— Имеет смысл, Беттина, — сказал он с обезоруживающей улыбкой. — Взгляни на это с другой стороны, ведь ты сможешь ездить на моей машине.

Однако она даже не улыбнулась. Джон настаивал:

— Я люблю тебя, ты словно родилась для того, чтобы стать моей женой.

«И женой Айво, и Энтони…» — подумала про себя Беттина.

— Я хочу быть с тобой, Беттина.

А она думала о другом — он знает, что одной ей не справиться с жизненными трудностями. И, в общем-то, он прав. Она неумёха. До опасного. Вот, чуть не убила человека… Отныне её жертва всегда будет стоять у неё перед глазами.

— Беттина?

Джон смотрел на неё сверху вниз, потом нагнулся и начал целовать ей пальцы, губы и глаза.

— Выйдешь за меня, Беттина?

Он услышал её глубокий вздох и одно слово, которое она произнесла, не открывая глаз:

— Да.

В конце концов, может быть, он и прав.

Опираясь на руку Сета Уотерсона, Беттина мелкими размеренными шагами подходила к алтарю. Он не отказал ей в просьбе быть посаженным отцом на её свадьбе. В церкви собралось не меньше ста человек, с доброй улыбкой наблюдавших за церемонией. При каждом шаге муаровое платье Беттины издавало чуть слышное шуршание. Сет добродушно смотрел на неё — ей так шла изящная шляпка и тонкая вуаль. Беттина была прекрасна и полна достоинства, но всё-таки ей было немного не по себе в белом свадебном наряде — ей всё казалось, будто она надела театральный костюм, будто обманывает публику. Она до последнего противилась настоянию Джона надеть на свадьбу всё белое, но в конце концов уступила. Ведь это было так важно для него. Он так долго ждал этого дня после окончания университета, что она должна была уступить. Она сделала это для него. Получив ее согласие, Джон обещал все устроить за две недели и сдержал слово. Беттине пришлось лишь съездить в салон на примерку свадебного платья, все остальное стало заботой Джона. Он организовал церемонию в маленькой протестантской церкви на Юнион-стрит и свадебный прием на сто двадцать пять человек в здании яхт-клуба, из окон которого открывался чарующий вид на бухту. О такой свадьбе мечтала бы любая девчонка, но Беттина предпочла бы скромный обряд в мэрии. Разводные бумаги оформили лишь за два дня до свадьбы, и Беттина, проходя по главному нефу, думала об Энтони и об Айво. Ей вдруг безумно захотелось расхохотаться и крикнуть в лицо гостям, которые смотрели на нее увлажнившимися глазами: «Не умиляйтесь уж так, это у меня третий!» Однако перед алтарем она напустила на себя кротость и взяла Джона под руку. На Джоне была визитка, которую он сшил специально для этого события, с кисточкой ландышей в петлице. Беттина держала букет из белых роз, а к корсажу Мэри Уотерсон прикололи кремовые орхидеи. Родители Джона умерли, поэтому среди приглашенных не было родственников, только друзья.

Священник, с любовью глядя на жениха и невесту, монотонно произносил нескончаемые слова, необходимые в таких случаях.

— А вы, Джон?..

Беттина вслушивалась в слова и вновь испытывала странное ощущение. Вдруг она неправильно назовет имя, когда будет давать обет? «Я, Беттина, беру в мужья тебя, Айво… Энтони… Джон…» Не дать бы маху. Сегодня ее последний шанс переменить жизнь. И это ясно как день.

— Да, согласен…

— А вы, Беттина?

— Согласна, — сказала она и едва расслышала свой, как ей показалось, шепот. Ей предоставлен последний шанс. Беттина быстро глянула на Джона, а тот в ответ строго посмотрел на Беттину и громко, четко повторил формулу обета. Слова его долетели до самого отдаленного уголка церкви. Он берет в жены ее, Беттину, чтобы никогда не расставаться с нею — ни в здравии ни в болести, ни в богатстве ни в нужде, чтобы любить и лелеять ее, пока смерть не разлучит их. Не будет скуки и непонимания, не будет гастролей и зеленой карты, не будет разницы в возрасте. Пока смерть не разлучит их. В ту минуту, как священник произнес эти слова, Беттина почувствовала сильный запах роз. Теперь всю жизнь она будет помнить эти слова — стоит лишь почувствовать благоухание роз.

— Объявляю вас мужем и женой, — закончил священник и улыбнулся новобрачным. Потом, обратившись к Джону, сказал: — Поцелуйте жену.

Джон торопливо поцеловал Беттину, не выпуская ее руки из своих ладоней. Теперь на правой руке у нее было массивное обручальное кольцо, а на левой — колечко с маленьким бриллиантом, подаренное Джоном в знак помолвки. Она хотела еще до свадьбы показать ему свои драгоценности, но, получив в подарок это колечко, отказалась от своего намерения, поскольку до сих пор хранила кольцо с бриллиантом в девять каратов, подаренное Айво. Потом она все-таки показала остальные драгоценности, спрятав кольцо. Коллекцию, состоявшую в основном из подарков отца и Айво, она никому никогда не показывала и уже давно ничего из нее не надевала. Драгоценности хранились в банковском сейфе. Это — единственное, что у нее осталось, запас на черный день. Желая показать коллекцию Джону, она стремилась, чтобы между ними не стояло больше никакой тайны, никакой лжи. Однако Джон сразу сделался подозрительным и даже рассердился, когда услышал от Беттины, что она хочет показать ему нечто, положенное на хранение в банк. Беттина поспешила успокоить его:

— Ничего особенного, милый. Это всего лишь мои драгоценности. Последняя память о прежней жизни.

Она усмехнулась и кротко посмотрела на него, но Джон буквально взорвался, чем немало удивил и огорчил Беттину:

— Это отвратительно! Это неслыханно! Сколько денег ты держишь под спудом! Это… это… — он просто задыхался от гнева. — Это как подношение от старого сластолюбца, прости Господи! Я хочу, чтобы ты немедля избавилась от этого!

Но тут уж Беттина взорвалась. Если ему не по нраву, это его дело, она впредь не станет носить эти драгоценности. Но камни очень красивы и много значат для нее. Они стояли в маленьком помещении с личными сейфами — разъяренные и непримиримые. Беттина поклялась себе, что больше никогда не станет говорить ему о своем прошлом. Все это, подобно драгоценностям, принадлежит ей, и останется с ней навсегда.

Правда, она успела рассказать Джону о содержании, которое аккуратно поступало от Айво. Джон окончательно вышел из себя. Но что плохого, спросила Беттина, в том, что у нее есть возможность рассчитывать на дополнительные деньги, ведь заработок в картинной галерее очень невелик? Джон и слышать ничего не хотел. После того, как мы поженились, это совершенно невозможно, заявил он. Для него это словно пощечина. Беттине так не казалось, она попыталась объяснить Джону свою точку зрения, но безуспешно. Она пыталась убедить его, что Айво во многом заменил ей ушедшего отца, — все напрасно, Джон и слушать ничего не хотел. Теперь ты взрослая, сказал он, и не нуждаешься в эрзац-отце. И, в отличие от их стычки по поводу драгоценностей, разговор о содержании от Айво на этом не закончился. Джон направил письмо адвокату Айво, в котором заявил, что миссис Стюарт — он скрепя сердце вывел эту фамилию — отныне не может принимать ежемесячные алименты. Беттина, вздохнув, поставила под этим письмом свою подпись. Так была порвана последняя ниточка, связывавшая ее с Айво. Теперь она принадлежала одному Джону.

Однако вернемся к свадьбе. После церемоний в церкви к Джону и Беттине в течение получаса подходили с поздравлениями улыбающиеся приглашенные, пожимали руки, целовали. Глядя на них — друзей Джона, его пациентов, бывших одноклассников — Беттина отметила, как они похожи друг на друга. Общим у них был цветущий, бодрый вид, молодость, улыбчивость. Глядя на них, ей и самой хотелось улыбаться.

— Ты счастлива? — спросил Джон, когда они садились в машину. Джон не стал нанимать лимузин. Он сказал, что это дорого и глупо. Он сам сядет за руль.

Беттина кивнула и благодарно посмотрела на Джона. Она действительно чувствовала себя счастливой. В этом мире, к которому принадлежал Джон, все радовало ее новизной. В нем не надо блистать остроумием, вообще не надо блистать. Не надо очаровывать и давать обеды, которые гремели бы на весь город. Надо просто быть приветливой к людям, стоять рядом с Джоном и отвечать на добрые пожелания его друзей ни к чему не обязывающими любезностями. После долгих лет светской жизни Беттина должна была привыкать к простоте, но это оказалось совсем не трудно.