— Мне пора, Володя, — сказала она, и что-то оборвалось во мне, но я тихо и твердо сказал:
— Хорошо.
— Ты мне скажи, когда пойедешь. Обязательйно.
— Хорошо, Лина.
Она склонилась ко мне и крепко поцеловала в губы и быстро вышла из комнаты, и уже через минуту мне казалось, что ее никогда и не было здесь, а что был просто сон, прекрасный и короткий сон…
Через месяц мы уезжали. Я не сдержал своего обещания и ничего не сообщил Лине. Не знаю почему. И когда уже поезд тронулся, а я смотрел на людей, стоящих на перроне, мне вдруг показалось, что Лина стоит в толпе и смотрит на меня. Я хотел потеснить кондуктора, посмотреть, убедиться, но он, равнодушно и лениво захлопнув дверь, строго сказал:
— Все. Поехали. Проходите на места…
20
Было уже светло. Но спать не хотелось. Лишь легонько кружилась голова от бесконечного курения. Мы молчали, наконец я спросил:
— Вы больше не встречались?
— Нет. — Володя отвечал резко, отрывисто.
— А письма?
— Тоже нет…
— Вы ее любите и теперь?
Он долго не отвечал, задумчиво ковыряя прутиком в угасающем костре, и я вдруг почувствовал всю бестактность своего вопроса.
— Уморил я вас голодом, — с сожалением сказал он, — может быть, разогреть уху?..
В двенадцать часов дня пришел вертолет. Мы попрощались с Володей, и он, легко вскинув рюкзак за плечи, не дожидаясь, когда мы взлетим, широко зашагал прочь. И еще раз я увидел его, когда вертолет, стремительно взмыв вверх, делал левый крен. Посреди огромной тайги одиноко шел человек.
1975 г.