В его отсутствие управляла делами Кубы его жена, прелестная Исабель де Бодадилья, которая преданно ждала в Гаване своего мужа. Годы шли, а известия не приходили. Остатки экспедиции Сото дошли до Мексики только пять лет спустя после смерти своего жестокого начальника.

После смерти доньи Исабель делами Кубы занимались новые губернаторы. Одни из них — Гонсало Перес де Ангуло в 1550 году перенес свою резиденцию из Сантьяго в Гавану. Таким образом, спустя несколько десятков лет после своего основания, после двойного переселения Гавана уже навсегда становится центром острова.

В этот период моря вокруг Кубы уже бороздило несколько кораблей пиратских капитанов, среди которых вскоре выделился французский корсар Жак де Соре. Французский король Генрих II выдал своему подданному «патент» на проведение грабительской деятельности в Америке, и храбрый Соре мог начать «работать». Он был одним из первых пиратов, которые собирали золото не только с беззащитных кораблей, но ходили за ним и к укрепленным колониальным городам. В 1550 году Соре захватил и ограбил город Маргарету в Венесуэле, в 1554 году впервые напал на Кубу и ограбил город Сантьяго, а годом позже атаковал и Гавану, резиденцию губернатора Переса де Ангуло и по его воле теперь уже столицу Кубы.

Гавана, из которой отбыли наемники Сото, снова стала тихим небольшим городом с несколькими десятками испанских семей. Губернатор имел резиденцию в центре города на так называемой Пласа де Армас. Героем дальнейшего повествования будет, однако, не этот правитель острова, а один из менее благородных жителей города Хуан де Лобера — комендант гаванской крепости, поскольку именно ему пришлось руководить борьбой против французских пиратов.

10 июля 1555 года испанский дозор, находившийся на возвышенностях у восточной стороны гаванской бухты, заметил паруса неизвестного корабля. Поскольку, однако, в то время не ожидался никакой испанский галеон ни из Мексики, ни из Европы, прибытие корабля вызвало оправданное подозрение: «Не пираты ли?»

Сообщение о неизвестном корабле весьма обеспокоило губернатора Переса де Ангуло. Он приехал в крепость и с беспокойством следил за неизвестными пришельцами. И в самом деле, Корабль не направился к гаванской пристани, а бросил якорь там, где когда-то у устья реки Альмендарес была расположена Гавана номер 2. А с корабля четко, как на параде, строем сошло несколько отрядов хорошо вооруженных людей. Теперь уже ни у кого не было сомнений: это наверняка пираты. И похоже, что проклятые французы-гугеноты, которые ограбили в прошлом году Сантьяго!

Пираты! В Гаване знали, какие тяжкие дни теперь предстоят. Больше всего, однако, десант корсаров испугал того, кто нес главную ответственность за город, весь остров и его защиту — Переса де Ангуло. Сев на коня, он галопом поскакал к своему дому, погрузил все самые ценные вещи и потом со своей женой доньей Виолетой из Гаваны бежал…

Когда губернатор исчез, командование над немногочисленными защитниками города принял единственный настоящий офицер Хуан де Лобера, комендант крепости.

Тем временем корсары, не встречая сопротивления, дошли до самого города и вскоре добрались до ворот крепости. Глава французских пиратов потребовал от ее защитников капитуляций, поскольку против численно превосходящих их в несколько раз французов у них все равно не было никакой надежды на победу. Некоторые испанцы, которые были с Лоберой в крепости, хотели сдаться: «По крайней мере, спасем свою жизнь». Но храбрый Лобера не согласился сдаваться. И начался бой. Корсары снова и снова атаковали крепостной вал, а потом главные ворота крепости. Два дня сорок защитников крепости отражали атаки во много раз более сильных пиратов. Многие, в том числе сам Лобера, были ранены, некоторые убиты.

Наконец пираты разбили из пушек ворота крепости. Последним восемнадцати оставшимся в живых испанцам теперь оставалось только единственное укрытие: каменная башня внутри крепости. Башня с испанским знаменем была последним местом, которое еще принадлежало испанцам в Гаване.

Но натиск пиратов не ослабевал. Снова и снова они атаковали высокую башню и обстреливали защитников у отдельных бойниц. Лобера был исполнен решимости лучше умереть, чем сдаться атакующим. Но его раненые друзья нуждались в помощи. При этом у них уже не было воды. Ничего, следовательно, не оставалось, как сдаться пиратам. Корсары обещали мужественным защитникам последней башни, что пощадят их, если они сдадутся.

И действительно, пленники не были убиты корсарами, а посажены в подвал дома, который принадлежал богатейшему жителю Гавани Хуану де Рохасу и который победившие захватчики избрали теперь своей резиденцией. В подвале дворца Рохаса были заключены побежденные, а в первом и втором этажах патрицианского дома пировали день за днем победители.

Затем пираты ограбили в Гаване все, что только было возможно. В первую очередь, однако, они хотели денег. Для этого корсары придумали «поджигательский налог», который жители должны были платить победителям за то, что они не подожгут захваченный город. И вот начались переговоры о размерах «поджигательского налога». В прошлом году в Сантьяго де Куба Соре получил 80 000 песо. Гавана должна была заплатить ту же сумму. Но еще прежде чем переговоры подошли к концу, в события вмешался трусоватый Перес. В спокойном убежище Гуанабакоя он несколько опомнился от страха перед пиратами, а поскольку к нему, как правителю острова, стекались десятки испанцев со всех концов Кубы, которые хотели сражаться с чужаками, — их набралось человек триста, следовательно, больше, чем пиратов, — губернатор отправился с ними в Гавану.

Ночью испанцы из Гуанабакоя вступили в город и в отдельных домах Гаваны убили нескольких спящих французов. Не всех. Некоторым французам удалось бежать из домов, подвергнувшихся нападению. Те, которые спаслись бегством, подняли тревогу, и уже вскоре Соре с несколькими своими аркебузира-ми выступил против гораздо более многочисленных отрядов Переса. Теперь уже пираты сражались не от жажды обладать деньгами, но негодуя, что испанцы нарушили установленное перемирие. Через несколько часов войско испанского губернатора было наполовину перебито, а наполовину рассеяно. А его командир? Когда он увидел, что военное счастье снова склоняется на сторону французов, он вторично бежал с поля боя, на сей раз еще глубже во внутренние районы Кубы.

А корсары?

Хотя они и обещали несколько дней назад мужественным защитникам крепости, что не перебьют их, если те сохранят мир, теперь же, когда его нарушил губернатор, который хотел восстановить перед жителями «своего» острова свою посрамленную репутацию, все пленники были перебиты в тюрьме.

Остался только самый храбрый — Лобера, который содержался в отдельном помещении. Соре сам пришел к пленнику, поскольку победитель хотел командира побежденных убить собственноручно. Однако случилось нечто неожиданное. Осужденный на смерть сам бросился в нападение. С голыми руками он накинулся на капитана пиратов и начал его избивать. Соре мог обнажить меч и убить заключенного одним ударом. Но он не сделал этого. Отвага Лоберы, человека, который и в смертную минуту не хотел сдаться, пересилила победителя… «Французы уважают храбрецов. Не убивайте Лоберу, отпустите пленника», — приказал Соре. Итак, Лобера победил в минуту подошедшей смерти.

Остальные мужественные жители города были, однако, убиты или спаслись бегством. А Гавана была разрушена и до основания выжжена. Город, собственно, перестал существовать. А потом, двадцать семь дней спустя, в одну ясную лунную ночь пиратские корабли подняли якоря и отплыли из мертвого города.

Во всей Гаване осталось только несколько женщин и детей. И единственный мужчина — настоящий мужчина — майор Хуан де Лобера.

Итак, с рабством боролись все: одни открытым бунтом против владельцев плантации, другие бегством в горы. Но куда бежали те, которые с плантации, барракона или службы в городском доме не ушли в горы? Они бежали к своим черным богам. И на Кубе и повсюду в Латинской Америке, где жили многочисленные группы негритянского населения, ведущие свое происхождение от десятков по языку и культуре часто весьма различных африканских племен, возникло очень интересное явление. В то время, как в новой среде, в Новом Свете, представители этих отличающихся друг от друга африканских племен теряли присущие им черты национальной культуры, с религией, с религиозными представлениями н обрядами афрокубинцев и афроамериканцев Латинской Америки произошло явление обратное. Религиозные представления в новой среде еще более углублялись, обряды исполнялись с еще большим рвением, нежели дома, в Африке.