Или это он сам шепчет сожженными, потрескавшимися губами?

Холод!

А где же тот ласковый и убаюкивающий огонь?

Одуряющий запах  лесной травы и весенних цветов забирается в ноздри.  Пахнет не полынью, как на том далеком и давно почти забытом пустыре. Не лопухами, не лебедой и не крапивой. А именно цветами и лесной травой.

Сквозь грохот водопада пробился глухой, едва слышный топот лошадиных копыт. Вломился в сознание, разодрал его на части, на куски.

Стиснул зубы,  с трудом сдерживая стон, и, думая лишь о том, чтобы снова не потерять сознание, не грохнуться в обморок. Хотя почему, грохнуться? Уж это ему, во всяком случае, не грозит. Грохнуться, валяясь на земле, не возможно. Нонсенс, уважаемые господа. Толян непременно бы развеселился.

Размеренно стучат лошадиные копыта. Идут неторопливым шагом. Трудно разобрать на слух, сколько их. Но никак не меньше пяти.

Встать?

Говорят, в таком состоянии люди не чувствуют тела. Наглая и беспардонная ложь. Его тело, до самой крохотной косточки налито свинцом. В землю вросло. Руки не поднять. И ногой не дрыгнуть.

Бред!

Или.… А если не бред, тогда что?

Иначе откуда здесь взяться водопаду? И цветам? И зеленой траве?

Тот огонь, который бушевал недавно вокруг них, должен был спалить здесь все на десятки верст вокруг вместе со всем, что шевелится. Без преувеличения и излишней скромности. Дело было сделано на совесть и от всей души. Правда, к слову сказать, и без большого ума.   Ум, где-то по дороге отстал. Или свернул незаметно в сторону. А может, рванул обратно, испугавшись неприятностей и ответственности перед будущими поколениями.

Да, что, верно, то верно. Не всякая смерть начало.…

 Еще бы знать, чего!

Топот затих.

 Разговаривают.

Слова вязнут в ушах. Сливаются в низкий болезненный гул.

«Возьмут без усилий! Если пришли за ним. – Мелькнула ленивая мысль.- Муху с лица не спугнуть. Труп! К тому же совершенно дохлый. Пырнут, не сходя с коня, копьем под ребро и со святыми упокой Станислав Волков, или как тебя теперь. Если таковые здесь есть.  В смысле святые».

Стоят. Разглядывают. Прикидывают, как половчее  врезать. А по горлу ножичком лень? С коня сползать надо.

 Лошади всхрапывают, железом звенят.

-Экий волчара! Князю в хоромы  аккурат на полстены. – Уловил еле слышный голос.

Хорошо башкой вмазался. Стоят рядом, а голос словно сотни метров пролетел.

Волчара – это о нем. И как только разглядели. И при чем здесь стена? И он? Или Старый рядом? С него то какая шкура? Разве что волчовка под порог вместо половичка?

Тонут слова в грохоте  водопада.

-Не ободрать. Закоченел уже. Как и тот первый.

Все точно. О нем говорят. Но почему окоченел? Я же живой? Можно сказать, совсем теплый.

-Матерый волчище. – Все тот же восхищенный голос. – В самом соку. Я таких зверюг и не видел прежде. Но ты прав. Шкуру не снять.

Холодом несет.

Дурдом! Водопад же рядом. Не чем подумать?

-А волк то домашний. Слепой. Повязка на глазах. У хозяйского очага грелся.

Все-таки о нем речь ведут. Наверное, кувыркнулся невзначай, когда крыша от жары слетела. И выбросила его, да и Лобастого за кампанию, Забытая дорога, как мусор.

Жаль будет людей разочаровывать. А придется. Или, ну их? Пусть едут, как ехали, не ведая ни горя, не заботы?

В ушах снова загрохотал водопад, а в висках гулко забилась кровь. И тело содрогнулось в судорогах.

-Живучая зверюга! Зубами за жизнь цепляется. Эвон, как его ломает. А ты говоришь, окоченел. Добей, чтобы не мучился. – Сочувственно посоветовал другой голос.

Надо же! Всегда терпеть не мог жалости. А сейчас, когда для жалости хватило бы вполне придорожного камня, тем более. К тому же тело уродует судорога. И, что характерно, без его согласия. Не иначе заскучало в волчьей шкуре. Другого времени не нашлось, чтобы имидж поменять. Хотя  и могло бы еще чуточку потерпеть.

-Бог мой, что это? – В голосе и удивление, и отвращение, и ужас одновременно.

Кони бьются в страхе и с не слушаются поводьев.

-Бей, бей скорее! Пока не поздно. Волколак!

Рядом с шеей в землю воткнулось копье, оцарапав кожу.

Точно. Самое время перекинуться. Другого не нашлось.

Чавкнуло еще одно копье.

На его счастье бьют не с руки. Близко подойти не рискуют. И кони беснуются.

-Да, уходите же вы черти! – Хотел крикнуть им, но из горла вырвался только волчий рык.

И сразу же эхом вернулся обратно.

Или это водопад?

Разучился! Давно не практиковался.

Уже не рык. Протяжный  волчий вой!

Из высокой травы вылетело стремительное волчье тело.

Всего миг подарил ему Лобастый! Но какой! За это миг водкой люди до самой смерти поят.

Выгнулся, выломился дугой. Оттолкнулся спиной от земли и прыгнул на ноги.  В руках сверкнули мечи.

Мечутся в панике кони, бьются, раздирая в кровь, в клочья, губы удилами.

-Ребята, мне не нужна ваша кровь.

Губы словно чужие. Язык с трудом ворочается во рту.

-Старый!

Волк недовольно заворчал и сел рядом.

Стас шагнул вперед. Вместо мечей уже только сияющие голубоватые всполохи.

К телу возвращалась прежняя сила и ловкость.

 Глаза не видят даже того, что видели прежде. Едва различимые мутные тени. Но ему для боя вполне достаточно и этого.

-Ребята, давайте сделаем так. Я не видел вас, вы не видели меня. И разойдемся красиво. Иначе я буду переживать. А может, и нет. А вы уж точно пожалеете, когда переживать не чем будет.

Опомнились. Численное превосходство вернуло им уверенность. Сколько их? Десяток? Или больше? Но кони, как это не странно, мешают. Не позволяют незаметно зайти за спину. Ну, так ведь можно, скрываясь за чужой спиной бросить в него нож. Еще шаг…

Не утерпели.

Психическая атака не сработала. Красиво разойтись не удалось.

Мечи прервали свой танец, и брошенный нож запрыгал на кончиках их лезвий. Завис в воздухе и, отброшенный мягким ударом, отлетел в сторону.

-Для самых умных повторяю еще раз – я не нужен вам, а вы без надобности мне. Это последнее, что я могу для вас сделать. Но еще слово, и будет поздно.

Лобастый стоит рядом, широко расставив ноги и оскалив острые смертельные клыки. В желтых холодных глазах застыла сама смерть. И понятно. Старик отдыхал, нежился на травке.… Красивые сны видел. Кому бы такое понравилось?

Взвилась на дыбы лошадь, заплясала на месте и длинным прыжком рванулась вперед.

Ну и зря! Как людей просил.

Качнулся в сторону и ахнул мечом плашмя по железной шапке. Не убивать же дурака! Ошалели, увидев невидаль.

Вместо слов изо рта рвется волчий грозный рык.

Время остановилось.

Медленно, медленно поднимается на дыбы еще один конь. Тянет повод другой. Грохочут мечи, сминая стальные шапки. Кто-то сбоку тянется к нему, пытаясь достать его кончиком копья.

Отмахнулся, как от назойливой мухи. Не очень удачно. Подвела торопливость. Меч полыхнул холодным светом и, не успев перевернуться пластью, развалил череп пополам.

На лицо раздвоение личности. Или на лице? Жаль, что времени нет, чтобы задуматься над сложным лингвистическим вопросом.

Водопад гремит, мешая сосредоточиться над понравившейся мыслью. Кровь со стуком пульсирует в висках. Или меч стучит о железные головы этих недотеп?

Лобастый под ногами путается, всю скотину распугал.

Сыплются из седел железные истуканы на землю.

Пробежал по конским спинам, как по болотным кочкам. А конь только оторвал передние ноги от земли.

Опустил мечи. Со вздохом взглянул на распростертые на земле тела в изуродованных доспехах, грязными пятнами, утонувшие в зеленой траве.

Долго еще не переведутся дураки на свете.

Одно успокаивает. Если и зашиблись, то не до смерти. Отлежатся. Переломанные кости не в счет. Умные люди говорят, что их в человеческом организме больше двухсот штук. Одну – другую поломать, никто и не заметит.

Вот тому, с раздвоением личности, похуже. Воссоединиться практически не удастся. Так сам виноват. Кто просил с железякой в рыло лезть? Пусть спасибо скажут, что Лобастый в драку не успел вмешаться. Его зубы в гуманизме не уха, не рыла. Обиделся старик. Хотя я то тут при чем? Мог бы и поспешить. Сам виноват. Однозначно.