Многие события первых лет колониализма на Кубе пока, к сожалению, известны очень слабо. Зато достаточно точно мы знаем следствие этого «цивилизующего» натиска: на Кубе в год первого плавания Колумба жило около четверти миллиона индейцев. А уже в 1569 году хроникер Луис Гертран де Сан Лукар пишет, что жертвой завоевателей Кубы стало «200000 индейцев»… В дальнейшем погибли и остальные…

Один из известных конкистадоров, живший на Кубе, впоследствии завоеватель Мексики, Эрнандо Кортес, писал: «Я не пришел, чтобы копать поле как какой-нибудь селянин…» Но кто же тогда ископает Кортесово поле? Кто на нем будет работать, когда кубинские индейцы растаяли под конкистадорским нашествием, как снег на мартовском солнце? Где найдутся новые рабочие руки для поместий Кортеса? Нашлись. И очень далеко. За морим. В Африке. У них была черная кожа!

Действительно, истребив индейцев на Кубе, испанцы подрубали сук, на котором сидели. Каждое общество живет тем, что само для себя добудет, произведет. Основой каждого общества являются те, кто вспахивает поля, кто добывает в горах серебро, кто в садах ухаживает за деревьями. В континентальной Америке — в Мексике, Перу — завоеватели потом не повторяли той ошибки, какую они совершили на Кубе. Там и доныне живут миллионы индейцев. Но всюду, где индейцы были истреблены, — на Гаити, кое-где на Антилах, в Гвианах, Бразилии, а также здесь, на Кубе, — живут с тех времен те, которые были привезены, чтобы заменить индейские руки — негры.

Первые негры, первые черные рабы прибыли на остров уже три года спустя после овладения Кубы Веласкесом. Но это было только начало. Чтобы Куба стала единым полем и горькой каторгой негров, она должна была сначала открыть сахарный тростник. Да, сахарный тростник там неразрывно сочетался с горьким вкусом рабства. Первый сахарный тростник привез в Америку, как считают, уже сам Колумб. А через несколько десятков лет возникли не только на Эспапьоле, но и на Кубе десятки плантаций сахарного тростника. А среди бесконечных Тростниковых полей — первые полукустарные сахарные заводы. Тростник качается под Карибским ветерком, негр качается в ритме печальной песни, Николас Гильен, величайший поэт Кубы и негритянской Америки вообще, много лет спустя написал такие строки:

…Кораблей-то сколько, боже.

Сколько негров, этих негров!

Ах, какой тростник соленый!

А укоры и удары!

Кровь застывшая и слезы.

И во тьму открыты жилы.

Утра пусты и печальны.

В cyмepках тростник затонет.

И лишь голос, страшный голос

Тишину кроящий;

Кораблей- то сколько, боже!

Сколько негров!..

Негры составляли, по подсчетам ученых, в конце XVI века уже две трети населения Кубы. И постоянно приходили новые корабли в порты Гаваны и Сантьяго.

Ввоз рабов в Америку становится грандиозной торговлей. Испанский король Карлос V выдает своему другу первую лицензию, согласно которой только этот авантюрист мог вывозить черных рабов в Вестиндию. Разрешения-лицензии и целые соглашения о ввозе рабов, или асьенто де негрос, выдает затем испанская корона постепенно десяткам, даже сотням испанских, а потом фламандских и итальянских отдельных лиц и компаний.

Такой имеющий полномочия для торговли рабами человек или компания, как и любой другой торговец, должен был сначала сам добыть товар, которым хотел в Америке торговать. У него были две возможности: или приобрести черных рабов покупкой у местных африканских вождей, или сам для себя наловить черных рабов. Первая возможность для работорговцев была, бесспорно, более удобной. Короли и вожди отдельных западноафриканских территорий продавали своих подданных, своих собственных черных братьев европейским торговцам вначале за гроши, за разные, часто ничего не стоящие предметы или за водку, а иногда и за оружие. Итак, короли продавали… Например, кроль Дагомеи продал работорговцам всех до одного обитателей одной из провинций своего королевства… Как только негры попадали в руки рабовладельцев, для них начинался подлинный ад. Большая часть рабов добывалась в глубине Африки. Они, следовательно, должны были быть сначала отправлены к пристани, чтобы их могли погрузить на шхуны. Для этого их соединяли друг с другом цепями или обручами, оковами, которые закреплялись вокруг шеи. На ночь, на стоянках, когда угрожала особенно большая опасность, что рабы попытаются освободиться, они запирались в особые деревянные ярма, с четырьмя отверстиями каждое. Одно ярмо, следовательно, было предназначено для четырех рабов. К телам спящих негров прикреплялись каменные глыбы или другие тяжелые предметы, которые препятствовали им делать любые движения. И так, закованные в цепи, путешествовали негры, караван за караваном, из Западного Судана, с Верхней Вольты, отовсюду Из внутренних частей западной Африки к пристаням работорговцев. Многие караваны проходили по пути к пристани до двух тысяч километров. Не удивительно поэтому, что часто две трети всех невольников погибало, прежде чем они могли увидеть морские волны.

Здесь, у морской пристани, негров затем заталкивали в деревянные лачуги, где они ждали, когда за ними придет корабль. Иногда, однако, случалось, что корабль мог погрузить гораздо меньше рабов, чем их находилось на пристани. Тех, которые на корабль не вмещались, ждала вроде бы свобода. Казалось бы, так. Но все же для невольников единственной надеждой было попасть на корабль, быть отобранными для рабства! Те остальные, которые оставались на берегу, прежде чем придет следующий корабль, все равно перемрут. А домой, куда было сотни и тысячи миль, работорговцы обратно не отпускали. Однажды один из африканских вождей — Лоанги сообщил капитану корабля «Приморозе», что «собрал на берегу столько жителей своей страны, что может несколько недель нагружать на восемь кораблей по 400–500 рабов». Но «Приморозе» не мог вместить столько людей, и поэтому вождь приказал убить тех, которых не удалось отправить. Это случалось часто. Так, в Лагосе, ныне столице Нигерии, за одни день было убито более 900 рабов, которые уже три месяца молились, чтобы прибыл какой-нибудь работорговый корабль и увез их. Корабль не прибыл, и они, как дармоеды, все были перебиты.

Страдания несчастных на работорговых кораблях описаны десятками писателей. Часто корабли работорговцев приплывали в американские гавани полупустыми. Раб не получал почти никакой пищи и питьевой воды. В набитом трюме нечем было дышать. Многие погибали от различных заразных болезней. Заглянем в журнал гаванского порта за 1828–1829 годы. Читаем здесь: работорговый корабль «Рапидо» погрузил в Африке 343 раба, по пути умерло 208 рабов. Корабль «Фама», порт Приписки Кадис, вез 980 рабов, 680 из них умерло по пути от черной оспы. А несколькими днями позже корабль «Ла Констансиа» погрузил в Африке 438 негров, а выгрузил в Гаване 70 рабов!

Для завершения этой невеселой главы приведу заключительный отчет о плавании одного работоргового корабля. Он именовался «Венера» и выгрузил в Гаване 850 негров.

За одну голову (негры считались не людьми, а товаром, как скот) платили на Кубе 50 фунтов. «Венера» выгрузила 850 рабов, значит, всего… 850X50 = 42 500 фунтов стерлингов.

Путевые расходы составили 2500 фунтов.

На другой стороне океана, в Африке, капитан купил рабов по 4 фунта — итого за 3400 фунтов.

Результат легко подсчитает каждый первоклассник:

расходы — 5900 фунтов,

прибыли — 42500 фунтов.

Значит, мы имеем чистой прибыли 36600 фунтов, или почти 1000 процентов для капитана и для работорговой компании. Почему же, следовательно, негр стал рабом? Из-за сахарного тростинка и этой тысячи процентов барыша.

Когда здесь, в Гаване, я ходил по следам этой страшной торговли рабами, дошел я однажды до предместья столицы, именуемого Рио Кристаль. Здесь на берегу одноименной речки стоит старинное здание. В нем — элегантный ресторан. Гости, которые ездят сюда на стаканчик коктейля или бананового ликера, в большинстве своем не обращают внимания на табличку, которая напоминает, что строение, где теперь угощает их этот веселый ресторан, было некогда барраконом, то есть жилищем черных рабов.