Пол Норланд расхохотался. Он сидел на солнце, и золотистый ореол слегка волнистых светлых волос в сочетании с темными ресницами на красивом лице придавал ему вид этакого веселого ангелочка из старой комедии.

Обманчивое впечатление, устало подумал Эйб Сигал. Полу скорее подошло бы определение «черт».

— Не вижу ничего смешного, — натянуто произнес он. Эйб искренне надеялся, что письмо, полученное из «Нашего завтра» подействует отрезвляюще даже на этого беспечного и легкомысленного отпрыска рода де Шателле-Норландов.

— А как я еще должен на это реагировать? — Пол бросил письмо на стол. Корреспонденция «Нашего завтра» всегда автоматически поступала к адвокату его деда, и Полу было невдомек, зачем Эйбу понадобилось тащить письмо сюда. — Это вам старик велел показать его мне?

Воспитанный человек употребил бы слово «попросил», отметил про себя Эйб Сигал. Осторожно подобрав письмо, он прижал его к столу ладонью.

— Он его еще не видел. Я, естественно, решил сначала проконсультироваться с вами.

— А я-то какое имею к этому отношение?

— Ну, во-первых, если позволите мне быть откровенным, это все же вы были… донором.

Пол сладко зевнул и потянулся. Одна рука его была в гипсе, и, согнув мышцы, он чуть вздрогнул.

— Извините, Эйб, мы вчера допоздна работали в лаборатории.

— Ребенок, который появится на свет в результате этой ошибки, по сути, будет вашим, — продолжал Сигал.

— Нет, не будет, Эйб, — лениво произнес Пол. — Он будет потомком рода де Шателле-Норландов. А иначе зачем было старому нечестивцу заставлять меня связываться с этой компании недоумков? Повторяю, я тут совершенно ни при чем.

— Я не знал, что имело место принуждение.

— Ну да — не знали! Вы же находились в офисе, когда он пригрозил перекрыть мне доступ к собственным деньгам, если я этого не сделаю. Или я ошибаюсь?

Эйб тут же ухватился за первый попавшийся аргумент:

— Но по закону деньги вовсе не ваши.

— По закону или нет, но старик — настоящий семейный пират. У моего отца было независимое состояние, — осклабился Пол. — И вам отлично известно, черт возьми, что, если бы он дожил до того дня, когда я появился на свет, то первым делом составил бы новое завещание.

— Но этого не произошло. А по старому завещанию ваша мать получила пожизненный доход, а все состояние отошло к вашему деду, так что он полностью вправе…

— Не могли бы мы закончить разговор? — перебил Пол, бросив взгляд на часы на здоровой руке. — Я оставил своих ребят трудиться над одной очень интересной проблемой. Есть еще что-нибудь на повестке дня? Вам разве не полагается сегодня вбить мне в голову данные месячного отчета?

Это была еще одна уступка, которую выманил дед в обмен на деньги: каждый понедельник по утрам Пол должен был приходить сюда и терпеть, пока Эйб Сигал описывал ему положение компании. Старый джентльмен еще лелеял слабую надежду, что если заставить внука регулярно слушать, как идут дела в корпорации, то рано или поздно он все же решит приложить руку к ее руководству.

— По-моему, — раздраженно произнес Сигал, — вы не до конца осознаете серьезность ситуации, которая создалась в результате ошибки «Нашего завтра».

— А вы сейчас станете мне это объяснять, не так ли? Что ж, валяйте. Я не прочь посмеяться.

— Вы обмолвились, что засиделись за работой за полночь и трудитесь над чем-то интересным, — не удержавшись, полюбопытствовал адвокат, хотя ему было строго-настрого приказано никогда не обсуждать работу Пола.

— Да, Эйб. И дела бы шли еще прекраснее, будь у нас деньги. Нет, просто каждый раз, когда я говорю о своем дедуле, мне потом требуется хорошенько отсмеяться.

— Ну, так я вам повторяю, что ошибка «Нашего завтра» — это вовсе не смешно. Разумеется, можно подать на них в суд. — Эйб решил подойти к проблеме с другой стороны. — Но ведь и женщина может подать в суд. Сомнительно, чтобы у компании были хорошие шансы.

— Не понимаю, с какой стати ей подавать в суд.

— В частности, из-за того, что у вас отрицательный резус-фактор.

— Что это значит? — нахмурился Пол.

— Возможно, что кровь ребенка будет несовместима с кровью матери. Не сомневаюсь, — насмешливо прибавил адвокат, — что это единственная причина, заставившая «Наше завтра» признаться в своей ошибке.

— Так, стало быть, у женщины есть основания подавать в суд. А у нас?

— Искусственное оплодотворение уже стало поводом для изменений и новой интерпретации законов. А через несколько лет, кто знает, что могут придумать законники, если этот ребенок и его мать станут претендовать на владения де Шателле-Норландов и даже на «Норланд компани»?

Услышав это, Пол выпрямился и нахмурился:

— В письме об этом ни строчки. Наоборот, они обещают не разглашать мое имя.

Адвокат улыбнулся, вынул белый платок и, встряхнув его, протер очки. Впервые он заметил у Пола признаки интереса к положению дел в корпорации, которую он в один прекрасный день — если, конечно, доживет — должен был унаследовать. Может, Пол все же начал прозревать?

— Естественно, «Наше завтра» старается сохранить хорошую мину при плохой игре. Если женщина возбудит против них дело, возможно, в суде их заставят открыть имя донора.

— А этот ребенок… — Пол, все еще хмурясь, посмотрел на адвоката и кивнул на лежавшее на столе письмо, — он по закону может претендовать на какую-то часть владений?

— Как я уже сказал, мнение суда на этот счет становится все более непредсказуемым.

Пол Норланд откинулся в кресле и разразился торжествующим хохотом, но тут же вздрогнул от боли и схватился за бок. Насколько знал адвокат, у молодого человека было сломано не то пять, не то шесть ребер.

— Надо же так попасться в собственную ловушку! — воскликнул Пол, задыхаясь от смеха. — Старый мерзавец — может, хоть это отучит его соваться в мою жизнь!

— Если бы вы не вели столь буйный и опасный образ жизни… — начал адвокат.

— К черту мой образ жизни! Старик просто одержим манией продолжения династии — вот в чем проблема. Какая ему разница, кому достанутся деньги? Он-то к тому времени все равно помрет. Клянусь Богом, Эйб, я просто мечтаю, чтобы мамаша этого малыша запустила в него зубы. Если повезет, то она может потребовать место в совете директоров. Кстати, много хлопот она может доставить?

— Даже слишком, — с чувством отозвался Эйб Сигал. — Нам придется принять меры.

— Это уж точно! Вопрос только в том, сможет ли бедная женщина пережить меры, принятые Самим?

Адвокат водрузил очки на нос и сурово воззрился поверх них на молодого человека. Однако если строгий взгляд был призван приструнить нахала, то он возымел совершенно противоположное действие. Пол Норланд продолжал хохотать, держась за перевязанные ребра.

— Ваш дед… — напыщенно начал адвокат, не одобрявший прозвища Сам, которым наградили за его спиной Арчибалда де Шателле-Норланда. — Ваш дед всегда считался исключительно уважаемым человеком в своей отрасли.

Пол, по-прежнему широко улыбаясь, откинулся в кресле.

— Да, но не забывайте о крови Норландов, Эйб! В нашей семье была длинная череда авантюристов и сомнительных личностей, всегда поступавших по обстоятельствам. Может, я и паршивая овца в стаде, но если Сам всегда вел себя респектабельно, то лишь потому, что его еще пока жареный петух не клюнул, и вы это прекрасно знаете. Но в этот раз клюнет. — Он снова захохотал. — Жду не дождусь, чтобы посмотреть на его физиономию, когда он услышит новость!

— Что вы сказали?! — Эйб Сигал замялся, глядя на изумленное лицо своего работодателя.

Солнце отбрасывало блики на серебристо-белую шевелюру старика, но в его лице не было ничего ангельского. Густые темные брови — наследие предков-французов, передававшееся из поколения в поколение в семье де Шателле-Норландов, как всегда, были сдвинуты, придавая лицу выражение суровой сосредоточенности. Глубокие складки, сбегавшие от носа ко рту, лишь усиливали впечатление нетерпеливого ума и непреклонной решимости добиться своего любой ценой.