– А были причины?

– Да никаких. Ну да, десять человек провалились в подвал с горячей водой. Правда, откуда там взялась горячая вода? Но мало ли. В таком-то городе. А он орал о том, что во всем дьявол виноват.

Джекоб посмотрел на солдата. Это был худой чернявый парень, на котором обмундирование смотрелось как-то нелепо.

– Что, брат, ты думаешь, все тут от нечистого?

Парень посмотрел на Джекоба – и глаза его стали совсем дикими.

– И ты знаешься с нечистым!

Джекоб махнул рукой и пошел прочь.

Вернувшись в свою комнату, он обнаружил там Риккардо и Ваську, сидевшую в одной майке, с мокрыми волосами. Латинос что-то ей увлеченно рассказывал. Излагал он на испанском, энергично размахивая руками. Девица ухмылялась.

– Я ее в душ проводил, – доложил латинос.

– Ты что, знаешь испанский? – спросил Джекоб девицу.

– Откуда? Но анекдот про мужика, который голый спрятался от мужа в шкафу и вылез с криком «Я моль!» я и на русском слышала. А этот… Риккардо душевно рассказывает.

…До конца неосознанная мысль, всплывшая в голове Джекоба, пропала. Нет, в самом деле, ну не могла эта девица сотворить подобную диверсию! Уж скорее можно было бы поверить, что анархо-фашисты имели в своем доме крылатые ракеты с ядерными боеголовками. Но даже если такое предположить – трудно представить столь крутого террориста, который после выполнения ТАКОГО задания будет сидеть в расхристанном виде и слушать болтовню разгильдяя-солдата. Чушь. Собственно, такая нелепая мысль мелькнула у Джекоба лишь потому, что девица снова лениво тыкала пальцем в клавиши ноутбука.

– Что ты там смотришь?

– Ваську. Красивая картинка у тебя. Прямо хеви-метал.

– Не понял.

– Ну, Васильевский остров.

Журналист глянул в монитор. Да, этот снимок подарил ему кто-то из русскоязычных знакомых, узнав, что он собирается в Питер. Вроде как талисман. На фотографии был изображен сфинкс – египетское чудовище, занесенное на набережную Невы. Снимок и в самом деле смотрелся сильно – каменное изваяние сидело, упираясь головой в красное закатное небо, по которому неслись клочья черно-синих облаков. От фотографии веяло непонятной угрозой.

– Красиво. Но как-то мрачновато… – оценил Риккардо, глянув в свою очередь на фотку.

– А вы думали! А уж если они разозлятся…

Как это ни странно, невиданное ЧП с компьютерами не произвело какого-то особого шума. Паника улеглась, технику кое-как восстановили. Не всю, правда, да и работала электроника теперь весьма своеобразно… Но военные инженеры все-таки обнаружили причину – какой-то технический сбой. Никто из их туманных пояснений на наукобезобразном языке, напичканном разными техническими терминами, ничего не понял. Поняли только, что вероятность такого сбоя была одна на миллион. Уникальное сочетание разных обстоятельств. Но ведь десять в минус шестой – это все-таки не ноль. Шансов выиграть главный приз в лотерее только чуть больше. Но кто-то ведь выигрывает! Ну, а тут не выиграли, а проиграли. Вот и все дела.

Что же касается журналистских ноутбуков, то от этого просто отмахнулись. Мол, армия не отвечает за то, что творится в ваших компьютерах. Особенно все потешались над Речел, которую откровенно недолюбливали. Водки машине пожалела! Как это часто бывает, за смехом все и проехали.

Что касается Васьки, то неожиданно для себя Джекоб не захотел с ней расставаться. Понравилась ему эта странная девица. Поэтому журналист пристроил ее в качестве консультанта – поскольку сотрудничество с местными жителями всячески приветствовалось, вопросов никто не задавал. Тем более что подружки из местных, тоже как-либо оформленные на службе, имелись у многих. Начальство против этого не возражало. Риккардо переворошил вещевой склад и отыскал маленький комплект формы, в которой девица смотрелась вполне пристойно.

Без особой цели Тони брел по улицам Петербурга. Он находился в увольнении. Впрочем, дисциплина в корпусе разболталась – и четкой разницы между увольнением и самоходом не было. Почему-то вместо того, чтобы квасить пиво с сослуживцами, Тони потянуло пошататься по улицам. Благо район Владимирского проспекта, где располагалась его часть, считался практически безопасным.

Его завораживал этот город, где улицы были похожи на горные ущелья. Казалось бы, большинство домов стояли пустыми. Но Тони не зря вырос на природе – он чувствовал, что там, за этими стенами, что-то происходит. Там была какая-то своя жизнь, которой он не понимал. И недоброй была эта жизнь. Тони чувствовал исходившую от города скрытую враждебность. Пока скрытую.

На площади, носившей невыговариваемое название «Владимирская», возле огромной красивой церкви шло торжище. Стояло несколько телег, запряженных лошадьми, с них торговали сельскохозяйственными продуктами. Точнее, не совсем торговали. С приходом американцев пришли и доллары. Но целый год в Петербурге господствовал натуральный обмен. Люди к нему привыкли и не спешили возвращаться к обычным товарно-денежным отношениям.

Тут же толпились люди, предлагавшие пластиковые бутылки с самогоном, а также консервы и прочую армейскую еду – из той, которые раздавали представители миротворческих сил. Множество людей держали в руках разнообразные побрякушки – большие и малые. Какие-то подсвечники, украшения и прочее. При виде американского солдата именно эти, последние, толпой бросились к нему и стали наперебой предлагать свой товар. Русского Тони, понятное дело, не понимал, но иногда проскакивали и безбожно исковерканные слова «absolutely cheaply[18]». Но вот чем не страдал Тони, так это страстью к сбору трофеев. Он вообще был равнодушен к вещам. Тем более что к нему уже пару раз приближались какие-то деятели и шепотом на неплохом английском предлагали продать патроны. Судя по уверенности, с которой они действовали, многие солдаты промышляли этим бизнесом. Скоро винтовки начнем продавать, мелькнуло в голове у Тони.

Все эти дела его не интересовали. Поэтому он протиснулся сквозь толпу и двинулся вдаль по улице, в начале которой восседал на постаменте какой-то бородатый тип.

Улица была вымощена камнем, кое-где торчали обломки скамеек. Видимо, раньше ее делали с некоторой претензией. Теперь вся эта претензия смотрелась весьма ободранно. Но район был людным. Окрестные дома носили признаки обитания, из многих окон торчали трубы самодельных печек. Да и люди то и дело сновали туда-сюда.

Тони наугад свернул в переулок и обнаружил там непорядок. Человек пять парней лет по четырнадцать-пятнадцать напали на прижавшегося к стенке пожилого человека. Тот, даром что на вид был типичный ботаник, да еще и в очках, – все же довольно удачно не давал им приблизиться. Но, конечно же, участь его была решена, если бы Тони не ринулся на помощь.

Солдата чуть ли не с первого дня, когда он подписал контракт на службу в Петербурге, навязчиво воспитывали в том ключе, что он должен поддерживать порядок и защищать мирных жителей от хулиганов и прочих панков[19]. Но главное, честно говоря, было в другом. Парни были одеты пусть и в видевшее виды старье, но все-таки в их прикидах угадывался стиль американских рэпперов. Тони терпеть не мог эту категорию двуногих. Хотя бы потому, что, как и большинство белых жителей Техаса, он в душе не мог согласиться, что чернокожий равен белому, – и это его убеждение не могла вытравить никакая проповедь политкорректности. Но если негров он просто недолюбливал и первым их никогда не трогал, то белых, которые подражали приколам черномазых, просто ненавидел. Рэпперов он бил всюду, где встречал. Поэтому и не стал, как следовало бы по инструкции, стрелять в воздух и кричать, чтобы разошлись, а молча бросился в атаку. Одного вырубил ударом приклада, второго, успевшего обернуться, достал ногой ботинка в живот. Остальные, увидев атакующего амбала, да еще одетого в военную форму и вооруженного, кинулись бежать – но Тони успел залепить прикладом еще одному меж лопаток. Тот заорал и впечатался мордой в асфальт. Потом, правда, встал на четвереньки да так и двинулся прочь, хныча и вытирая кровавые сопли.