Кэрри положила мыло на место и вышла из-под струи, падавшей на нее из душа.
— Не так скоро, милочка, — две приятельницы Рыжей преградили ей дорогу.
— Кладите ее на пол, — скомандовала их повелительница. — И раздвиньте ноги.
Кэрри поняла: сопротивляться бесполезно. Ее распяли на скользком кафельном полу и держали за руки и за ноги. Рыжая ухмыльнулась.
— А теперь, безмозглая негритоска, я по доброте душевной научу тебя кое-каким трюкам.
Они продержали ее в таком положении целый час, развлекаясь тем, что запихивали внутрь ее тела все, что попадалось под руку. Рыжая сидела в сторонке и мастурбировала. Потом они с гоготом удалились. Славная утренняя потеха.
Кэрри неподвижно лежала на полу. Сверху на нее капало из душа. Она мечтала умереть. С нее достаточно. Жизнь кончена, не имеет никакого смысла.
Двумя часами позже надсмотрщица нашла ее все в той же позе, посиневшую от холода, с кровотечением из влагалища.
— Боже милосердный! Кто это сделал?
Кэрри не проронила ни звука — все две недели, пока лежала в лазарете. Выписавшись, она так же молча прошла мимо остальных девушек. Те отводили глаза и по-прежнему не заговаривали с нею. Ей было все равно. Она научилась ненавидеть. Это было очень полезное и очень сильное чувство; интуиция подсказывала сокамерницам, что с ней лучше не связываться.
Кэрри приняла решение. Отныне она будет думать только о себе, станет самой крутой, самой прожженной и высокооплачиваемой негритянской шлюхой!
Кэрри отпустили студеной зимой. Она провела на острове шесть месяцев, вдвое больше первоначального срока, но она была не сильна в цифрах и не чувствовала времени. Она потеряла восемнадцать фунтов весу, от нее остались только кожа да кости. Волосы подстрижены из-за вшей; когда паром перевозил освободившихся девушек через Ист-Ривер, она вся дрожала от холода в своем летнем платьишке.
У нее было только десять долларов, но она надеялась, что Флоренс Уильямс сберегла ее собственность, включая маленькую коробочку, в которой хранились скопленные ею шесть сотен.
В доке, куда причалил паром, толпились сутенеры и сводники. Они придирчиво осматривали девушек, точно мясные туши, и тут же вербовали тех, что сулили прибыль. Власти об этом знали, но никому не было дела.
Шлюха всегда остается шлюхой. Полиция смотрела на это сквозь пальцы.
Какой другой шанс был у этих девушек? Кто предложит им мягкую постель, новую одежду, горячую пищу и возможность честного заработка?
Кэрри все это знала. На Уэлфер-Айленде заинтересованно обсуждали, кто попадет к какому своднику. Девушки писали коротенькие напутствия: «Если увидите «Драные Порты», дайте ему за меня под зад коленом!», «Встретите тощую крысу с желтым авто — всадите в него нож. Подлый ублюдок более чем заслужил это!»
Кэрри оглянулась по сторонам. Она знала, что выглядит как настоящая уродина и не может рассчитывать на внимание. Она вдохнула побольше воздуху и выпятила грудь. Результат не замедлил сказаться: к ней тотчас подкатился какой-то смуглый белый и прогнусавил:
— Ищешь работу, а, чернушка?
Ей не понравилось «чернушка», и она покачала головой.
— Брось, — уронил сводник. — На тебя больше никто не польстится.
Она сощурила глаза.
— Видел бы ты, что у меня между ног, ты бы так не говорил, беляк! — Она повернулась к нему спиной и увидела того, кого искала. Его ни с кем не спутаешь. Высоченный негр. Совершенно лысый. В белом костюме и меховом пальто. Кэрри немало слышала о нем на острове. Его звали Уайтджек, он подбирал девочек для Мей Ли, известнейшей мадам Гарлема.
Уайтджек стоял, облокотившись на сверкающий новенький автомобиль, и жевал длинную тонкую сигару. Его не устраивала ни одна девушка.
Кэрри так и подлетела к нему.
— Извините, мистер. Вы меня не покатаете?
Он окинул ее с головы до ног ленивым, незаинтересованным взглядом. Потом — с ног до головы — чтобы быть уверенным, что он ничего не пропустил.
— Поищи в другом месте, моя радость, — наконец протянул он.
— Мне только на прошлой неделе исполнилось шестнадцать, — затараторила Кэрри. — Красивая, черная, горячая и совсем молоденькая — как раз то, чего ищут старые шалунишки. Я не новичок — работала у Флоренс Уильямс.
— Сейчас о тебе не скажешь — красивая и горячая.
— Дайте мне шанс, — клянчила она, водя руками по всему телу. — Меня приодеть да подкормить, я принесу вам бешеные бабки. Позвольте мне попробовать!
— У нас с мадам Мей первоклассное заведение. Первоклассное! Иди, тряси задом в каком-нибудь другом месте.
Мольба на лице Кэрри сменилась яростью. Ненависть, которой она научилась на острове, клокотала у нее в груди и жаждала вырваться наружу. Но Кэрри сдержалась. Пожала плечами и повернулась, чтобы уйти.
Он остановил ее, положив руку ей на плечо.
— Хочешь работать горничной?
Кэрри стряхнула эту руку и пошла дальше. Горничной! Обхохочешься! В прошлое нет возврата!
— Эй, ты! — он догнал ее, и они пошли рядом. Она почувствовала интерес к своей особе.
— Ты в самом деле работала у Флоренс Уильямс?
— Поверь. Нас было четверо: я, Билли и две белых курочки.
— Гм. — Он выпустил ей в лицо кольцо сигарного дыма. — Надеешься понравиться мадам Мей?
Кэрри знала, что к чему.
— Понравлюсь тебе — понравлюсь и ей. Кто же не знает, что все зависит от тебя?
Он расплылся в улыбке:
— Умница.
Она вернула ему улыбку:
— И совсем молоденькая.
— Залезай в авто.
— Мигом, Уайтджек.
— Откуда тебе известно мое имя?
— Кто же на острове его не знает? Ты — большой человек.
Его улыбка стала шире.
— Знаешь, что и когда сказать.
— И знаю, когда нужно держать язык за зубами.
Уайтджек расхохотался.
— Ч-черт, наконец-то попалась бабенка, у которой неплохо подвешен язык.
Кэрри вторила ему счастливым смехом.
— Еще бы!
Ее отмыли, продезинфицировали, вывели вшей, накормили и подвергли тщательному медицинскому осмотру — снаружи и внутри. Потом облачили в розовый атласный халат, и она немедленно приступила к работе.
Мадам Мей была одного роста с Уайтджеком, сластолюбивая матрона в длинном светлом вьющемся парике, который контрастировал с ее кожей цвета черного янтаря. Она была «действующей» мадам и драла бешеные деньги за свои услуги. Ей было под сорок; она стала проституткой в двенадцатилетнем возрасте.
Кэрри не показалась ей хорошенькой, но она умела видеть сквозь внешнюю оболочку.
— Если ты хочешь, можно попробовать, — сказала она Уайтджеку (Кэрри не ошибалась на его счет). — Только держись подальше от ее штанишек. Я не намерена делиться.
Уайтджек принужденно засмеялся.
— Я и не думал, мамочка.
— Черта с два ты не думал!
— А, ч-черт! Неужели, по-твоему, после тебя у меня еще остаются силы возиться с кем ни попадя?
— По-моему, ты готов возиться с любой из живущих тварей — когда меня нет поблизости.
Кэрри была твердо намерена добиться успеха. Она не спешила заключить контракт, пока не встанет на ноги. Для начала ее устраивал половинный счет. Она забрала свой скарб от Флоренс Уильямс и была счастлива увидеть свой капитал целехоньким. Флоренс даже спросила, не собирается ли она вернуться, но Кэрри пришлось отклонить ее предложение. У мадам Мей дело было поставлено на более широкую ногу, и как только Кэрри освоилась, она начала работать в режиме «нон-стоп». Ее жизненной целью стали деньги. И она рассчитывала на заначку.
Клиентура мадам Мей была более разнообразной, чем у Флоренс Уильямс. Она держала дом открытым; вместе с Кэрри на нее работали десять девушек: еще две черных, пуэрториканка, три белых, толстая мексиканка, китаянка и хорошенькая карлица по имени Люсиль.
Кэрри пришлось немало потрудиться, чтобы заткнуть за пояс остальных девушек. У нее появилось честолюбие. Она станет лучше всех!
Все ее клиенты, начиная с самого первого, приходили снова и снова. Кэрри умела дать мужчине почувствовать себя мужчиной. Они являлись с жалкими висюльками между ног, проблемами и нытьем, а уходили от нее обновленными, посвежевшими и как следует трахнутыми.