Он понял, что его дела в Ашхабаде подошли к концу. Надо побыстрее возвращаться в Чарджоу. Пришел Аннамамед, и Хаиткулы сказал, что сегодня же улетает домой. «Если ты сегодня не переночуешь, ты мне недруг и не брат», — настаивал Аннамамед, но скоро сдался и заказал один билет на вечерний рейс до Чарджоу.

— Время еще есть, чем хочешь заняться?

— Чем должен заниматься провинциал, попадая в столицу? Конечно, идти в «Детский мир». Куплю Солмаз куклу и мяч.

— Что еще?

— Ничего. Потом я в твоем распоряжении.

— Прекрасно! — Аннамамед набрал номер Ходжи Назаровича.

— Товарищ полковник, Хаиткулы сегодня улетает!

Ходжа Назарович сердито ответил:

— Чарджоуские товарищи перебарщивают. Через пять минут жду у себя!

Аннамамед положил трубку:

— Обиделся старик. Ты же обещал зайти к нему домой.

Через пять минут полковник в своем кабинете сказал им только: «Хаиткулы улетает в девять, а сейчас начало шестого, в семь приходите оба ко мне», — и отпустил их.

В семь они были у Ходжи Назаровича, который устроил короткий прощальный ужин, а в восемь вечера такси подвезло всех троих к ашхабадскому аэровокзалу.

«Объявляется посадка на самолет, вылетающий рейсом № 122 до Чарджоу».

— До скорой встречи, друзья! — Хаиткулы пожал руку Ходже Назаровичу, обнял Аннамамеда.

— Уверен, скоро увидимся, — деловито ответил Ходжа Назарович.

— До очень скорой встречи! — убежденно сказал Аннамамед.

Хаиткулы вошел в автобус, но стал на задней площадке так, чтобы можно было видеть их обоих. Автобус тронулся, он видел, как они машут ему. Расстояние до самолета пустяковое, автобус едет медленно — можно рассмотреть и тех, кто проходит по летному полю, и пассажиров встречного автобуса, он тоже ползет как черепаха. Когда автобусы проходят один мимо другого почти вплотную, чуть ли не касаясь стеклами друг друга, пассажирам ничего не остается, как разглядывать друг друга с известной бесцеремонностью. Хаиткулы поймал на себе пристальный взгляд из встречной машины и, недовольный этим, сердито посмотрел в ту сторону. Его взгляд пересекся с чужим не более чем на полсекунды, но этого было достаточно, чтобы привести Хаиткулы в смятение. Человека в серой каракулевой шапке он явно видел в первый раз, но то, что между ними есть какая-то связь, он почувствовал очень сильно. Неужели один из тех двух?! Какая досада, что не разглядел как следует того, кто сидел рядом! Этот, в шапке, отдаленно напоминает «словесный портрет»… Что еще?.. Да! Его сосед держал во рту сигарету, жевал губами от нетерпения — поскорей бы приехать и закурить. «Почему он так на меня смотрел? Слишком хмуро для друга. Знает меня… Он из тех, кто знает меня и не любит со мной встречаться…»

Все эти мысли пронеслись в голове Хаиткулы, может быть, еще быстрее, чем он обменялся взглядами с тем человеком. Решение пришло мгновенно, и вот он уже пробирается к водителю, бесцеремонно расталкивая стоящих в проходе. «Вещи, наверно, забыл, растяпа», «Нахал, толкается», — бранят его, но Хаиткулы не обращает на это внимания.

— Надо вернуться! — Красная книжечка Хаиткулы замаячила под носом у шофера. — В том автобусе сидит преступник! Поворачивайте! Откуда сейчас прибыл самолет, не знаете?

— Не помню… Из Махачкалы или из Москвы. Вы не беспокойтесь, сейчас мы их догоним.

Автобус круто развернулся, шофер дал газ, здание аэровокзала стало надвигаться на них… Но автобус с прилетевшими пассажирами уже стоял. Пассажиры с сумками, чемоданчиками, портфелями уже выходили из него. Хаиткулы выскочил на ходу, крикнул несколько слов дежурным милиционерам, все вместе побежали за толпой прибывших из Махачкалы пассажиров…

Хаиткулы не ошибся. Это были они — те, кого пока безуспешно разыскивала узбекская и туркменская милиция. Высокий случайно увидел Хаиткулы и теперь ругал себя, что заставил его посмотреть в их сторону. Если майор знает его?.. А может быть, уже и «словесный» портрет у них готов… Он толкнул сидящего рядом старика:

— Вставай, башлык. Пробирайся к выходу.

Старик закашлялся, потом возмутился:

— Куда спешишь? Ты что, змею увидел?

— Хуже… Чарджоуского майора.

Старика захлестнула злоба на Длинного:

— Как получилось, щенок? Он тебя видел? Узнал?

— Знать-то он меня не знает, а все же надо бояться его. Пошли!

Они первыми выскочили из автобуса, сначала Длинный, за ним выпрыгнул Старик, так же легко, как будто они были одного возраста. Старик оглянулся и увидел, что другой автобус уже останавливается рядом. Они выбежали к стоянке такси. У ближайшей машины Длинный оттолкнул человека, который через полуоткрытую дверцу вел переговоры с шофером. Тот отпрянул, выронив сетку с апельсинами. Они покатились, как тяжелые ватные мячи, под ноги спешащей толпе, не обращавшей ни на что внимания. Длинный рванул заднюю дверцу, втолкнул в машину Старика, протиснулся туда следом за ним.

— Шеф, вперед! Червонец за нами.

— Дам червонец тому, кто вас отсюда вытряхнет!

Шофер умолк, почувствовав на своей шее холодок лезвия. Шутки плохи! И включил зажигание. Он знал только, хотя ему об этом ничего не сказали, что ехать надо как можно быстрее. Машина скачком сорвалась с места и, набирая скорость, скрылась за ближайшим углом. Старик давал указания, он, видно, хорошо знал город. «Прямо, направо, налево, снова направо». Стрелка спидометра качнулась до 100 и меньше уже не показывала: острие ножа вонзалось глубже, если стрелка отклонялась влево от ста…

В считанные минуты такси было далеко от аэропорта, где Хаиткулы на стоянке машин расспрашивал незадачливого пассажира, рассыпавшего апельсины.

— Номер такси не запомнили?

— Вах, зачем мне было на номер смотреть? Вах, черт бы побрал того негодяя!

— Шофер был туркмен?

— Самый настоящий туркмен.

— Отказывался везти или нет?

— Хотел везти… Немного подожди, говорит, возьмем еще пассажиров, тебе дешевле станет. А тут сзади кто-то как схватит за плечо, чуть руку не вырвал, негодяй.

— Видели того, кто схватил вас?

— Как я мог видеть, чуть лбом не врезался в столб. Хорошо руку подставил, а они уже смылись, будь они прокляты…

— Узнали бы шофера, если встретили?

— Узнаю, узнаю, почему не узнать…

— Быть может, заметили, как они были одеты?

— Не помню, кажется, шапка на одном была из серого каракуля и на пальто воротник такой же, а пальто… Как бы это сказать? Шершавое…

— Спасибо, яшулы.

Он записал адрес пассажира, попросил дежурных по аэропорту посадить его в такси, а сам позвонил домой Аннамамеду и Ходже Назаровичу и рассказал о случившемся. Полковник по рации отдал распоряжение дежурному ГАИ и оперативной группе немедленно приступить к задержанию и проверке городских такси.

Такси в это время выехало за городскую черту, и, сбавив скорость, поползло вверх по дороге к горным отрогам. Свернули в сторону и стали подниматься на вершину холма. Не доехав до нее, остановились. Шофер, не глядя на пассажиров, проговорил:

— Не тянет дальше…

Длинный велел заглушить мотор:

— Дальше и не надо. Ставь на ручной тормоз. Выходи!

Шофер послушно вылез из машины, Старик ловко скрутил ему руки, потом связал их намертво своим кушаком, сбил с ног. Длинный повозился в машине, слил из бака бензин, убрал тормоз. Отошел в сторону. «Волга» сначала медленно, потом все быстрее и быстрее покатилась вниз, пока не исчезла в темноте. Раздался скрежет и стук — машина свалилась с уступа на дно оврага.

Длинный подошел к шоферу, поставил грязный, на толстой подметке ботинок ему на грудь:

— Благодари бога, что ты туркмен… Если не будешь держать язык за зубами, то тебе будет…

Он провел указательным пальцем по своему горлу слева направо, щелкнул языком.

— Посмотри на часы! Не двигайся никуда до двенадцати, мы проследим. Если двинешься раньше — будет плохо.

И оба пропали во тьме южной ночи.

Они разошлись в разные стороны.