аккордеонистка. — За костюмы я отвечаю!

— В таком случае я тебе не завидую! — со смехом заметила вторая немка.

Тем временем Йоганн подошел к столу и высыпал из мешочка апельсины.

— Угощайтесь!.. В недозрелых больше витаминов. — Он произнес эту фразу ровным голосом, ни на кого не глядя.

Марианна потянулась за апельсином, но рука ее застыла в воздухе. Пароль это или нет? Он должен был сказать, что некоторые едят апельсины недозрелыми. Она взяла один и потерла кожуру, наслаждаясь ароматом. На Йоганна даже не взглянула. Вдруг ловушка? Телефонный разговор на вокзале могли подслушать. С другой стороны, фраза подходит к случаю, возможно совпадение… А если Йоганн купил апельсины специально, чтобы иметь предлог произнести пароль? Все взвесив, Марианна решила пока помолчать. Отколупнула ногтем кожуру и снова стала вдыхать аромат.