— Э, да мы с тобой земляки, — сказал тот. — Если твою мать зовут Ларисса, — значит она из Македонии, из города Лариссы. Наши хозяева не утруждают себя запоминанием наших настоящих имён. Вот и меня называют Публипор (Публипор на латинском языке означает: — «раб Публия»). А тебя как зовут?
— Мать дала мне имя Никифор! Она говорила, что это имя счастливое. Оно означает по — гречески «несущий победу», — грустно сказал мальчик. — За что же ты попал сюда, Публипор?
— Долго рассказывать, — ответил прикованный, стараясь размять затекшие ноги. — А, впрочем, ночь велика и спать всё равно не придётся. Слушай же и запоминай…
* * *
— Ты, наверное, догадался, что я был гладиатором. Но сюда, в городскую тюрьму, меня поместили не за то, что я бежал из школы, где нас обучали приёмам боя. 3а бегство меня бы, вероятно, просто заключили в карцер при школе и наказали плетьми. А теперь меня ждёт мучительная казнь на кресте. Ты, конечно, слышал о великой войне, которую подняли несколько лет назад рабы Италии за своё освобождение. Вождём её был фракиец — гладиатор Спартак. Я был участником этой священной борьбы.
В Капуе, в школе Лентулла Батиата, того самого, который задержал меня сегодня, я встретился со Спартаком. Вид фракийца сразу же поразил меня. Огромного роста и могучего телосложения, он высоко нёс свою гордую голову. Несчастья не сломили его. Юношей, захваченный римлянами в плен в родной Фракии, он благодаря своему уму и храбрости добился свободы. Римляне заставили его воевать на их стороне. Здесь он обучился военному делу. Но Спартак не желал помогать римлянам завоёвывать мирные соседние народы. Он бежал из римской армии. Соединившись с отрядом таких же, как и он, беглецов, он жёг виллы богачей, захватывал товары и деньги римских купцов. Его схватили, и он снова был продан в рабство. На этот раз его сделали гладиатором. Но и здесь, обречённый на неизбежную смерть, Спартак не смирился.
Многие из нас, впав в отчаяние, старались продлить свою жалкую жизнь, всеми способами добиваясь побед в амфитеатре и одобрения публики. Ведь жизнь гладиатора такова, что спасти себя можно только убивая товарища. Спартак убеждал нас, что таким способом можно сохранить свою жизнь сегодня, завтра… Но неизбежно наступит день, когда любой, даже самый искусный, гладиатор должен будет обагрить своей кровью песок арены. «Чем рисковать жизнью в амфитеатре, лучше пойти даже на крайний риск ради свободы», — убеждал он нас. Его речи привлекали к нему многих. Нас было двести человек, решившихся бороться за свою свободу. Самым надёжным он доверил свой план. Но и среди них оказался предатель. Времени терять было нельзя. Захватив на кухне, где нам варили пищу, кухонные ножи и вертела — длинные металлические прутья, на которых жарили мясо, мы бросились к дверям. Охрана была опрокинута, но только 74 человека сумели вырваться из гладиаторской казармы. Однако в городе оставаться было невозможно. На дороге нам удалось захватить несколько телег, вёзших в школу гладиаторское оружие. Те, кому его не хватило, вооружились дубинами и кинжалами, отобранными у встречных путников. Спартак вёл нас на Везувий.
Говорят, что когда — то очень давно эта гора извергала лаву и пламя. Теперь никто этому не верит. Её мирные склоны покрыты рощами и виноградниками. Но самая вершина пустынна и окружена Неприступными скалами. С давних пор здесь находили себе убежище беглецы, преследуемые римским законом. Сюда и привёл Спартак свой маленький отряд. Среди гладиаторов было несколько греков и фракийцев соплеменников Спартака. Были и италики, те которые восставали против римлян и после поражения попали к ним в плен; были и жители севера — галлы, и германцы, прикрывавшие своё тело шкурами диких животных.
Весть о нашем бегстве распространилась по окрестностям. Уже в первые дни к нам стали сходиться беглые рабы со всей округи. Этим людям нечего было терять. Они вооружались кольями обожжёнными на огне. Ими можно было не только бить, но и колоть, почти как железными копьями. Привычные к плетению корзин рабы делали себе щиты из прутьев. Для прочности они покрывали их шкурами животных. Спартак распределял присоединившихся к нам рабов по отрядам. Его товарищи — гладиаторы Крикс, Эномай и Другие — обучали их приёмам боя. Нои римские власти не дремали. Против нас был послан претор Клодий с трёхтысячным отрядом солдат.
Единственная узенькая тропа вела на вершину горы, где мы укрылись. Кругом зияли страшные пропасти. Римляне не решились штурмовать наше убежище. Несколько храбрецов могли держаться в этом месте против целой армии. Став лагерем у начала тропы, римляне решили взять нас измором. Положение казалось безвыходным. Многие пали духом и стали поговаривать о сдаче. «Лучше умереть от железа, чем от голода», — решили наши предводители и стали готовиться к попытке вырваться из окружения. Надежды на успех почти не было. Спартак мрачно смотрел в пропасть, окружавшую нашу вершину. Внезапно он подошёл к людям, плетущим щиты из лоз дикого винограда. «А что, если попробовать сплести лестницы и спуститься по ним в пропасть? — обратился он к окружающим. — Выдержат ли такие лестницы тяжесть человека?»
Мы решили попытаться осуществить предложение Спартака. Рабы привыкли к труду. Лестница вышла на славу! С трепетом следили мы, как голова первого смельчака, спускавшегося в пропасть, исчезла за краем обрыва. Затаив дыхание, слушали мы не прозвучит ли внизу грозный оклик римского часового. Но кругом царила мёртвая тишина. Один за другим — весь отряд спустился к подножию горы.
В этот день мы убедились, что наш вождь обладает талантом великого полководца. Всякий другой на его месте, только что спасшись от неминуемой гибели, помышлял бы лишь о бегстве. Но Спартак решил воспользоваться выгодой создавшегося положения.
Римляне были уверены, что гладиаторы, обессиленные голодом, крепко заперты на горе.
Но зайдя в тыл римского лагеря, мы бесшумно сняли беспечных часовых. Как гром с ясного неба, обрушились плохо вооружённые воины Спартака на спящий римский лагерь. Ошеломлённые неожиданностью римляне сопротивлялись слабо. Лагерь был захвачен. С восторгом мы обменивали ненавистное гладиаторское вооружение на солдатские шлемы и панцыри.
Весть о победе, одержанной беглыми рабами над претором, присланным из Рима, облетела всю Кампанию. Теперь из всех окрестных поместий рабы бежали в лагерь восставших. Особенно много среди них было пастухов. Эти люди вместе со своими стадами непрерывно кочевали, и поэтому хозяевам труднее было держать их под строгим надзором. Одних из них мы снабжали оружием, другие были у нас разведчиками, так как хорошо знали местность. Приходили к нам и свободные италийские крестьяне. Обременённые долгами, потерявшие свою землю, они не видели для себя другого выхода, кроме борьбы вместе с нами.
Наша победа вызвала в Риме беспокойство. Решено было направить против нас претора Публия Вариния и дать ему вдвое больше солдат, чем было у Клодия. Но теперь, ободрённые победой, мы уже не прятались в горах. На равнине мы разбили передовой отряд римлян. Это оказалось не так трудно. Лучшие римские войска сражались в это время на Востоке, где поднял восстание против римского владычества царь Понта Митридат, и на Западе — против восставших испанцев.
Римские солдаты неохотно шли сражаться с нами. Эта война не сулила им никакой добычи, и они хорошо знали, что мы будем отчаянно защищать свою жизнь и свободу. Вариний был старым и опытным полководцем. Он понимал, что с такими солдатами нельзя вступать в бой в открытом поле. Удачно выбрав горную местность, он расположил свой укреплённый лагерь таким образом, что мы не могли выйти иначе, как приняв бой с римлянами в невыгодных для нас условиях. У нас не было запасов продовольствия. Как и на Везувии, нам угрожал голод. Положение казалось безвыходным.
Спартак собрал на совещание начальников отрядов. Там он предложил им военную хитрость. Ночью перед воротами лагеря были вбиты невысокие столбики. К ним верёвками привязали трупы наших воинов, убитых в дневной стычке. Издали казалось, что это часовые, охраняющие ворота. Спартак приказал разжечь костры. Потом в полной тишине все покинули лагерь. Небольшими отрядами, по узкой горной тропе, уходили мы в темноте из этого страшного места. Если бы римляне догадались преградить нам путь, то мы не смогли бы ни отступать, ни сражаться. Но солдаты Вариния, обманутые тишиной, фигурами часовых, вырисовывавшимися при свете лагерных костров, спокойно отдыхали, не подозревая о нашем уходе. Только на другой день было обнаружено, что гладиаторы ушли. Вариний понял, что благоприятный момент для уничтожения восставших упущен. Но римские солдаты, видя, что гладиаторы уклоняются от боя, ободрились. Они стали требовать решительного сражения. К ним в это время прибыли подкрепления. Неосторожно увлечённый необычным приливом храбрости у своих воинов Вариний решил преследовать наше войско, отступившее на юг Лукании. К этому времени нас уже было больше, чем римлян. В нашу армию массами вливались рабы и бедняки, готовые бороться со своими угнетателями. Повсюду вспыхивали восстания рабов. Многие города перешли в наши руки.