Поднялись снова. Черные тучи закрыли город. Если не смотреть на них, то кажется, что самолет висит в воздухе неподвижно, как подвешенный на ниточке. Дети шумят, бегают по проходу…

Что делают сейчас эти двое в Ашхабаде? Если он их и там упустит, то будет считать себя ни на что не годным. Милиционерам, потерявшим доверие, надо идти пасти овец. Слишком ответственная работа, чтобы доверять ее неспособным…

Громкий крик заставил его вздрогнуть.

— Слушать меня! Один человек должен встать и пригласить в салон командира экипажа. Только один! Второй будет застрелен на месте! Быстро!

В салоне наступила гробовая тишина.

Хаиткулы обернулся назад. У самой двери стоял человек с пистолетом в правой руке и гранатой в левой. Вид у него был страшный: все лицо перевязано бинтами, из которых виднелись нос, щелки глаз и дырка рта, похожая на норку суслика. Кто это? Сумасшедший, вырвавшийся из больницы на свободу?

— Быстро! Считаю до трех! Если не позовете командира, взрываю самолет. Раз… два…

Он не успел сказать «три», как Хаиткулы поднялся с места и, не поворачиваясь к преступнику лицом, постучал в кабину. Дверь открылась, Хаиткулы проскользнул в нее. Через несколько секунд летчик появился в проходе между креслами.

Обвязанный бинтами пассажир, перекрывая шум мотора, отрывисто кричал:

— Ближе, ближе ко мне!.. Так! Стой! Руки, не совать в карманы, застрелю! Командир?

— Нет. Помощник командира.

— Где командир?

— В кабине.

— Иди передай ему. Изменить курс в… (он назвал одну из соседних стран). Если он этого не сделает или обманет меня, самолет я взорву. Все — и дети и женщины — все будут уничтожены. Мне-то все равно сейчас, что тот свет, что этот… — Он провел пальцем по горлу слева направо. — Все равно, кх-эк… Даю вам ровно минуту. Потом взрываю! Командир пусть выйдет сюда!

Он посмотрел на часы, засекая время. Летчик вернулся в кабину, а в салоне было так тихо, что даже гул моторов, показалось, стал слабее. Дети перестали шалить, приникли к родителям.

Дверь кабины снова распахнулась, из нее быстро вышел Хаиткулы в форме летчика и уверенным шагом направился к бандиту. Самолет вдруг резко накренился на левое крыло, потом выровнялся и снова качнулся, теперь вправо. Бандит потерял равновесие, шарахнулся к другой стене салона, руки балансировали в воздухе… Раздались подряд два выстрела. Он попытался опереться о стену, но, обмякнув, его тело сползло на пол.

Хаиткулы, спрятав пистолет, подошел к нему. Можно было не проверять пульс, у майора точный глаз. Из кабины с пистолетом в руке вышел командир экипажа. Хаиткулы осторожно снимал бинт с лица убитого, одновременно поглядывая в глубь салона. Где затаился второй? Но тот ничем не выдавал себя.

Убит был Старик, он же Халлы Сеидов, он же Уруссамов.

Через несколько дней на странице республиканской газеты можно было прочитать следующее сообщение:

«…Во время полета самолета, следовавшего рейсом Чарджоу — Ашхабад, вооруженный преступник пытался изменить курс самолета и заставить пилотов пересечь государственную границу СССР. Для предотвращения преступного акта были предприняты соответствующие меры. При оказании сопротивления преступник был убит. Пассажиры и экипаж не пострадали».

(Выписки из протокола допроса Г. Сахатдурдыева)

Вопрос: Сколько раз вы ездили в кош чабана Сарана? Зачем ездили?

Ответ: Только один раз… Один. Халлы Сеидову последнее время плохие сны снились — «снится, что я с коня падаю». Сам боялся и меня пугал. Вот он и предложил съездить к Сарану и попросить, чтобы тот устроил его чабаном, а меня подпаском. Мне это тоже понравилось. Спокойная, сытая жизнь. Но Саран-ага отказался: «Это вам не подойдет, не сможете работать. Не берусь помочь». Мы без разговоров вернулись домой. Халлы-ага очень расстроился и через день уехал в кош: «Попробую уговорить одногодка». Уехал, договорились встретиться на третий день в харчевне у автостанции. Пришел, а его нет. Вижу, кто-то знакомый сидит на скамейке. Подпасок Сарана! Я к нему: «Ты как здесь оказался?» Бросился он ко мне, как к родному, шепчет: «Саран-ага не тот, за кого себя выдает. Он убийца, двух женщин зарезал». Оказывается, когда Халлы-ага приехал к Сарану, они повздорили — очень хотел уговорить его Халлы-ага. Забыли, что подпасок может услышать, ну и наговорили друг про друга… Подпаску я говорю: «У меня хорошие связи с милицией, я тебя туда сведу завтра утром». А он твердит одно: «Плохие люди, плохой человек Саран-ага». Я поддакиваю: «Да, слыхал, Саран-ага неважный человек». Предложил ему сегодня же пойти к начальнику милиции, только, мол, давай сначала чай у меня попьем. Он сказал: «Ладно». Потом, вижу, засыпает. Говорю: «Отдохни». Отвечает: «Ладно». Я помчался к Старику домой: может, вернулся, обещал же, а его слово верное. Немного подождал, приходит, на счастье. Посоветовались. Старик сказал только: «Уберем». Велел мне идти домой и ждать, когда заедет за нами на машине. Было поздно, я разбудил мальчика. Тот спросонья не разобрал, что я ему говорю, — надо, мол, ехать, начальник нас ждет. «Ладно», и все, больше ничего не сказал, пошел со мной, спит на ходу. На улице нас поджидал ГАЗ-69. Старика я сначала не узнал: борода, усы, пальто чужое, воротник поднял чуть не выше затылка. «Селедка» под горлом. Я заржал, хорошо, он включил приемник, чтобы малец не услышал. Но это Старик больше свой кашель глушил, а не мой смех. Пока ехали, я развлекал их анекдотами, потом надоело. Раза три выходил для вида на улицу, мол, ищу нужного человека. Погода была холодная. Печка в машине не работала, мы сидели, как сироты, съежившись. Старик сначала повернул в сторону затона, потом назад в аэропорт, потом зачем-то свернул к складам. Там улицы темные, хоть глаза выколи, у мальчишки, вижу, глаза совсем закрываться стали. Потом…

Вопрос: Вы знали, кто живет в том доме, к которому вы подъехали?

Ответ: Нет, гражданин майор, я не знал. Старик мне никогда не говорил, почему он туда поехал.

Вопрос: Старик сказал, где взял машину?

Ответ: Сказал, что стащил. У кого стащил — тоже не сказал. Думаю, где-то в степи, когда от Сарана возвращался.

Вопрос: Где доставали теръяк?

Ответ: Мегерем его привозил. Когда он перебрался в Махачкалу, дело усложнилось, но Халлы-ага считал, что это даже лучше, легче следы запутать.

Вопрос: Где брали паспорта?

Ответ: Покупали у квартирных воров. По двадцать пять рублей за штуку.

Вопрос: Почему вы в последний раз разделились со Стариком? Билеты столько раз обменивали вместе… Он что, вас бросил?

Ответ: Мы договорились с ним, что будем пытаться сесть в самолет поодиночке. Старик исцарапал себе лицо так, что в поликлинике его в одну минуту перевязали всего, уже никто бы не узнал. Я ему дал гранату — учебную, нам ее в школе в Керки стащил один тип. Старик сел в самолет. Ну а меня через час схватили — сесть в самолет я не смог, побоялся. Я сказал, что Старик меня ждет там, где его, конечно, в помине не было — это чтобы Старик выиграл время, успел долететь…

Вопрос: Теперь посмотрите эти фотографии, взгляните на этих женщин. Вспомнили их?

Ответ: Нет.

Вопрос: Это ваших рук дело, вместе с Сараном… Сейчас вспомните… Халыка Мангыдова знаете?

Ответ: Не знаю.

Вопрос: Знаете. Он сидел с вами в магаданском лагере. Не вспомнили еще?.. А кто вам однажды доверился: «Хоть сто лет просижу здесь, а за семью спокоен…» Это он рассказал вам о кладе, который он нашел и который оставил жене. Потом вы освободились, а Халык Мангыдов остался там… Вспоминаете?

Ответ: Гражданин начальник, отметьте, что я добровольно признался. Все расскажу, как было… Все правда. Монетки должны были мы с Халлы-агой взять. В последний момент он вместо себя назначил Сарана. Когда я спросил, почему он не идет, Халлы-ага ответил: «Ты сходи, сынок, и принесешь сюда все, что найдешь. Саран-аге деньги не нужны, он идет мстить». Пришли, передали привет от мужа. Мать и дочка от радости нас чуть на голову себе не сажают… Пока народ гоношился во дворе, мы решили показаться там, мол, уходим. Их предупредили — уезжаем, но если билетов не достанем, вернемся. «Пожалуйста, приходите, одна ночь не тысяча ночей, не стесните», — сказала мать. Вернулись поздно, никто нас не видел. Постучали тихонько, она нам открыла. Я дочку порешил, а Саран мать. Монетки в матрасе были зашиты.