«Много здесь было нареканий, что политика Орджоникидзе была политикой насилия, политикой Держиморды. Это слово значится и в письме т. Ленина… На самом деле Орджоникидзе проводил политику ЦК» (иначе говоря, Орджоникидзе действовал так по приказу самого Ленина);

«Теперь о письме т. Ленина. Тут т. Мдивани ежесекундно склонял имя т. Ильича и он хотел создать впечатление, что т. Ленин будто специально написал это письмо, чтобы поддержать товарищей уклонистов и оправдать их политику…»

Реплика Бухарина: Конечно, с этой целью.

Енукидзе: Не с этой целью, т. Бухарин.

В отношении критики Ленина против Сталина, Орджоникидзе и Дзержинского Енукидзе самоуверенно заявил: «т. Ленин сделался жертвой односторонней неправильной информации» (там же, стр. 537–541).

Реплика Мдивани: Отчего не опубликовывают письмо?

Тогда ни Енукидзе, столь развязно защищавший Сталина, за что Сталин потом отблагодарил его пулей в затылок, ни тем более Буду Мдивани не знали, что существовало не одно, а целых три письма Ленина, и все они были направлены против Сталина. Кроме письма по национальному вопросу, существовали два других письма Ленина — одно, так называемое «Политическое завещание» Ленина от 24–25 декабря 1922 г. с припиской 4 января 1923 года. В этом письме, как стало известно после XX съезда 1956 г., стояло требование Ленина снять Сталина с поста генсека.

Впервые «Завещание» Ленина было опубликовано в Америке троцкистом Истменом по свежим следам съезда. «Тройка» заставила Троцкого заявить на страницах журнала «Большевик» (теперь «Коммунист»), что никакого «Завещания» Ленин не оставил и публикация Истмена фальшивка. После XX съезда весь мир узнал, что не только «тройка», но и Троцкий обманывали партию, заявляя, что никакого письма о снятии Сталина к XII съезду Ленин не писал. Как члены «тройки» — Сталин, Зиновьев, Каменев, так и Троцкий, имели личное основание считать письмо Ленина несуществующим. Ленин писал, что ошибки Зиновьева и Каменева, когда они голосовали в 1917 г. против октябрьского переворота, не случайны, но что этот эпизод «так же мало может быть ставим им в вину лично, как небольшевизм Троцкому». Однако уже одним этим упоминанием Ленин ставил им в вину названные грехи именно из-за их прямой (Зиновьев и Каменев) или косвенной (Троцкий) поддержки сталинской политики великорусского Держиморды. Но о самом Сталине Ленин отзывался внешне сдержанно, но на деле безапелляционно. Сталин точно знал, что оглашение письма Ленина на съезде партии — означает для него верную политическую смерть. В самом деле, вспомним, что Ленин в нем говорит о Сталине: «т. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью». Но суть письма Ленина в постскриптуме, который он дописал 4 января 1923 года: «Сталин слишком груб… Этот недостаток становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека».

Кроме статьи Ленина по «грузинскому делу», кроме «письма» Ленина к съезду партии о снятии Сталина, было еще и другое письмо Ленина от 5 марта 1923 г. о разрыве со Сталиным всяких личных отношений, если он не извинится перед его женой Крупской за грубое оскорбление по телефону. Об этом письме знали только три человека — Зиновьев, Каменев и Троцкий. Разумеется, Сталин и не думал извиняться перед Крупской (на этот счет нет никаких документов, кроме фальшивки, приписываемой сестре Ленина, о том, будто Сталин извинялся перед Крупской, но сама Крупская это не подтверждала). Важно другое: Сталин готов был на бой с Лениным, ибо был полным хозяином XII съезда именно из-за своего великорусского шовинизма. Это засвидетельствовал Бухарин: «Вы заметьте, что с Зиновьевым произошло, когда он говорил против местного шовинизма, — гром аплодисментов отовсюду посыпался. Какая замечательная солидарность! Но что это означает? Это означает, что в тех местах речей, где речь идет о местных шовинистах, все против… Но когда речь идет о русском шовинизме, там только кончик торчит, и это есть самое опасное» (XII съезд РКП (б). Протоколы). Вот именно из этой открыто шовинистической позиции новых Держиморд, стоящих во главе партии, и исходил Ленин, когда выдвинул тактический лозунг усиления борьбы с великорусским шовинизмом. Цель Ленина — предупреждение опасности развала советской империи. Стратегические расчеты у Ленина были старые: — признание права на отделение нерусских народов облегчало ему задачу сохранения «единой и неделимой России», объявление войны русскому шовинизму позволяло предупредить опасность ее распада. Эту тактику Ленина хорошо понял Бухарин, понял также и то, что после преодоления великодержавного уклона наступит новая, «вторая фаза» в национальной политике, когда начнется борьба с местным национализмом. Вот слова Бухарина: «Почему т. Ленин с такой бешеной энергией стал бить тревогу в грузинском вопросе? И почему т. Ленин не сказал ни слова в своем письме об ошибках уклонистов, и, наоборот, все слова сказал, и четырехаршинные слова сказал против политики, которая велась против уклонистов? Потому, что не знал, что существует местный шовинизм? А потому, что т. Ленин гениальный стратег. Он знает, что нужно бить главного врага. Например, на этом съезде нечего говорить о местном шовинизме. Это — вторая фаза нашей борьбы» (там же, стр. 561–564).

Член ЦК Карл Радек присоединился к Бухарину: «Я разделяю мнение о растущем значении национального вопроса… И лучше здесь Мдивани орал вовсю, чем мужики в Грузии» (там же, стр. 565–563). Сталин отвел в заключительном слове все требования и аргументы своих оппонентов (т. е. аргументы и требования Ленина), а после съезда приступил к «перепашке» Грузии от меньшевистско-уклонистского «сорняка». В ответ на сталинские репрессии случилось тогда то, чего опасался Ленин: грузины подняли в августе 1924 года всеобщее восстание за независимую республику Грузию. До пяти тысяч убитых и раненых, тысячи арестованных и расстрелянных, — таковы были жертвы грузинского восстания. Интернациональный инквизитор всероссийскую мясорубку начал с родной Грузии. Он даже предупредил о ней, когда в одной из речей в ЦК открыто заявил: «То, что произошло в Грузии, может повториться по всей России» (Сталин, т. 4, стр. 326–327). И повторилось: через пять лет по всей России, включая ее окраины, началась насильственная коллективизация, сопровождавшаяся антиколхозными восстаниями, которые приняли наиболее широкий размах в национальных республиках. Позднее, в беседе с Черчиллем Сталин признался, что эта коллективизация стоила Советскому Союзу до десяти миллионов человеческих жертв.

Истинная суть большевистской национальной доктрины и история зигзагов большевистской политики в национальном вопросе никем так безбожно не фальсифицируется, как советскими идеологами. На Западе же часто трактуют национальный вопрос в отрыве от общей большевистской политики и ее стратегических целей. При этом игнорируется функциональная роль национальной политики Ленина и Сталина по большевизации народов империи. Надо помнить, во-первых, что большевики боролись не против русского шовинизма и местного национализма как таковых, а против основного препятствия большевизации: против интеллектуально-духовной элиты всех народов, с тем, чтобы изолировав ее политически, подготовить ее физическую изоляцию; во-вторых, в этом вопросе существует, несмотря на разногласия в тактике, негласное распределение ролей между Лениным и Сталиным. Русский Ленин борется против великорусского шовинизма, а «нацмен» Сталин против местного национализма. Причем тот и другой имеют в виду не русский и национальные уклоны в политике как течения мысли, а элиту наций — интеллигенцию, безотносительно к ее национальной принадлежности. История советской власти первых лет после революции характеризуется походом против русской интеллигенции. Сигнал подал сам Ленин. Как известно, Максим Горький поссорился с Лениным после Октябрьской революции из-за всеобщего, порой бессмысленного, террора чекистов против цвета русской нации — против ее интеллигенции. Когда Горький начал бомбардировать Ленина бесконечными жалобами на зверства чекистов по отношению к интеллигенции, Ленин в сердцах ответил Максиму Горькому в письме от 15-го октября 1919 года, что русская интеллигенция — это лишь «интеллигентики, лакеи капитала, мнящие себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно» (Ленин, ППС, т. 51, стр. 48). Институт марксизма-ленинизма не постеснялся опубликовать столь грубое, нецензурное письмо Ленина против русской интеллигенции, ибо такова была официальная политика. Ленин хотел распространить террор против гражданской интеллигенции и на интеллигенцию военную, то есть изгнать из Красной Армии представителей бывшего царского офицерского корпуса. И это — в условиях гражданской войны против белых, когда красных офицеров еще не было. На это Ленина толкала «военная оппозиция» против главы Красной Армии — Троцкого, которую фактически возглавлял Сталин. Только решительное сопротивление Троцкого помогло сохранить царских офицеров в рядах Красной Армии на пользу самой же власти. Вот свидетельство Троцкого в его книге «Моя жизнь». Расспрашивая Троцкого о делах на фронте, Ленин добавил: «Не лучше ли прогнать всех бывших офицеров?»