Шацкий почувствовал себя усталым. До такой степени, что ему даже не хотелось подумать, какое же вино он сам у себя выиграл. Он ответил лишь по привычке, по выработанной за много лет отцовской привычке, которая велит объяснять ребенку очевидные вещи и повторять — дескать, нет, Солнце не вращается вокруг Земли и ты, детка, не можешь на этот счет иметь своего мнения.

— Между прочим, именно благодаря Михнику и Геремеку у вас сегодня есть возможность говорить все, что вам заблагорассудится. К сожалению.

Чернявый покраснел.

— Ну-ну, я смотрю, пан прокурор ориентируется, куда дует ветер.

Пан прокурор почувствовал себя изгвазданным симпатией этого психа. Ему казалось, что он тонет. Тонет в реке проклятой польской ксенофобии, которая издревле течет под поверхностью земли, поджидая момента, когда можно будет прорваться наверх и залить все окрестности. Ментальная Висла, опасная и неуправляемая сточная канава, кишащая легендами и предубеждениями, как в застольной песне, где Висла течет по польской земле:

Чудный, черт бы вас побрал, оголтелые патриоты.

Шацкий заводился все больше и больше, а хозяин пуловера смотрел на него с такой располагающей улыбкой, будто отыскал пропавшего брата. И чем больше он улыбался, тем больше Шацкий заводился, пока, наконец, из него не вырвались слова, о которых он тут же пожалел, но сдержаться уже не мог.

— Да, ориентируюсь, как же: Михник на пару с Геремеком и со всей своей еврейской шоблой продали Польшу, а Круглый стол на самом деле был праздником Хануки. Послушайте меня внимательно, второй раз повторять не буду. Я — государственный служащий Польской Республики и хочу лишь одного: найти и предать суду виновника этих преступлений. И мне безразлично, будет ли это воскресший из мертвых Кароль Войтыла, или Ахмед из киоска с люля-кебабом, или же какой-нибудь худосочный еврей, что выпекает мацу в подвале. Кто бы то ни был, выволоку его за вшивые пейсы из сырой норы, где он прячется, и ему придется ответить за все, что он сделал. Это я вам гарантирую.

Чернявый побледнел, но взбешенный Шацкий этого уже не видел, он круто развернулся и, чувствуя, как у него от ярости деревенеют руки, вошел в здание прокуратуры. Дверь с треском захлопнулась. Он так и не узнал, что в окошках нацеленных на него камер все выглядело один к одному как знаменитая сцена из «Кинолюбителя», о которой он вспоминал сегодня утром.

— Угощайтесь профитрольками, не стесняйтесь, — Мария Мищик пододвинула к нему серебряный поднос, пирожные лежали на нем изящной горкой.

Да на хрена мне ваши профитрольки, хотел было ляпнуть Шацкий, но выглядели они так соблазнительно, что он протянул руку и положил в рот одну. А следом вторую, пирожные были вкусны до неприличия. Если учесть, что в Сандомеже не было ни единой сносной кондитерской (не считая бензозаправки с шоколадными конфетами), а также беря в расчет, что Шацкий, изнывая по сладостям, уже неделю ходил как наркоман в ломке, ему захотелось на радостях подскочить и заорать: «Офигенно!»

— Вкусно, — оценил он лаконично.

Мищик заулыбалась, она-то знала, что ее профитрольки вне конкуренции и что Шацкий не склонен впадать в экзальтацию. Взглянула на него вопросительно.

— А хорошая новость такова, что теперь у нас значительно больше информации, — начал Шацкий свой рапорт. — Прежде всего, известно, что Эльжбета Будникова была убита в том же самом помещении, там полно ее крови. Есть также материал для дактилоскопического и трасологического[85] исследования, хуже обстоит дело с биологическими следами и материалом ДНК — помещение довольно грязное, в аварийном состоянии, в течение многих лет там обитали одичавшие животные и гнездились птицы. Тут мы ничего не добьемся. По той же причине отпадают пробы на запах. И еще. Полиция предварительно пропустила через базу данных имеющиеся отпечатки. К сожалению, это ничего не дало.

— Мужчина?

— На основании папиллярных линий сделать однозначный вывод трудно. След от спортивного ботинка, размер 39,5, тоже ни о чем не говорит.

— Но нужна силища, чтобы втащить тело на второй этаж.

— Необязательно. — Шацкий разложил перед начальницей сделанные на месте преступления снимки. — Балки между ярусами кое-где сохранились, в других местах мы нашли систему небольших блоков, а если принять во внимание оставленные рядом следы, вполне вероятно, что для подъема жертв как раз использовались блоки. Будникова и ее муж были небольшого роста, следовательно, это могла сделать и женщина. Не хрупкая, конечно, но могла.

— Непосредственная причина смерти Будника? — Мищик взяла пирожное и поспешно впилась в него зубами — крем, словно цветок хлопка, расцвел на ее нижней губе. Пани прокурор неторопливо и старательно облизала губы, и было в этом столько чувственности, что в Шацком взыграло жгучее желание, хоть до сих пор он о своей матушке-начальнице в категориях интима не размышлял. Он тут же представил себе, как она, водрузившись на него, неистово предается любовному труженичеству — складки ее изобильного тела радостно причмокивают, груди болтаются в разные стороны, подпрыгивая и отскакивая одна от другой, будто резвящиеся щенята.

— Причина смерти?

— Потеря крови. Чуть раньше ему вкололи сильное успокоительное — транкилоксил.

— А как… — Мищик замялась, — это выглядело… под бочкой.

— Лучше, чем я предполагал, — ответил Шацкий, и это было правдой. — Будник потерял много крови из перерезанных паховых артерий, бочка же служила для антуража, как театральная декорация. Ясно, что гвозди поранили тело в нескольких местах, но не они стали причиной смерти.

— А эти числа, написанные кровью?

— Вечерком займусь ими вместе с Басей.

Даже если Мищик и удивило, с какой теплотой он произнес «Бася», виду она не подала.

— Хорошо, а теперь плохие новости. Но сначала по профитрольке, чтоб настроение поправить.

Уговаривать Шацкого дважды не было нужды, он тут же потянулся за пирожным. Свежайшая, охлажденная — чуть кисловатые и тающие во рту взбитые сливки вместе с ароматным тестом творили нечто умопомрачительное — профитролька Мищик была законченным произведением искусства, этакой платоновской идеей всех профитролек.

— Во-первых, наш подозреваемый, истекши кровью, превратился в бело-красный труп во славу антисемитской легенды о заклинании кровью. Сие означает, что через минуту истерию СМИ уже не сдержать и со всего мира сюда съедутся как фашиствующие безумцы и маньяки, вынюхивающие еврейские козни, так и фанатичные защитники политкорректности. Минуту назад я видел тому образчик.

Он проглотил еще одно пирожное, решив отделять этим сладчайшим разграничителем одну плохую новость от прочих.

— Во-вторых, он был нашим единственным подозреваемым. Теперь у нас нет никого, кто бы, по нашему мнению, мог иметь мотив и убить супругов Будник. До этого я рассматривал версию, согласно которой сначала Будник убивает свою жену, а потом его самого из мести убивает ее воздыхатель, Ежи Шиллер. Однако такое маловероятно: за каким чертом Шиллеру понадобилось бы повторять modus operandi[86] Будника? Я скорее поверю, что Шиллер убил их обоих. В этом треугольнике происходило нечто странное и грязное.

— А Шиллер в настоящий момент…

— Остается на свободе, но под неусыпным оком полиции. — Шацкий почувствовал тяжелый взгляд начальницы и добавил, что на сей раз, чтобы исчезнуть, тому придется либо испариться, либо протиснуться через канализационную трубу.

— Будьте добры, угощайтесь.

— В-третьих, пока не особенно ясно, как жертвы оказались на месте преступления. На участок особнячка не въезжала ни одна машина, нет следов, указывающих, что тела волокли через кусты, нет следов ни тележки, ни тачки, нет даже следов обуви, не считая тех, что оставил старик, обнаруживший труп Будника.