- Быстрее, - отрезал Бирик, из угла комнаты, стены которой были в известняке. В холодном свете его волосы отдавали серебром, а холодным взглядом он впивался в сферы силы. Гремучая змея свернулась на его плече. А рядом к камню была привязана олениха.

Скай посмотрела на животное, в огромных глазах которого был страх и отчаяние, а затем перевела взгляд на окровавленный кинжал в руке Бирика. Горе угрожало поглотить ее, но она отвела взгляд и принялась танцевать быстрее, уверенно ступая на окровавленные камни. Казалось, что это её душу убивают. Если бы только ее тело забрызгала кровь Бирика! Но слабая вспышка эмоции была подавлена так же быстро, как и появилась, задушенная сокрушительным опустошением. Не важно, ничего не важно. Многие … многие годы существа, дорогие ее сердцу, умирали в полночь, и ничего не предотвратит этого. Скай никак не могла изменить ни свою судьбу, ни их. Матушка Природа, Богиня, уже давно их всех оставила. И Скай вынуждена была притащить в этот ад мужчину, Дикого. Страх за него резал больнее неровного стекла. Она танцевала, стремясь забыть, заблокировать запах свежей крови, которая покрывала ее волосы и кожу, не позволяя себе думать о дикости происходящего, стараясь не слышать крики оленихи, стремящейся к ней и молящей о спасении. Хотя в душе она кричала от неправильности происходящего и ужаса того, что должна сделать. Скай не могла спасти олениху, никого не могла спасти. Могла лишь попытаться не дать мужчине, дикому, закончить так же, как и ее любимые животные. Должна попытаться. Она лишится души, если ей когда-нибудь придется танцевать в его крови.

Внезапно крики оленихи оборвались, Скай запрокинула голову, в которой звучал болезненный, безмолвный крик, и изо всех сил старалась не показать боль, сковавшую сердце.

Спустя несколько секунд Скай услышала, как подошел Бирик, и закрыла глаза, стоило теплой крови коснуться ее макушки. Кровь струилась по телу, согревая от холодного воздуха пещеры, но выжигая дыры в сердце. Скай еще выше подняла руки, вытягивая силу, которая требовалась Бирику и оскверняя драгоценную связь с созданиями природы.

Кровь бежала по ее щекам, словно слезы.

Пэнтер ощутил запах фиалок еще до того, как ведьма зашла в комнату. Но вернулась она без животных. С мокрыми волосами, словно только из душа, и потерянным взглядом. Ни сказав и слова, даже не посмотрев на него, она легла между ним и стеной, свернувшись в клубок. Он чувствовал, как она дрожала. Как бы он не ненавидел ведьму, инстинкты всегда велели защищать женщин и детей. Что-то ранило ведьму. Пэну пришлось напомнить себе, что ему плевать. Но услышав, как ее дыхание выравнивается, и она засыпает, сам начал расслабляться.

Он не знал, как у него получилось уснуть, но проснулся от звука капель, падающих со сталактитов в лужи, то тут, то там образовавшиеся в комнате, и щекотки шелковых волос ведьмы, голова которой покоилась на его груди. Ведьма обняла его за талию одной рукой, а другую вытянула над головой, практически приложив ее ко рту Пэна. Но он больше не хотел вредить ей, нежное прикосновение и принятие его ярости, унесли жажду мести.

Он моргнул, чувствуя себя... странно. Почти... расслабленным.

С неверием, он осознал, что неправильно, или, точнее, что теперь все верно. Та всепоглощающая ярость, что мучила его день и ночь, горя огнем, который запалила Анкрита почти три столетия назад, ушла. Но как? Виновна лишь в этом очередная порция магии? А ему ни все равно?

Прикованный к скале, в плену Мага - второй раз за жизнь - он чувствовал себя спокойнее, чем когда-либо прежде. Умиротворенный, целый, каким уже несколько веков не был.

Неужели, ведьма каким-то чудодейственным образом излечила его? Или ее близость повлияла на него так, как он никогда не ожидал? Скрытый смысл его практически потряс. Пэн надеялся, что во всем виновны чары. Потому что в противном случае, это облегчение после веков пыток, исходящее от нее...

От ведьмы!

Небеса помогите. Меньше всего ему нужно желать ее, даже больше, чем уже.

Пэнтера разбудили звуки шагов, после которых стальная дверь ударилась о скалу. Ведьма проснулась, резко подскочила, а Пэна окутал теплый запах фиалки и едкий страха.

В проеме стоял тощий мужчина-Маг, чьи волосы были на десять тонов светлее его бледной кожи. Вытянутое лицо, тонкие губы, радужка глаз окаймлена медным кольцом, а взгляд наполнен ледяной яростью. Пэнтер напрягся всем телом для сражения, в котором принимать участие не сможет. Ярость вновь очнулась, заставляя натянуть путы, что оковы впились в кожу. Необычное спокойствие, которое он чувствовал во сне, исчезло с появлением страха женщины.

- Бирик, - выдохнула ведьма, округлив глаза

- Я тебя предупреждал, - холодно сказал Маг и направился к ним.

- Но...

Маг схватил ее за предплечьем и стащил с кровати. Ведьма споткнулась, а Маг припечатал ее за плечи к стене, о которую ведьма больно ударилась головой

От возмущения, Пэн еще сильнее напрягся, но ублюдок не обратил на него внимания. Он схватил ведьму за лицо, и держал так, пока она не округлила от боли глаза, а до обоняния Пэна не долетел запах обгоревшей плоти и крови. Наконец, Маг отпустил ведьму, которая рухнула на землю. Но Маг не успокоился и несколько раз пнул ее по ребрам, добавив еще удар в голову, после чего, ни разу не обернувшись, вышел. Пэнтер уставился на женщину, лежавшую, словно сломанная кукла, на влажном, каменном полу. По ее щеке текла кровь, вероятно из раны, которая появилась после удара о стену. Долгое время в комнате были слышны лишь звуки падающих со сталактитов капель и слабых, нитевидных ударов ее сердца.

- Ведьма? - тихо позвал Пэн, но она ничем не показала, что услышала его. С каждой прошедшей минутой, сердцебиение ведьмы становилось устойчивее, а тело излечивало раны. Наконец, она пошевелилась, медленно и болезненно свернувшись в клубок, словно стараясь защитить от очередного нападения. Но, как и побои, боль она принимала без стонов и плача. И эта тишина делала ее страдание куда страшнее.

У Пэна свело внутренности от воспоминания, как он накинулся на нее, и как, пострадав, она так же не издавала ни звука. Пэн не знал, что делать. Она скрывала себя, довела до экстаза и пленила его. В ведьме было все, что Пэн ненавидел. А теперь он гадал, а был ли у ведьмы выбор?

Он ее недооценил? Неужели нежная ведьма - возможное понятие? В одном он был точно уверен, ведьма отличалась от Анкриты. Он напрягся, когда ведьма начала подниматься, словно пытался придать ей сил. Она попыталась сесть, но привалилась спиной к стене с гримасой боли, давая понять, чего ей стоила эта попытка. Пэн окинул взглядом ее побитое, окровавленное лицо и захотел стереть в порошок того мудака, что сделал это с ней. Бирик.

- Почему он тебя избил, маленькая ведьма? - Пэн не знал ее имени.

Она медленно открыла глаза, в голубых глубинах плескалась боль.

- Не знаю. - На ее лице появилось натянутое выражение. - Вообще, знаю. Но не знаю, почему именно сейчас. - Она встретила его взгляд. - Он хочет, чтобы я возбуждала тебя.

Пэнтер дернулся, сжав кулаки.

- Нет, - отрезал он. Ни хрена она не станет его возбуждать. От воспоминаний ярости и беспомощности перед Анкритой, его затрясло.

Темноволосая ведьма, так не похожая на Анкриту, вздохнула и откинула голову назад, вперив взгляд в потолок. А может и за него.

- Я хотела дать тебе время принять меня, воин. А он не позволил. - У нее надломился голос, и она опустила, полный страдания, взгляд вновь к Пэну. - Мне жаль.

Она встала, опираясь на стену, затем с гримасой боли медленно направилась вперед. Ее волосы и лицо были в крови.

- Не смей. - Ни за что на свете, он этого не допустит. Кончики пальцев начало покалывать, от неизбежного выпуска когтей.

Но, когда ведьма достигла его, она просто обняла его за талию и положила голову ему на грудь, отвернув лицо. Пэн уставился на ее затылок. Ведьма никогда не делала того, чего он от нее ждал. Внезапно, он почувствовал, что она задрожала, а спустя секунду кожу живота опалили горячие слезы. Если бы руки Пэна были свободны, ему бы сложно было противостоять желанию погладить ее по спине. Ведьма собиралась трахнуть его против воли, а он желал подарить ей толику спокойствия. Всхлипывая, она поднялась, вытерла глаза, подошла к краю камня и, не смотря Пэну в глаза, встала между его ног. Ее горе было настолько острым, что оно без ножа резало Пэна.