Джино нашпиговал «Мираж» своими людьми, и тогда прокатилась новая волна убийств. За короткое время погибли управляющий казино, официантка из коктейль-бара и крупье. Такие вещи сильно мешают бизнесу. Известность «Миража» росла, а доходы падали.

— Я заключу контракт с одним киллером из Буффало, — предложил Джино. — Он быстро вышибет из него мозги.

Энцо кивком выразил согласие.

— Чем скорее, тем лучше.

Первого апреля тысяча девятьсот пятьдесят первого года Пинки проснулся поздно. Его последняя жена, которую он любовно называл Пираньей, храпела рядом. Это всегда приводило его в бешенство.

В спальне воняло собачьим дерьмом. Пинки пнул жену в бок.

— Опять твои собаки загадили спальню?

Пиранья протерла глаза, с которых вчера не удосужилась смыть тушь.

— Что-что?

Он пришел в ярость.

— Твои чертовы псы обделали ковер!

Пиранья села на кровати. Она была в чем мать родила, и ему, как всегда, бросились в глаза ее мощные груди — самые большие пневматические груди в Филадельфии. Временами Пинки казалось, что он женился не на женщине, а на паре необъятных искусственных титек.

— Ну так что? — заорала она. — От вони еще никто не умирал!

— Да уж! Кому, как не тебе, это знать? Когда ты в последний раз принимала ванну?

Пиранья не уступала:

— И ты еще смеешь упрекать меня? Слюнявый подонок! — она замахнулась, но он перехватил ее руку. — Пусти! Сейчас же отпусти меня!

Все три пекинеса ринулись защищать хозяйку. Два пса вспрыгнули на кровать, а один встал на задние лапы и неистово лаял.

— Заткни пасть своим чертовым псам! — завопил Пинки.

Пиранья, наоборот, науськивала собак:

— Давайте, давайте, милые, помогите мамочке!

Теперь уже лаяли все три пса, а те, что были на кровати, прыгнули на Пинки. Пока он отдирал их от себя, Пиранья вцепилась длинными кроваво-красными ногтями ему в рожу.

— Сука! — орал Пинки.

— Гад! — не отставала она.

Им вторили псы. Пинки схватил одного за загривок и швырнул через всю комнату. Пес приземлился в углу и жалобно заскулил.

Пиранья бросилась ему на помощь.

— Ты, недоносок! — вопила она. — Сделал Паф-Пафу больно!

— Пошел твой Паф-Паф!..

— Сам пошел!..

Пинки соскочил с постели и угодил босыми ногами прямо в собачьи какашки. Он взвыл и опрометью ринулся в ванную.

Пиранья, путаясь в рукавах, надевала халат. Потом она подобрала раненую собаку, схватила лежащие на столе ключи от «кадиллака» и выбежала из дома, приговаривая:

— Не волнуйся, малыш, мама отвезет тебя к доктору.

Пинки мыл ноги и вдруг услышал взрыв. Сначала он подумал, что на него напали, и кинулся плашмя на пол ванной. Потом встал, осторожно вышел в спальню и увидел за окном пылающий «кадиллака».

— Боже праведный! — ошеломленно пробормотал он. — Там мог быть я!

Первого сентября тысяча девятьсот пятьдесят первого года у Джино родился сын.

Его сын!

Самый счастливый момент его жизни!

Они назвали ребенка Дарио.

Джино неделю праздновал.

Мария ликовала.

— Я же говорила, что подарю тебе сына!

Он зацеловал ее всю — свою прекрасную девочку-жену и в который раз вознес хвалу небесам за то, что они встретились.

Дарио был хилым младенцем — всего пять фунтов десять унций — и совсем не похож на Лаки: лысенький, с ручками и ножками, как спички, бледный и голубоглазый.

Лаки была уже взрослой девицей: ей исполнилось год и три месяца. Точная копия своего отца. Такая же смуглая, оливковая кожа. Черные глаза. И вьющиеся черные волосы. Он безумно любил ее, но рождение сына — это все-таки что-то особенное.

Мария сочла необходимым по возвращении из больницы провести разъяснительную работу:

— Джино, мы должны быть очень осторожными. Как бы Лаки не начала ревновать.

— Ты что, смеешься? Я обожаю их обоих!

— И тем не менее следи за собой.

— Ладно.

И все-таки сын есть сын. Продолжение тебя. Дочь — это нечто совсем другое.

— Эта сволочь живуча, как кошка, — бушевал Энцо. — Сроду не сталкивался ни с чем подобным.

— Ничего, — успокоил его Джино. — Главное, мы его хорошенько напугали. Больше он не сунется в Вегас и тем более в «Мираж».

— Если ты так считаешь, ты очень ошибаешься, — предупредил Энцо.

— Если я ошибаюсь, мы вышибем из него дух раз и навсегда!

Энцо все не мог успокоиться.

— Как это мы его упустили?

— Мы убили его жену. Это послужит ему уроком. Теперь он будет держаться от нас подальше.

— Да, какое-то время.

— Да брось ты, — сказал Джино. — Я знаю Пинки, как свои пять пальцев. Не забывай, мы вместе начинали — на улице. Он мог вспыхнуть, но надолго его не хватало, хочешь пари?

— Я не любитель.

— Ну и не надо. Просто запомни мои слова. Он засядет у себя в Филадельфии и никогда больше не будет путаться у нас под ногами.

— Хочу надеяться, что ты прав.

— Ясное дело, прав, — Джино закурил длинную, тонкую сигару «Монте-Кристо». — Хочешь взглянуть на моего наследника? Самый замечательный парень во всем мире!

Стивен вперил взгляд в удаляющуюся фигуру Лаки и смотрел ей вслед до тех пор, пока она не исчезла из виду. Тогда он и сам начал спуск по бетонным ступенькам. Он смертельно устал, был грязен и зол на судьбу, продержавшую его целую ночь в лифте, да еще в компании такой мегеры, как Лаки — нахальной, грубой, ругающейся, как извозчик. Ну, правда, хорошенькой, этого у нее не отнимешь. Даже после ночи в лифте она выглядела — просто блеск!

Он приказал себе не думать о ней. Что он, в самом деле, себе позволяет. С тех пор как он решил, что Эйлин — единственная, Стивен ни разу не помыслил о другой женщине.

К Дарио медленно возвращалось сознание. Он не сразу понял, где находится, потом вдруг вспомнил и резко сел. Низ живота свело от страха и нестерпимой боли. Он находился в своей постели. Голова раскалывалась.

— Ну, как ты?

Дарио заморгал. Комнату освещала всего одна свеча. В кресле у двери кто-то сидел. Дарио попробовал встать, но едва его ноги коснулись пола, как накатила тошнота, и он был вынужден снова лечь.

— Ничего-ничего, — послышалось от двери. — Я — Сэл, меня прислал Коста Зеннокотти. Извини, что пришлось тебя стукнуть, но откуда мне было знать, кто ты, а кто — налетчик?

Дарио приподнял голову и простонал:

— Большое спасибо.

— Не обижайся, — фигура в кресле поднялась и приблизилась к нему. Дарио был в шоке. Сэл — женщина!

К тому времени, как проснулся Эллиот, Кэрри была уже полностью одета и нервно вышагивала по квартире.

— Ты бы лучше полежала, — упрекнул муж. — Вчера тебе пришлось несладко.

Она постаралась, чтобы ее голос звучал легко:

— Я прекрасно себя чувствую.

Не хватало сейчас отлеживаться!

— Черт побери! — воскликнул Эллиот, тщетно пытавшийся включить свет в ванной. — До сих пор нет электричества! Что только происходит с этим городом?

Кэрри пожала плечами. Что происходит с ее жизнью? Какой уж тут город…

Джино быстро добрался до Нью-Йорка. В двенадцать тридцать машина уже неслась по оживленным улицам Манхэттена, снижая скорость на перекрестках — светофоры не работали — и подскакивая на выбоинах.

— Не могут привести улицы в порядок, — буркнул шофер. — Куда только идут наши денежки?

Это были первые слова, с которыми он обратился к Джино за все время пути.

Джино молчал. Сейчас не до разговоров.

Двадцать семь лестничных пролетов вниз — и у Лаки заныли ноги, которые к тому же потели в высоких модных парусиновых сапожках. Ах, если бы сейчас на ней были шорты, теннисные туфли и рубашка с короткими рукавами! Лаки улыбнулась, представив себе физиономию Косты, если бы она в таком виде заявилась к нему в офис. А почему бы, собственно, и нет? Она взрослая и может делать все что пожелает. Все-все-все. Она вышла из того возраста, когда драгоценный папочка контролировал и диктовал ей, что делать, а чего не делать. Держал в постоянном страхе…