Глаза Алекса находят мои, так близко находясь рядом, я понимаю, что никогда не смогу забыть этот взгляд.

– Это самая неправильная вещь, которую я когда-либо делал, – шепчет Алекс мне в губы. Он обхватывает меня за талию и медленно отодвигает от себя, кладя меня на кровать. – Но я еще никогда не чувствовал себя так чертовски хорошо.

Он медленно целует меня, словно пытается запомнить этот момент. Его руки осторожно путешествуют по моему телу, отчего я не могу сдержать стон. Алекс перекатывается на спину, увлекая меня за собой. Я оказываюсь сверху.

В голове мелькает мысль, что это мой шанс схватить оружие, но что-то останавливает меня. Меня слишком сильно тянет к Алексу, я недоумеваю, как могла подумать, что он хотел навредить мне. Мне становится сложно контролировать себя, поэтому я позволяю телу владеть моментом.

Моя рука скользит по его груди, шее, волосам. Я нащупываю нож, спрятанный между стеной и кроватью. Медленно вытаскиваю его, прерываю наш поцелуй и приставляю нож к горлу Безлицего.

– Ева?

Глубокие глаза Алекса округляются, серьги в ухе покачиваются, когда он чуть отстраняется от меня.

– Что ты?..

– Ты пытался изуродовать меня?

– О чем ты говоришь?

Безлицый кажется удивленным. Если бы я не знала наверняка, то подумала бы, что Алекс не знает о сегодняшнем сюрпризе.

Подождите.

Я ведь не уверена в его виновности.

Пока сомнения борются в голове, Алекс не упускает момента. Он толкает меня, но не настолько сильно, чтобы причинить боль, но достаточно, чтобы я выронила нож.

– Идиотка, – ругаю себя.

Мы меняемся положениями. Алекс оказывается сверху, он поднимает нож и кидает его в стену. Я слышу, как лезвие разрезает воздух, а затем протыкает деревянную поверхность.

– Меры предосторожности.

– Боишься, что я могу тебя убить? – из моего голоса сочится яд.

– Нет, боюсь, что ты сама можешь себе навредить, – Алекс оставляет мой выпад без внимания.

Я дергаюсь под весом его тела, но это оказывается бесполезно. Выбраться не так уж легко. Алекс держит меня за запястья, вглядываясь в мои глаза.

– Не хочешь объясниться? Может, скажешь, зачем пыталась убить меня?

Страсть, которая мгновение назад была между нами, испарилась. Я вспоминаю, как не желала останавливаться, почти забыла о ноже и жаждала продолжить целовать Безлицего. Алекс выглядит недоуменным. Притворяется?

– Может, скажешь, зачем пытался изуродовать меня? – вопросом на вопрос отвечаю я.

Алекс тяжело вздыхает. Он кажется озадаченным, словно ему приходится объяснять ребенку, откуда берутся дети.

– Ева, я сейчас отпущу тебя, но только без глупостей.

В ответ я киваю. Во мне загорается надежда на то, что Алекс не имеет ничего общего с сегодняшним происшествием. Злость испаряется, я чувствую ужасную усталость. Алекс отпускает меня и отодвигается, в это время в голову приходит мысль, что у него может быть еще один нож, которым он мог бы воспользоваться.

– Не хочешь сказать, зачем приставила мне нож к горлу? – я чувствую на себе его грозный взгляд.

По странной причине хочется провалиться сквозь землю, только бы он больше не смотрел на меня так.

– Ты, правда, не понимаешь? – Алекс отрицательно качает головой. – Сегодня мне принесли подарок. Это была пудра, в ватном диске были осколки стекла, – я тяжело вздыхаю. Воспоминания врываются в голову. На глазах наворачиваются слезы. – Хлоя поранилась. Все ее лицо в рваных ранах.

– Почему ты думаешь, что это моя вина? – Безлицый недоуменно взирается на меня. Блеск в его глазах отражает все, что он чувствует. Предательство.

Внезапно я чувствую себя виноватой, будто я и есть тот самый предатель.

Мой голос пропадает. Я перехожу на шепот.

– Тревис сказал, что этот подарок для меня от моего клиента. Понимаешь? Ты – мой единственный клиент.

Алекс злобно качает головой.

– Я не делал этого. Но я думал, что ты достаточно умна, чтобы понять, я не желаю причинить тебе вред, – Алекс встает с кровати. В этот момент меня одолевает ужасное чувство одиночества. – Видимо я ошибался.

Алекс кидает на меня печальный взгляд.

Я не осмеливаюсь произнести ни слова. Слезы скатываются по щекам. Тело дрожит от рыданий. Мне кажется, что не смогу больше выдержать всего того, что происходит вокруг. Смерти, увечья, потери, боль и разочарования.

Вскакиваю с кровати, намереваясь убежать от Алекса. Не хочу, чтобы он видел меня такой уязвимой, когда я посмела засомневаться в нем. Но моим намерениям не суждено сбыться. Алекс встает у меня на пути. Прежде чем я успеваю сделать шаг, он хватает меня за талию и притягивает к себе, заключая в объятия.

Меня охватывает паника. Я начинаю колотить по его груди кулаками, всхлипывая от слез, но Алекс только сильнее прижимает меня к себе, шепча на ухо слова утешения.

В таком положении мы стоим еще очень и очень долго. До тех пор пока усталость не сбивает нас с ног, пока жалостливые всхлипы не сменяются равномерными вздохами и выдохами, пока в голове не появляется мысль: взгляд, которым меня наградила Хлоя, был таким же у Алекса, когда я приставила лезвие ножа к его шее.

Они посчитали меня предателем.

16

Грудь Алекса вздымается подо мной. Я не могу заснуть, но не желаю возвращаться в бункер. Солнце светит за окном так ярко, что невольно зажмуриваюсь.

Вдох.

Выдох.

Вдох.

Выдох.

Не могу пошевелиться, боясь разбудить Алекса. Во сне он кажется спокойным, уязвимым. Не тем Алексом, которым он предстает перед Безлицыми, а тем, кто проводит со мной ночи напролет, утешая или веселя меня. Настоящим Алексом.

Я кладу руку ему на грудь и начинаю пальцами водить по контуру его татуировки в виде креста. Никогда прежде не рассматривала ее так открыто. Линии строгие, прямые, крест выведен без каких-либо вычурных, воздушных завитков, а к низу он заострен. Я перестаю двигаться. Кресты разные бывают, я повидала немало различных размеров и форм этого атрибута, но что-то в этом изображении креста заставляет мое тело содрогнуться.

Посередине четко вырисовывается перевернутая к боку цифра восемь. Знак бесконечности.

Я замираю от осознания того, что прежде видела этот крест. Он кажется таким знакомым. Таким родным. Но понимаю, что видела его очень давно, ни кто из моих знакомых или друзей в Западной резервации никогда не носили кресты. А все, что я когда-либо видела до этого, вовсе не соответствует тому, что я вижу сейчас.

Алекс словно чувствует мой взгляд, его глаза медленно открываются. Я хочу отвести руку, но Алекс ловит ее прежде, чем успеваю что-либо сделать. Мои щеки пылают. Он начинает целовать костяшки моих пальцев.

– Какое приятное начало дня, – шепчет он.

– И какое ужасное будет продолжение, – говорю я, намекая на то, что скоро мне придется спуститься в бункер и оставить его.

– Как посмотреть.

Алекс притягивает меня к себе для поцелуя. Я скольжу руками по его гладкой коже, задерживаясь пальцами на татуировке. Воспоминания о вчерашней ночи обжигают щеки. Алекс прикусывает мою нижнюю губу, отчего из меня вырывается стон. Наши языки сплетаются, тело бросает в жар. Я впервые чувствую такой необузданный, беспричинный голод. Кажется, можно умереть, если внезапно оторваться от Алекса.

– Полегче, – шепчет он мне в губы, когда я взбираюсь на него, прижимаясь своей грудью к его.

В ответ я улыбаюсь.

Это идеальное время, когда хочется, чтобы все происходящее длилось вечность.

– Если мы продолжим в том же духе, то это плохо кончится, – ухмыляется Алекс.

Он гладит большим пальцем уголок моих губ. Наши глаза встречаются, и мысль в голове не дает покоя, что скоро все это закончится. Через три дня всему этому настанет конец.

– Может и так, – говорю я, пытаясь забыть о неизбежном исходе. – Но что мы теряем?

Спустя несколько страстных поцелуев и тридцати минут объятий, я все же покидаю комнату Алекса. Ноющая боль в груди и глупая улыбка на губах тут же испаряются, когда на лестнице натыкаюсь на Дмитрия. Его черные, как смоль волосы торчат в разные стороны, он выглядит уставшим, глаза налиты кровью, но когда Безлицый замечает меня, сразу же оживляется.