Николай Кочкуров вернулся в Мелекесс и некоторое время продолжал редактировать «Знамя коммунизма». Всего он выпустил 19 номеров.

В начале марта 1919 года в Поволжье начались крестьянские волнения. Три дня спустя Мелекесский уезд и город Ставрополь Самарской губернии были объявлены на осадном положении. Под Мелекессом и Сенгилеем появились красноармейские части, присланные из Симбирска. Мятежники были разгромлены.

Николай Кочкуров отправляется в районы, где недавно действовали восставшие. Расспросив участников разгрома мятежников и свидетелей, он пишет очерк «Мятеж в Ставропольском районе» и статью «К ликвидации Ставропольского мятежа» ²¹.

События, связанные с крестьянским восстанием, найдут отражение в его повести «Страна родная».

В конце марта Николая Кочкурова назначают редактором вновь созданной вечерней газеты губкома и губисполкома Самары «Красный листок».

Первый номер «Красного листка» вышел 16 апреля.

Главная тема очерков, статей и заметок «Красного листка» — борьба на восточном фронте ²².

Статьей «Год назад под Липягами» Николай Кочкуров отметил годовщину «чехословацкого нашествия».

Продолжая начатую в «Знамени коммунизма» борьбу с «примазавшимися к советской власти», Кочкуров публикует очерк «Подвиги советских работников и коммунистов в провинции», в котором указывает на опасность перерождения отдельных членов партии:

Рабочий или крестьянин, всю жизнь работавший на капитал, теперь вдруг попадает к власти и у него является стремление пожить «на широкую ногу» — хлебнуть из чаши наслаждений…

Долой привилегии! Долой мещанский коммунизм!

Все коммунисты, все советские работники должны встать на одну доску со всей беднотой города и деревни. Должны вместе с трудящимися массами делить радость и горе, нести тяготы и лишения, вызванные хозяйственной разрухой. Только тогда можно надеяться, что среди населения увеличится слой, сочувствующих Советской власти ²³.

Летом 1919 года Николай Кочкуров ушел добровольцем на деникинский фронт.

На фронте я все время был рядовым бойцом — сперва в Красной гвардии, потом в Красной армии — и никаких особых подвигов не совершил. Сообразуясь с обстановкой, временами приходилось менять винтовку на перо журналиста, или вести низовую партийную работу ¹.

«Осенью девятнадцатого Самарский коммунистический батальон, в котором служил Кочкуров получил направление в Тульскую губернию, — пишет журналист С. Норильский. — В грязной изодранной шинели, с незажившими боевыми ранами вступил крепкий волжанин на улицы старинного города Ефремова[6]. И тут же к штыку приравнял перо: в уездном печатном листке „Красный вестник“ (вскоре переименованном в „Красного пахаря“) Кочкуров стал его вторым редактором» ².

Ефремовский уезд — самый большой в губернии. Кочкуров как редактор и агитатор ездит по селам, собирает материалы для газеты, разъясняет крестьянам необходимость держать связь с газетой, их право «писать о дурных поступках коммунистов и советских работников». Кочкуров публикует заметки о международном положении («К мирным переговорам»), ведет критический раздел «Красные стрелы», рубрику «Пролетариат и искусство».

Из Ефремова способного агитатора партийная организация перебросила в губернский центр в главную тульскую газету — «Коммунар». Назначили членом редколлегии В каждом номере шли его материалы. За несколько месяцев работы — десятки публицистических статей, очерков, рассказов, фельетонов, басен ³.

В литературном отделе ежемесячного журнала «Пролетарское строительство» Кочкуров публикует несколько рассказов и очерков («Молодой полк», «Расстрел», «Погожий день», «Мятеж»).

«Мятеж» имеет подзаголовок «Деревенский рассказ».

По рыжему, глинистому бугру разметалось село Покровское. В былое время по воскресным дням и престольным праздникам сюда съезжались со всех окружных деревень, собирались большие торжища. По пыльным, степным дорогам за много десятков верст со скрипом тянулись тяжелые возы, груженые льном, пенькой, кожами, глиняной и расписной деревянной посудой, ободьями, колесами, дугами, дегтем и другими нужными в хозяйстве предметами.

По целым неделям над селом стоял шум и гам празднично настроенной толпы. Бабы, девки и ребятишки ходили по лавкам с галантерейным и красным товаром. Рядились, спорили, делая разочарованный вид, уходили от прилавка и опять возвращались, пробовали на зуб добротность ситца или кумача, перешучивались и переругивались со словоохотливыми торговцами, которые щедро сыпали и направо и налево порой остроумные прибаутки. Бабы и девки, ржа во все горло, скалили зубы, грызли орехи и семечки, плевали на все стороны и шли на карусель кататься или смотреть на длинноносого Петрушку и помирали со смеху, немало дивились хитроумным проделкам фокусника, который рвал железные цепи и разбивал о свою голову кирпичи. За пятачок пробовали счастья и тянули билеты, по которому, по словам продавца, мог попасть самовар, золотое кольцо, карты и другие ценные вещи. […]

Прогремевший гром революции очистил тяжелый воздух, которым дышала деревня… […]

Везде и всюду создавались Комитеты бедноты или, как их называли в деревне, «Бедные комитеты». Вначале бедняки были разрознены, запуганы и бессильны, а кулаки смелы и дерзки, как волки.

Но вот в Покровское возвратились солдаты распущенной царской армии — человек пятнадцать, среди них был и Семен Черемин — мужик многосемейный и бедный.

За время проклятой бойни его хозяйство пришло в сильный упадок. […]

По почину покровских бедняков в председатели вновь избранного комитета прошел Семен Черемин… ⁴

В Туле Кочкуров познакомился и подружился с начинающим драматургом Анатолием Глебовым[7]. (Николай Кочкуров стал прототипом Коли Кунгурова, одного из героев пьесы «Наши дни», написанной Глебовым в 1919 году).

Из воспоминаний Анатолия Глебова

Артем, потеряв казарменный кров, остался бездомным, и мы его приютили у себя. Так образовалась наша маленькая коммуна, всегда жестоко голодная и всегда тем не менее веселая и шумная. […]

Появление в нашей комнате Артема стало поводом для серии новых конфликтов с агрономшей [хозяйка дома]. Стопроцентное отсутствие у него «приличных манер» […] сделали беднягу Артема настоящим жупелом в глазах хозяйки. Тщетно я, защищая его, говорил ей о необыкновенной литературной одаренности этого парня […] «Это дикарь, я дикарь не может быть писателем!»

Дикарем Артем не был, но «дикость» в нем тогда была […] ⁵

Однажды утром он ошарашил Глебовых:

— Ребята, знаете, что я надумал ночью? С сегодняшнего дня начинаю новую жизнь. — Он сделал интригующую паузу, потом пояснил: — Буду резать правду-матку в глаза всем и каждому. Надоело, понимаешь, врать. Все врем, врем. На каждом шагу врем. Жмешь кому-нибудь руку, а сам знаешь, что он рвач, подлец, сука. И все-таки жмешь! Ему бы плюнуть в его мерзопакостную рожу, а ты улыбаешься! Надоело.

Мы молчали озадаченные. Потом жена сказала:

— Интересно будет послушать.