Софи направляя свой изящный бинокль на зал, выискивала знакомых, тетушка, устав от дня, переполненного событиями, отчаянно зевала, прикрываясь веером, папенька дремал, прислонившись спиной к перегородке, а я осматривала зал.

Новый театр, его открыли всего год назад, мне понравился. Росписи потолков, сверкающие люстры, равномерный гул, доносящийся из-за опущенного занавеса и шум зрительного зала, все это вызывало странное чувство ожидания. От блеска драгоценностей, колыхающихся перьев в замысловатых прическах, от шелков и атласов самых невероятных оттенков, рябило в глазах.

Словно волна прокатилась по зрительному залу, все вдруг повернулись к центральной ложе – генерал-губернатор с супругой и свитой занимали свои места, их появление послужило своеобразным знаком к началу представления.

Не скажу, что являюсь любительницей оперных представлений, певцы необъятных размеров, поющие друг другу о любви с разных концов сцены, не вдохновляли, слухом, позволяющим насладится оттенками и тонкостями пения, меня Бог не одарил, но самым большим разочарованием – было первое посещение оперы. Помню тогда на гастроли, в Одессу, приехала некая итальянская трупа, кроме всего прочего в их репертуаре была «Лючия де Ламмемур», Гаэтано Доницетти. Так как пред этим я прочла «Ламмемурскую невесту», Вальтера Скотта, и была в полном восторге от этой трагической истории, шотландских Ромэо и Джульетты, отец решил сводить меня на спектакль, и каково же было мое горькое разочарование, когда на сцене появилась Люси! О, этого не предать словами! Вместо нарисованной моим воображением белокурой девы неземной красоты, на сцену выкатилась, дама не первой молодости, размерами напоминавшая нашу карету, к тому же жгучая брюнетка, с длинным, истинно итальянским носом. За ее обширной спиной с легкостью могли укрыться и возлюбленный Эдгар, и дорогой брат Генри, хотя оба были весьма тучными мужчинами. С тех пор к оперному искусству я отношусь с подозрением.

Но русская опера, называемая новой, удивила. Надежда Забела в роли Снегурочки была восхитительна! Тонкая, статная, голос ее лился ручьем, приникал в самую душу! Костюмы – превосходили всякое воображение!

Антракт даже вызвал разочарование.

В антракте папа и Софи отправились приветствовать знакомых. Алексей Петрович увел тетушку, мы с Семеном Михайловичем некоторое время посидели в ложе вдвоем, испытывая смущение, наконец, я не выдержала:

- Семен Михайлович, может, выйдем… куда-нибудь? – ничего умнее не пришло в голову.

- Да. Выйдем. Может в буфет? – Он также чувствовал неловкость.

- Да. Конечно. В буфет. Говорят, здесь хороший буфет, предоставляет контора Пашкова, большой выбор вин и деликатесов. – Тема еды была безопасна и до самого буфета мы с господином Рудавским мило беседовали о сортах вин и паюсной икре, которую, что бы высокого качества, столь трудно достать в наше время.

В буфете толпилось множество людей. Семен Михайлович был любителем плотно закусить, я же ограничилась бокалом шампанского и пирожным, похожим на облачко, со сливочным кремом. Пока мой кавалер расправлялся с полной тарелкой закусок, я рассеяно рассматривала людей, толпившихся в буфете.

Шум стоял неимоверный, стук столовых приборов, звяканье бокалов, сопровождалось громогласно произносимыми напыщенными тостами: за прекрасную музыку, за восхитительную певицу, за царя батюшку. Официанты умело лавировали по залу, с нагруженными подносами, мое внимание привлек совсем еще мальчик, столь ловко и артистично обслуживавший посетителей, что ему доставалась, пожалуй, львиная доля чаевых, официанты постарше бросали в его сторону раздраженные взгляды. Где-то я видела это лицо?

И тут меня осенило! Это он! Тот самый юноша! Мое волнение заметил Семен Михайлович, но прозвучал первый звонок и все ринулись из буфета занимать свои места, нас понесло за собой людское море, не менее бурное и опасное чем настоящее. Только оказавшись в ложе, я сообщила Семену Михайловиче о своем открытии, он тут же поднялся с места, прозвучал третий звонок, свет в зале погас и Алексей Петрович, услышавший мое сообщение, вполне резонно заметил:

- Если он официант, то никуда от нас не денется, ему придется остаться и после спектакля, а может и на всю ночь, все зависит от посетителей, человек не знает, что мы его ищем, поэтому не сбежит.

Довелось господину Рудавскому придержать свое нетерпение, правда, как только зазвучали первые аккорды, он, кажется, отбросил все суетные заботы на время, и полностью погрузился в мир любимой музыки.

Представление имело оглушительный успех, аплодисменты гремели, артисты выходили на бесконечные поклоны, волна всеобщего воодушевления и восторга захлестнула зал. В театре, генерал-губернатор становится на одну ступень с трактирным половым, уравненный в правах всесильной Эвтерпой и ее сестрой Мельпоменой!

Когда на сцену вышел Федор Шаляпин, казалось у публики уже не осталось сил восторгаться, но первые же звуки его голоса пленили и с последними аккордами, зал встал, и с новой силой звучали аплодисменты. Господин Шаляпин пел на бис! Когда я выходила из ложи, голова кружилась от впечатлений, хотелось парить, выветрились все заботы, и я бы так и не вспомнила о злополучном юноше, если бы не Семен Михайлович, вежливо, но крепко прихвативший меня под локоток.

- Уважаемая Анастасия Павловна, у нас есть еще дело, я провожу вас потом в гостиницу, не беспокойтесь.

- Отчего же беспокоится, Семен Михайлович? Извольте, я готова вам помочь!

- Тогда, задержитесь, будьте добры ненадолго, вот попрощайтесь с Алексеем Петровичем и Анной Ивановной, я на минуту отлучусь. – И он торопливо ушел, оставив меня растерянную с тетушкой и ее кавалером.

- Анастасия Павловна, не волнуйтесь, вам только надо подтвердить, что вы видели именно того человека, остальное оставьте Семену Михайловичу. – Попытался успокоить меня Алексей Петрович.

- Надеюсь, он тебя проводит домой. – Забеспокоилась тетя.

- А вы меня не подождете?

- Нет, дорогая. – Тетушка подозрительно засмущалась. – То есть, да если, конечно, Семен Михайлович не сможет…. - Спохватилась она.

- Конечно сможет, что вы дорогая Анна Ивановна, Семен ни в коем случае не оставит Анастасию Павловну одну. – Уверенно завил Алексей Петрович.

Наши рассуждения прервал сам Семен Михайлович, вдруг появившийся из боковой двери.

- Ну-с, пойдемте Анастасия Павловна.

В буфете царило такое же оживление, как и раньше, только гости стали куда хмельнее, дам осталось немного, я чувствовала на себе заинтересованные сальные взгляды опьяневших мужчин, но свирепый вид Семена Михайловича, отпугивал желающих завести знакомство. Мне было неловко. Юноша долго не показывался в зале, но вот он, наконец, объявился. Все так же ловко обслуживая гостей с неизменной улыбкой и обходительностью, собирал урожай чаевых, меня он, кажется, не заметил. Семен Михайлович дал время хорошенько вглядеться в юношу, хотя это было сложно, поскольку он все время двигался.

- Ну, что, это он? – нетерпеливо спрашивал Семен Михайлович.

- Вроде он.… Вроде похож, но сложно сказать, все время ходит, а сейчас и вовсе спиной.

- Так похож или нет! – раздраженно уточнял пристав.

В конце концов, ему надоело, мы вышли из буфетного зала.

- Пойдемте, Анастасия Павловна.

- Куда?

- Я провожу вас в комнату, нам выделил ее для дознания господин директор, подождете меня там.

Мы прошли в небольшой кабинет, квадратная комната с одним окном затянутым пыльными занавесями, всю обстановку составлял простой письменный стол, заваленный бумагами, два кресла, диван у стены и несгораемый шкаф в углу. Усадив меня в одно из кресел, Семен Михайлович ушел. Оставшись одна в негостеприимной комнате, я ощутила огромную усталость, и даже страх.

Чтобы унять непонятный страх и немного отвлечься – принялась разглядывать фотографии на стенах. Здесь были изображены все известные актеры театра Соловцова и не только, в костюмах своих персонажей, групповые фотографии трупы. Противоположную стену украшали всевозможные афиши, в том числе иностранные, многие весьма фривольного толка. Эта экспозиция оживляла унылую комнату и скрасила мое ожидание. От разглядывания снимков, меня оторвали голоса, раздавшиеся за дверью.