— Конечно, нет, — ответил тот. — Он, может, и в городе-то никогда не был. Может, он приезжий, командировочный. Ты же сам говоришь, что он сильно на японца похож. А японцев в нашем городе нет…

— Вот потому, что он похож на японца, я и приметил его, — торопливо и настойчиво доказывал Толик. — А потом на нем и брюки такие заметные: серые, а полоска синеватая, как настоящий пилотский кант.

— Сказал тоже! Таких брюк сколько хочешь.

— Ну и что же? Это неважно, пусть сколько хочешь, а все-таки эти брюки я видел на нем… Говорю тебе — это тот самый дяденька, которого мы недавно в детском парке видели.

— А чего он там делал?

— Наверно, гулял. Я ведь его не спрашивал, — начинал сердиться Толик. — Он тогда был с девочкой. Помнишь? Она такая маленькая, в красных ботиночках, волосы у нее белые-белые, а бантик на голове тоже красный.

Миша задумался. Хотя Толик и доказывал так пылко, он все же не мог припомнить случая, когда они встречались с этим человеком. Маленькую беловолосую девочку он будто бы где-то видел. Но мало ли встречается в городе ребятишек!

— Вот тебе и фантик-бантик… — почесав затылок, произнес он. И почему-то вдруг на одну минуту ему представилась эта девочка с красным бантиком в белых, как лен, волосах. Она, наверно, еще ничего не знает… Может быть, сейчас где-нибудь на детской площадке играет… А вдруг это ее папа, которого она очень и очень любит? Каждый день встречает его с работы, кидается ему на шею, как котенок… И теперь ей скажут, что папа ее больше никогда-никогда не вернется… Миша глубоко и как можно незаметней для Толика передохнул. Кто-кто, а уж он-то слишком хорошо знал горечь такого несчастья. В 1945 году, когда Миша был совсем маленьким, в последних боях под Берлином погиб его отец, старший сержант Василий Парфенов. Он и сейчас помнит, как плакала мать, дедушка, бабушка и как тяжело было ему смириться с мыслью, что его папка никогда не вернется домой.

Миша вспомнил весь недавний разговор с капитаном Шатеркиным. Милиция тоже пока не знает этого человека. Ведь если бы его знали, капитан не стал бы так допытываться. Значит, здесь большая тайна. «Вот как здорово получается, никто ничего не знает, и даже милиция…» Он сорвал одуванчик, дунул на него изо всей силы и полюбовался пушинками, медленно садившимися на землю. Потом бросил обдутый стебелек, кувыркнулся в мягкую сыроватую траву, вытянулся и закрыл глаза от горячего, слепящего солнца.

— Все равно я разыщу эту девчонку, — с твердым убеждением сказал Толик. — И тогда ты сам увидишь ее, я тебе обязательно покажу.

Миша подпрыгнул по-лягушечьи, присел на корточки, испытующе заглянул в глаза Толику.

— Дай мне слово, что никому и ни за что не скажешь.

— А что такое?

— Дай слово, тогда скажу.

— Ну, даю.

— Не так, а по-настоящему.

— Честное пионерское! — с чувством раздражения воскликнул Толик. Миша подобрал под себя ноги, уцепился обеими руками за крепкую густую траву, будто хотел выдернуть ее с корнем.

— Я такое дело придумал, — с таинственным воодушевлением начал он. Миша огляделся по сторонам, прислушался к скрипучей песне кузнечиков и, задыхаясь от волнения, продолжал: — Давай найдем девчонку и у нее узнаем, кто этот дядя, потом придем в милицию и все-все расскажем. Они ведь тоже пока не узнали его… Знаешь, тут, наверно, важное дело скрывается, государственное, например. Согласен, да?

— Ну конечно, согласен, — без колебания ответил Толик. — Кто же может не согласиться на такое дело. Только вот я говорил, тебе, что мы промах дали насчет пистолета. Вот здорово, если бы пистолет был.

— Мы пока и без него обойдемся, — сказал Миша так, будто речь шла о сущих пустяках.

— С пистолетом-то все-таки лучше, вернее. — Толик почесал голые ноги, изъеденные комарами, поправил козырек кепки, чтобы солнце не лезло в глаза. — При таком деле, знаешь, всякие происшествия могут случиться… Может, найдется такой человек и будет за нами следить, подкараулит где-нибудь в темпом месте и нападет. Как вот тут без оружия обойдешься?

— Можно обойтись! С оружием-то скорее попадешься, еще отнимут и изобьют как следует.

— Ну да, отнимут, — все с той же настойчивостью возражал Толик, ехидно ухмыляясь. — Как же… Пусть только он попробует, подойдет — бац и готово, лапки кверху. Это же не палка, а пистолет, да еще какой…

— А может, в нем и патронов-то ни одного нет.

Толик нахмурился:

— Может нет, а может и есть…

— Вот что я хотел еще сказать, — заговорил Миша после небольшой паузы. — Проводить такое дело как попало нельзя, а то можно такое натворить… Мы все должны делать скрытно, как сыщики. Главное, чтобы никто ничего не знал, никому говорить об этом нельзя.

— Ты сам не проговорись. А меня хоть ножом всего изрежь — не скажу! Характер у меня знаешь какой? — Толик показал большой палец правой руки. — Вот! Устойчивый, все даже удивляются.

Миша легко вздохнул и поглядел в ту сторону, где резвился Шарик. Пес играл на свободе. Он то напряженно работал кривыми короткими лапами, разгребая землю, то стремглав удирал куда-то в кусты, а через минуту с озорным лаем возвращался. Вдруг Шарик отчаянным образом завизжал. Ребята тотчас бросились к нему. «Наверно, змея укусила», — подумал Миша. Толик с докторским вниманием осмотрел Шарика, распутал на собачьей лапе кукан с истасканными ершами и поставил диагноз:

— Ершом во рту уколол… фыркает, тоже мне, пострадавший… Не будешь хватать зубами всякую гадость.

— Мы его с собой брать не будем, — сказал Миша. — Это потому, что ума в твоей собачьей голове совсем нет.

— Ага, без него обойдемся, — согласился Толик, закончив оказание неотложной помощи своему четвероногому другу. — Но только он может нахалом побежать, его не удержишь…

— Эх, только бы разыскать эту девчонку. — мечтательно произнес Миша. — Она бы все до капельки рассказала.

Далеко за курчавыми куполами низкорослых кустарников показался белый дымок, вскоре оттуда послышался чей-то едва уловимый протяжный голос. Ребята прислушались.

— Чу!.. — насторожился Миша. — Слышишь? Дедушка Тимофей на обед зовет. — Он придержал за рукав Толика, который уже порывался бежать. — Быстренько пообедаем и подадимся в город… Дедушке про это дело говорить тоже нельзя, понял?

— Есть! — по-солдатски ответил Толик.

Они побросали в кусты свои удочки и вприпрыжку пустились бежать. За ними, забыв невзгоды, помчался со всех ног Шарик, распустив по ветру пестрый пушистый хвост.

Капитан Шатеркин дал распоряжение Котельникову организовать доставку трупа в морг для вскрытия, а сам сейчас же выехал в город.

Через тридцать минут он уже сидел в просторном кабинете начальника отдела и докладывал ему обстоятельства происшествия. Полковник милиции Павлов — высокий сухощавый человек, с волевым открытым лицом и вьющимися седыми волосами, ниспадающими на широкий в морщинах лоб, — внимательно слушал Шатеркина, изредка перебивая его короткими вопросами.

— …Вот таковы обстоятельства нового дела, товарищ полковник, — закончил Шатеркин. — Сейчас проверю, не было ли заявлений на розыск пропавших и попробую установить, кому принадлежит пистолет.

— Это правильно, — одобрил полковник. — Возможно, самоубийца — один из тех рыбаков, которые ночевали на берегу?

Шатеркин пожал плечами. Он пока так же, как и полковник, мог только предполагать: доказательств в руках не было.

— Как только будут готовы фотоснимки места происшествия и вещественных доказательств, доложите.

— Будет исполнено.

Шатеркин прошел к себе.

Пока он просматривал почту и, обжигаясь, торопливо пил чай, ему принесли справки. За последнюю неделю по всем отделениям милиции города никаких заявок на розыск пропавших не поступало. Человек с характерно обрисованными восточными чертами не разыскивался, и фамилия его неизвестна. Пистолет «Вальтер» за таким номером зарегистрирован в отделе разрешений. Он принадлежал некоему Денисову, работавшему начальником вооруженной охраны номерного завода, но вот уже около шести месяцев как этот «Вальтер» похищен или утерян Денисовым, владелец наказан за ротозейство в административном порядке, а пистолет разыскивается.