— Не волнуйся. Мы поженимся. Даю тебе честное слово.
— Они скажут, я еще слишком молода. А у тебя нет денег и…
Джино снова взял в ладони ее лицо.
— Перестань. Просто перестань, о'кей? Мы обязательно поженимся. Может быть, не сейчас, но как только я встану на ноги. Придется немного подождать. Это будет нелегко, но мы выдержим. Правда?
Ее прекрасные голубые глаза счастливо сияли.
— Конечно, Джино.
Он наклонился, чтобы вновь прильнуть к ее губам.
Коста увидел, что они делают, и, подбежав, бросился их разнимать.
— Иисусе Христе! — воскликнул он, пользуясь излюбленным выражением Джино. — Чем это вы занимаетесь?
Его сводная сестра захихикала.
— Мы влюблены, братишка, влюблены!
— Не может быть!
— Как замечательно! — обрадовалась Дженнифер.
Джино глупо улыбнулся.
— Я намереваюсь жениться. Можете вы себе это представить?
— Не могу, — отрубил Коста. — Не знаю, что на тебя нашло. Должно быть, ты спятил.
Джино стоял на своем.
— Вы бы нас лучше поздравили. Коста, я — твой лучший друг, а Леонора — сестра. Ты должен прыгать до небес от счастья.
— Джино, — твердо произнес Коста. — Подумай своей головой. Что скажет папа?
Друг заносчиво тряхнул черными кудрями.
— Не будем пока им говорить. Я вернусь в Нью-Йорк, заработаю кучу денег и приеду за Леонорой. Никто не станет возражать, если я разбогатею.
Коста ошеломленно покачал головой. Он не верил своим ушам, и ему было страшно. Происходящее чревато серьезными осложнениями. Он трезво смотрел на жизнь и понимал, что, стоит только отцу что-нибудь заподозрить, он тотчас отправит Джино в Нью-Йорк — первым попавшимся поездом. Навсегда вышвырнет из Сан-Франциско и из их жизни.
Джино, Леонора и Дженнифер приплясывали на ходу; с них ручьями лилась вода.
— Идемте, — строго сказал Коста.
— Ну и зануда же ты, — упрекнул Джино. — Тебе что, не нравятся приключения?
— Только со счастливым концом, — мрачно ответил Коста. Он вдруг показался себе гораздо старше своих шестнадцати лет.
— Будет тебе счастливый конец, — пообещал Джино. — Я — Джино Сантанджело и уж если что-то знаю, то знаю. Можешь поверить, это так и есть.
Коста кивнул.
— Хочу надеяться. — Но в глубине души он знал, что его друг заблуждается.
Джино вернулся в Нью-Йорк весь во власти честолюбия. Впервые в жизни ему было ради чего стараться. Его ждет Леонора. Будущее в их руках.
Остаток каникул в Сан-Франциско пролетел, как волшебный сон, хотя за это время они с Леонорой почти не оставались наедине. Однако глазами они сказали друг другу столько, сколько другие не успевают сказать за всю жизнь.
Даже до Косты начало доходить, что это серьезно.
Накануне отъезда Джино ухитрился проникнуть в спальню Леоноры, и они долго строили планы на будущее. И целовались — сначала целомудренно, а затем все более страстно.
— Можешь взять меня, если хочешь, — выдохнула Леонора. — Я еще не… ну, ты понимаешь. Но с тобой, Джино… Я не хочу, чтобы ты… с другими женщинами. У мужчин бывают потребности…
Он заставил себя отстраниться.
— Ничего, я подожду.
— Но, Джино, в этом нет нужды. — У Леоноры пылали щеки. — Мы же любим друг друга, а если двое любят, в этом нет ничего плохого. Ведь так?
Он смотрел на нее, такую красивую, нежную, соблазнительную, и чувствовал, что у него вот-вот лопнут брюки.
— Нет ничего плохого, — подтвердил он. — Но нам есть что беречь.
Кто бы мог подумать, что Джино-Таран впадет в сентиментальность?
Сам он — в последнюю очередь.
В Нью-Йорке он первым делом снял другую комнату, в двух кварталах от своего прежнего жилья и тоже недалеко от свалки. Но он приходил только ночевать, а утром снова уходил на работу. Приходилось экономить каждый доллар и каждый цент. У него все еще оставался счет в банке — там лежало семьдесят пять баксов. Но основной капитал — больше двух тысяч новенькими, хрустящими бумажками — хранился в депозитном сейфе. Джино поставил перед собой задачу заработать много больше, только тогда он получит право на Леонору. Франклин Зеннокотти ни за что не отдаст ему свою дочь, если Джино не сможет обеспечить ей привычный образ жизни.
Его следующим шагом было отправиться к Жирному Ларри и узнать, что тут творится. Народу было полно, однако он не встретил никого из знакомых — одних желторотых юнцов за молочными коктейлями.
— Где наши? — спросил он Жирного Ларри.
Тот бросил вороватый взгляд по сторонам.
— Многое изменилось. Зайди с черного хода и стукни два раза.
Джино присвистнул. Жирный Ларри тоже начал приторговывать запрещенными спиртными напитками. Он зашел с черного хода, спустился по небольшой лестнице, ведущей в бывший подвал, и очутился в слабо освещенном баре. Четверо музыкантов наигрывали джазовые мелодии; между столиками сновали длинноногие полураздетые официантки. Должно быть, переоборудование подвала влетело Жирному Ларри в копеечку.
За одним из столов восседал Розовый Банан в шикарном костюме в полоску, с сигарой в толстых губах и стаканом дешевого ликера в руке, из которого он поил устроившуюся у него на коленях маленькую блондинку.
Да уж не мисс Зазнайка ли это? Теперь она выглядела гораздо старше благодаря помаде и перманенту, — но все такой же заносчивой. Мисс Зазнайка. Девушка, которая полностью владела его мыслями, пока он не встретил Леонору. Теперь она стала больше походить на женщину — и дешевку.
— Эй, Розовый Банан! — Джино начал пробираться к ним.
Старый приятель вскочил на ноги.
— Джино! Когда тебя выпустили? Как дела?
Джино скорчил гримасу.
— Ну, что тебе сказать, старина? Если коротко, то я бы не рекомендовал это место для проведения летних каникул.
Розовый Банан заржал и заключил Джино в объятия.
— Сейчас закажу тебе выпивку, и ты все расскажешь.
— Прошу прощения, — резко вклинилась мисс Зазнайка, дергая Банана за рукав.
— Ах да. Джино, ты помнишь Синди?
— Само собой. Она всегда была такая ласковая — как же мне забыть?
Синди уставилась на него.
— Ага, вспомнила. Джино Сантанджело. Д-Ж-И-Н-О. Не ты ли обещал, что я о тебе еще услышу?
— Точно, куколка, — он перестал обращать на нее внимание и повернулся к Банану. — Ну, ты даешь! Видно, у тебя неплохо идут дела. Когда мы виделись в последний раз, ты валялся на больничной койке с парочкой переломов. Что произошло?
Розовый Банан постучал себя по голове.
— Просто я поумнел. Помнишь, что ты сказал мне в больнице? Кому нужно копаться в чужом дерьме! Я поразмыслил и решил, что ты прав. И теперь я — большой человек, Джино. Можешь мне поверить. Большой человек.
Они сели, и Розовый Банан щелкнул пальцами, подзывая официантку.
— Чем же ты занимаешься? — допытывался Джино.
Приятель опустил глаза.
— Оказываю кое-какие услуги… разным важным шишкам.
Джино молчал. «Услуги»… Это может означать все что угодно. Не стоит давить на Банана. Они обсудят это с глазу на глаз, без Синди, которая теперь жарко дышит в затылок.
— Мы с Синди живем вместе, — сообщил Банан. — В хорошенькой квартирке на Сто десятой улице.
— Да, у вас тут действительно большие перемены. Вот уж от кого не ожидал, так это от тебя.
— Это еще почему? — окрысилась Синди.
Она погрубела, но была все так же хороша.
Джино пожал плечами.
— Не знаю. Просто мне так казалось. — Не скажешь ведь, что Банан отнюдь не тот человек, который мог заарканить приличную юбку. Он решил сменить тему. — Больше не ходишь в школу, а, крошка?
Синди облизнула ярко накрашенные губы.
— Я всегда ее ненавидела, так же, как и дом моих родителей. Взяла вот и бросила и то, и другое сразу. Мне семнадцать лет, что хочу, то и делаю. Это моя жизнь, не так ли?
Семнадцать. Столько же, сколько Леоноре. Но какая между ними разница! Синди — прожженная, размалеванная, доступная. И Леонора — нежная, красивая, нетронутая.