Николай Кочкуров занялся пропагандой устной газеты — его привлекала возможность знакомить с основными вопросами «текущего момента» даже неграмотных. В самарских газетах он напечатал статьи «Примерное содержание устной газеты», «Устная газета в деревне», «Что такое устная газета?» «Типы устных газет» 11. 13 февраля в театре «Триумф» перед спектаклем была «прочитана» устная газета.
Кочкуров давал практические советы, как проводить встречи с «читателями» — от простых читок газетных статей до театрализованных сопровождений некоторых материалов.
Самарские власти прониклись сознанием важности организации «устной газеты». При Трубочном заводе из наиболее грамотных и сознательных рабочих была создана группа чтецов газет, а городская партийная организация мобилизовала 25 человек учиться новому делу (между прочим и правильной дикции).
Вернувшись в Москву, Кочкуров продолжал сотрудничать в «Гудке»[14].
Старейший журналист Лев Менделевич Гурвич, несмотря на свой весьма почтенный возраст, охотно и много рассказывал о своей молодости:
«В 1921–1922 годах при МК комсомола существовала газета „Юношеская правда“. Она выходила нерегулярно, в зависимости от наличия бумаги и продуктов, которые нам удалось достать для типографских работников. Своей типографии не было, газета печаталась в разных местах и даже… в Таганской тюрьме. Тюрьма, оборудованная по американскому образцу, имела и типографию.
В „Юношеской правде“ не было четкого распределения обязанностей, каждый делал, что требовалось в данный момент.
В октябре-ноябре [1921] в газете работал и Николай Кочкуров» 12.
О «Юношеской правде» вспоминает и Марк Колосов:
«В нашей московской молодежной газете не было ни одного штатного сотрудника. Делали ее в общественном порядке комсомольцы-журналисты, работавшие в „Правде“, „Известиях“, в „Труде“. Оформляли студенты Вхутемаса Пророков и Кукрыниксы. В литературном отделе публиковали свои первые произведения Безыменский, Жаров, Шолохов, Веселый, Рахилло, Лагин, Шубин» 13.
Минул год, как в типографии поезда «Красный казак» Николай Кочкуров отпечатал «Опросные листы» и разослал их по кубанским станицам, а переписка с участниками гражданской войны не прерывалась. Особый интерес представляли письма от бойцов XI армии. Однако Кочкурову нужно было своими глазами увидеть места, где разворачивались события, и он намеревается проехать по следам отступления XI армии.
Но в те дни, когда шла подготовка к экспедиции, Николай Кочкуров получил письмо, которое изменило все его планы.
«ФРИНИНА ГАЗЕТА»
Летом 1921 года Кочкурову передали, что его разыскивает девушка, с которой он познакомился в Самаре два года назад в доме Федора Куля[15]. 5 июня Николай Кочкуров пишет в Самарканд:
Солнечная Фрина,
[…] твое письмо мне переслали из деревни. Опоздай оно на пару дней, и твоя и моя жизнь потекли бы наверняка по другому руслу: через пару дней я уезжаю и самое меньшее на год скрылся бы с горизонта. И ты ни от кого и ниоткуда не узнала бы, где я.
Письмо пришло вовремя. Да будет благословенна судьба. С завтрашнего дня меняю свой путь.
Пиши. Москва. Гудок 1.
Из воспоминаний Фрины Меерзон
Неожиданно в Самарканд приехал Николай, он жил в палатке в абрикосовом саду. Мы ходили гулять в старый город, заходили в чайханы, ели шашлыки, слушали восточную музыку, упивались экзотикой.
Меня еще не демобилизовали [она работала в Политотделе Туркестанской армии], и он вынужден был уехать один. На всех станциях на почтовых ящиках он писал мне приветы…
Фрина приезжает в Москву, они с Николаем поселились в общежитии и прожили там до ее отъезда в Тулу на работу в штате губкома.
«Позади служебных помещений у меня — отдельная комната, — вспоминает Фрина. — На стене Николай написал:
Моя дорога — все дороги!
Мой путь — все пути!
Мое жилище — весь мир»!
В «Стране родной», описывая жилье Ефима и Гильды, Артем воспроизведет эти лозунги. В Туле Николай бывает лишь наездами, он не может покинуть столицу: держит работа в «Гудке», литературная среда и подготовка к печати его произведений.
В сентябре 1921 года Кочкурову исполнилось двадцать два года. Он мечтает посвятить жизнь литературе, прославиться; своими мечтами он делится с Фриной.
Они постоянно пишут друг другу, но ему недостаточно обычной переписки, в сентябре он издает первый номер рукописной «ежемесячной» «Фрининой газеты» (вышло два номера).
В 1957 году мы держали в руках оригиналы обоих номеров; с согласия Фрины Исааковны сняли с них и с писем Артема копии и получили разрешение на их публикацию (не ранее 2000 года).
Первый номер назван «ОСЕННИЙ ДОЖДЬ». В выходных данных — «Фринина газета», № 1, сентябрь 1921 г., цена — 2 года. Указано, что газета «иллюстрированная». Иллюстрацией служила фотография Фрины, впоследствии утраченная.
Второй номер — «УТРО», выходные данные: «„Фринина газета“. № 2, октябрь, цена — бесценная», иллюстрациями служили нарисованные цветными карандашами несколько геометрических фигур, нечто «футуристическое».
Листы большого формата Артем Веселый заполняет всеми полагающимися газетными рубриками: передовица, статьи, очерки, фельетон, информация.
Передовица первого номера — «Тула-Москва»:
[…] Поехать сейчас в Тулу работать значило бы отказаться от борьбы на литературном фронте и покатиться по линии наименьшего сопротивления.
Безумье отступать, когда я чувствую в себе могучую силу творца и борца.
Безумье отступать, когда в душе полыхает пожарище […]
Журналист Кочкуров, опубликовавший к этому времени не одну тысячу строк в газетах, теперь — начинающий писатель, ощутивший свое призвание.
Как писатель я еще младенец, у меня только еще прорезываются зубы художника, я еще только расправляю крылья.
Я ВЕСЬ В БУДУЩЕМ!
Я всего еще только сделал один-два неуверенных, нетвердых шага по литературной дороге, у меня впереди еще длинный путь […]
Громадную силу и невиданной величины талант я чувствую в себе, так же, как женщина чувствует под сердцем ребенка…
В 1921 году в октябрьском номере недавно созданного «толстого» литературно-художественного и научно-публицистического журнала «Красная Новь» напечатана пьеса «Мы» — первое произведение Артема Веселого, опубликованное в Москве 2.
С этого времени Николай Кочкуров берет псевдоним Артем Веселый.
Из письма Артема 7 ноября 1921 г.
Сегодня я ничто. Сегодня я косноязычен, не выдавлю из души ничего, кроме банальных «милая» — «дорогая». […]
Но, может быть, завтра я создам сказку, которой будут восхищаться многие будущие поколения, может быть, я пропою тебе песнь, которая тысячезвучным эхом покатится по ребрам веков, может быть, я скажу слово, которое будет переходить из уст в уста всех народов…
Многие статьи в «Фрининой газете» — экзальтированное выражение сильного чувства.
Ты и я — крылья нашего счастья…
Любовь — тайна!..
Любовь — ценнейший клад. Счастлив, как Бог, тот, кто сумеет найти и поднять этот клад.
Любовь, как океан ночью. Может быть, берег рядом, может быть — далеко, далеко, а может быть, совсем нет берега — конца любви!?!