Он знал, что для пего нет спасения, так как ему придется искупить не только свою вину, но и вину паши.

Жизнь всех турок находится в руках султана, но когда какой-нибудь высший сановник заслуживает смерти, то существует такой обычай, что султан посылает провинившемуся красный шнурок, а получивший такой подарок должен сейчас же лишить себя жизни.

Единственное лицо, которое могло не бояться такого подарка, был Шейх-уль-Ислам, так как, будучи главой магометанской церкви, он был неприкосновенен, как и султан, и не раз султаны вынуждены были склоняться перед властью Шейха-уль-Ислама.

Всякая другая вина могла бы быть прощена, но для турецких султанов нет ничего ужаснее мысли о том, что их наследники составляют заговоры. Причина этого постоянного страха, жертвой которого становится множество людей, состоит в том, что в Турции после смерти султана вступает на трон не его старший сын, а старший принц всего семейства, который может приходиться братом или дядей, или даже племянником султана. Этот основной закон турецкого престолонаследия постоянно служит причиной множества беспорядков и никогда не дает султану истинного спокойствия и, конечно, не способствует наслаждению жизнью наследников турецкого престола. Мы увидим со временем, какие ужасные последствия имеет этот закон.

Халиль служил посредником в отношениях принцев с высшими сановниками, и никогда такие люди не могли надеяться на снисхождение. Очень часто не щадили даже самих принцев, а приносили их в жертву боязни султана потерять престол. Доказательством жестокости турецких нравов может служить известное постановление о престолонаследии, что только принцессы, дочери принцев, могут оставаться в живых, сыновья же должны быть убиты при рождении. Следствием этого обычая было то, что сыновья принцев воспитывались тайно, чтобы спасти им жизнь. После этого становится совершенно понятным, почему Саладин, сын принца Мурада, наследника султана Абдула-Азиса, вынужден был скрываться. Точно так же боялся и Абдул-Азис, что его собственный сын Юссуф-Изеддин, в свою очередь, будет предметом преследований.

Султан Абдул-Азис вступил на престол 25 июня 1861 года после смерти брата своего Абдула-Меджида.

Оба были сыновьями султана Махмуда II.

Абдул-Меджид оставил после себя шесть сыновей и восемь дочерей. Старшим в семействе, кому должен был перейти трон после Абдула-Азиса, был его племянник Магомет-Мурад, родившийся 21 сентября 1840 года, после него следовал его брат Абдул-Гамид.

Исполняя последнее желание своего умершего брата, Абдул-Азис не принял никаких строгих мер против своих наследников, сыновей умершего, как это делали другие султаны, но все-таки он не был совершенно спокоен и постоянно боялся, что его наследники вынашивают какие-нибудь тайные планы.

Это короткое отступление было необходимо нам для пояснения дальнейших обстоятельств и интриг. Поэтому становится ясным желание султана овладеть известной нам депешей. Даже если бы она не содержала ничего против султана, то и тогда было достаточно одного того обстоятельства, что она послана к принцам, чтобы тог, кто передал ее, заплатил бы за это жизнью.

Султан приказал, чтобы Халиль как изменник был публично казнен рукой палача во втором внутреннем дворе сераля.

Этот большой двор, в котором, как и в первом, стоят на часах капиджи, представляет собой большой четырехугольник, вокруг которого тянутся густые аллеи для прогулок, а по их обеим сторонам бьют фонтаны. На левой стороне расположено здание, в котором находится сокровищница султана, направо размещаются квартиры служащих и дворцовое управление.

На левой же стороне стоит старый колодец, окруженный плитами, у которого прежде обычно происходило обезглавливание турецких сановников, приговоренных к смертной казни.

Вечером на другой день после ареста Халиля, перед заходом солнца, весь двор был заполнен разными служащими при турецком дворе, и эта толпа была так велика, что занимала весь двор, каждая из сторон которого была триста шагов, так что для визирей и их свиты едва могли очистить место.

По приказанию султана все должны были присутствовать при казни изменника.

Когда солнце уже зашло за горизонт, но еще весь Константинополь был залит его яркими отблесками, точно заревом пожара, когда с высоких, стройных минаретов муэдзины призывали правоверных к вечерней молитве, когда по улицам снова началось движение, прекращавшееся на время жары, тогда Халиль в сопровождении нескольких дервишей и караульных был приведен во внутренний двор.

Войдя во двор и увидя ожидавшую его толпу, он почти совсем лишился чувств от ужаса и слабости. Тогда с него сняли цепи, чтобы ему было легче идти, но он лежал, как убитый. Лицо его было страшно бледно, казалось, что смертный приговор убил его нравственно.

Ни малейшего сострадания не возбуждал к себе Халиль из-за своей трусости. Вид эшафота отнял всю силу духа у приговоренного.

Стоявшие вокруг чиновники с равнодушным видом смотрели на приготовления к казни человека, который наказывался за измену, думая только о том, как бы самим не попасться, так как многие из них были нисколько не менее виновны в измене, чем Халиль-бей. Они называли Халиля ослом за то, что он позволил себя поймать, тогда как прежде восхищались и завидовали его быстрому повышению.

В числе зрителей находились и три наших героя: Сади, Зора и Гассан.

Молодые люди стояли недалеко от места казни на почетном месте, и глаза всех с любопытством устремлялись на них.

Всем уже было известно, что сам султан лично дал им повышение, милость, которой удостаивались только избранные.

Другие офицеры с завистью смотрели на них. Даже палач глядел на них, он видел падение не одного любимца, кончавшего жизнь на эшафоте. Вот почему он думал о том, скоро ли придет черед и этим новым любимцам! Палач вечно думает только о конце, и нигде этот конец не бывает так близок, как в Турции.

Палач Будимир, человек уже пожилой, был по происхождению черкес, по с юности жил в Константинополе, где прежде был помощником палача.

Теперь уже сам Будимир состарился, но это был все еще сильный и высокий старик солидной наружности, черкесский костюм которого был каким-то театральным.

Его лицо, украшенное седой длинной бородой, было внушительным, как будто он гордился важностью своего поста. Его все боялись и говорили, что в старом черкесе нет ни капли чувства жалости. Обе щеки и шея палача были покрыты страшными рубцами.

Между тем Халиль был подведен к эшафоту и передан в руки палача.

Едва палач хотел положить свою жертву, как Халиль лишился чувств и, несмотря на все усилия палача, не приходил в себя.

В воздухе мелькнул топор, раздался глухой удар, и голова Халиля покатилась…

Приговор был приведен в исполнение, и толпа разошлась, довольная увиденным зрелищем, и уже совершенно забыв о Халиле…

На следующую ночь Мустафа-паша оставил Константинополь, чтобы отправиться в изгнание.

К числу самых прелестных мест живописных берегов Босфора принадлежит, без сомнения, та часть азиатского берега, на которой стоит дворец Беглербег, называвшийся прежде Хризохером.

Здесь находилась летняя резиденция султана Абдула-Азиса, это был его любимый дворец, доступ в который для европейцев был чрезвычайно затруднителен.

Этот дворец стоит на самом берегу, и его белый блестящий фасад виден издалека. Он самый большой из всех дворцов султана, и еще недавно к нему была сделана огромная пристройка, так что стоимость этого дворца достигала неслыханной суммы.

В нижнем этаже дворца, в который надо пройти через обнесенный стеною двор, живет прислуга и все служащие дворца.

Поднявшись по мраморной, покрытой ковром лестнице на следующий этаж, поражаешься ослепительной восточной роскоши, которая окружает вас.

Лестница освещается через купол, состоящий из красных стекол, распространяющих чрезвычайно приятный свет, перила на лестнице золотые, и вся лестница увита тропическими растениями.