У Леси невольно вырвался фырк. Удивительно, как в таких диких обстоятельствах она вообще могла выдавливать из себя какое-то подобие смеха: Марьяна валялась бревном на снегу с перекошенным лицом кота Тома, получившего бейсбольной битой по макушке, а невысоко над землёй в её собственном дворе парил инопланетный летательный аппарат — совершенно реальный, хоть сейчас протяни руку и потрогай.

— Это — образное выражение, — хмыкнула она. — Это значит — я в шоке.

— Ах да... — И Айяла опять замигала зелёными огоньками. — Кажется, в словарь идиом и фразеологизмов русского языка, который загружен в мою память, вкралось упущение. Ну ничего, я сейчас внесу дополнение. — Через секунду она сообщила: — Готово. Благодарю тебя за усовершенствование моего словаря. Перед путешествием я загрузила себе в мозг кое-какую информацию о вашей цивилизации, но некоторые пробелы в моих знаниях, вероятно, есть. Буду признательна тебе, если ты по ходу нашего общения их восполнишь... Гуттиэре.

А вот теперь настала очередь Леси пробормотать:

— Прости, что?

Удивительные глаза Айялы были очень близко, они жили и дышали золотыми прожилками, переливаясь всеми оттенками фиолетового — от нежно-сиреневого до глубокого, почти космического. Лесю будто обнял кто-то незримый — мурашки скользнули по телу зябким ветерком.

— Изучая вводный курс в человековедение, я познакомилась также с кинематографом, — шевельнулись губы Айялы совсем близко от лица Леси. — У нас есть искусство, но оно представлено другими видами, которых на Земле не существует. Кинематографа в вашем, человеческом понимании среди них нет. Есть так называемое «погружение», чем-то похожее на вашу виртуальную реальность, но гораздо более высокого качества, которого вы пока не достигли. Зрителю не нужны шлемы, перчатки, костюмы и прочие приспособления, воздействующие на тело. Он просто входит в иной мир, не «максимально приближенный» к реальному, а неотличимый от него. Ваш кинематограф — интересное явление, хоть и двухмерное. К сожалению, мы располагаем всего несколькими ознакомительными отрывками из ваших фильмов. Из всех мне больше всего... как это у вас говорится? Запал в душу фрагмент с этой девушкой... Гуттиэре. И я решила её во что бы то ни стало отыскать. И нашла.

Тонкие длинные пальцы Айялы коснулись щёк Леси, пульсирующие оттенками глаза вводили в мягкий транс. Это было сродни хмелю, только гораздо тоньше, волшебнее. Почти онемевшими от этого хмеля-транса губами Леся всё-таки проронила:

— Я не актриса Анастасия Вертинская. Хоть все и говорят, что я похожа на неё. Но она — гораздо старше. — И, видя в глазах Айялы зелёные курсоры недоумения, добавила проще:  — Я — не Гуттиэре. Я только похожа. Я — Леся.

— Даже если ты действительно лишь похожа, то сходство поистине удивительное, — промолвила Айяла. И повторила, как бы пробуя имя на вкус: — Леся, Леся... Мне нравится. Благозвучно. Позволь спросить: а по какой причине эта скандалистка... — Она покосилась на «брёвнышко» в анабиозе. — По какой причине она повышала голос на тебя?

— В двух словах не расскажешь, — вздохнула Леся.

— Ты хочешь сказать, что это долгая история? Я никуда не спешу. Позволь только мне сначала... — Айяла опять сверкнула глазами, и Марьяна с лёгкой вспышкой... исчезла. — Ну вот, так гораздо лучше.

У Леси сам собой открылся рот.

— Куда она делась?!

— Она была телепортирована по своему месту жительства, — пояснила Айяла. — Очнётся через сутки у себя дома. Хотя я не вполне понимаю твоё беспокойство об этой неадекватной дикарке. Она вела себя возмутительно, и у меня возникли опасения, что она может причинить тебе вред. Поэтому я не могла не вмешаться.

Слегка придя в себя после зрелища мгновенной телепортации, Леся поняла, что уже окончательно протрезвела. Ещё б не протрезветь с такой... фантастикой наяву. Ей ничего не оставалось, как только пригласить Айялу в дом. Она растопила камин и задумалась: чем же попотчевать гостью из далёкой-далёкой галактики? Может, она не ест земных продуктов? Впрочем, вопрос быстро решился: у той был всезнающий сканер, который анализировал всё, в том числе и химический состав пищи. Айяла отвергла мясо и колбасу, а вот от слабосолёной форели и фруктов не отказалась. Также она вежливо отстранила от себя вино:

— Благодарю, но наша раса очень чувствительна к этиловому спирту. Даже небольшая и безопасная для человека доза может убить нас.

— То есть получается, тебе даже кефир нельзя? — удивилась Леся. — Там маленькая граммулечка алкоголя есть.

Айяла просканировала своим прибором пластиковую бутылку кефира.

— По данным сканера, такое содержание этанола — предельно допустимое для нас. По вашим меркам, от данного продукта я испытаю сильное опьянение.

— Хм, забавно, — хмыкнула Леся. — То есть, тебя унесёт от стакана кефира, как от стакана водки?

— Унесёт? — В глазах Айялы зелёными огоньками снова замигал лингвистический поиск.

Леся охотно пояснила, и та внесла в свой словарь недостающую статью.

— А словарь русского мата ты себе не загрузила? — с усмешкой-прищуром спросила Леся, пододвигая к разгоревшемуся в камине огню два кресла.

— Увы, пласт обсценной лексики я пропустила, — призналась эйянка, устраиваясь в предложенном кресле.

Села она очень изящно, склонив сомкнутые колени чуть в сторону. По сравнению с миниатюрной Лесей, она казалась долговязой, с длинными руками и ногами, но двигалась грациозно и ловко.

— А зря, — вздохнула Леся. — Потому что нашу с Марьяной историю без мата не расскажешь, увы...

— Если тебе неприятно об этом говорить, я могу сама считать информацию из твоего сознания, — сказала Айяла. — Да и время это сэкономит.

Она просто приложила пальцы к вискам Леси и закрыла глаза. Ничего особенного Леся не ощутила — не успела, потому что Айяла уже через несколько секунд отняла пальцы и разомкнула веки. И всё-таки Лесе стало немного не по себе: кто-то чужой копался в её памяти... Может, Айяле стало известно и то, как Леся в детстве проказничала, поливая из шланга развешенное на верёвке бельё бабушкиной соседки, так что оно у неё никак не высыхало целую неделю?

— Мне непонятно в этой истории лишь то, что ты так долго оставалась в морально тяжёлых для тебя отношениях, — проговорила эйянка. — Они должны приносить радость и удовольствие, а не страдания.

Леся не знала, что сказать. Повисло молчание, нарушаемое лишь треском огня в камине. Она подошла к наряженной ёлке и включила гирлянду.

— Кажется, я знаю, — обрадованно вскинула палец Айяла, вызвав в своей памяти нужный параграф культурологической информации. — Это традиция праздновать наступление нового календарного года. Когда-то в древности мы тоже отмечали Новый год, но потом этот праздник утратил своё значение. Но, кажется, я заставила тебя почувствовать неловкость? Приношу извинения. Давай сменим тему, если ты не против.

Леся пожала плечами и вернулась в своё кресло. Она потягивала маленькими глоточками кофе со сливками, а эйянка пила свежевыжатый мандариновый сок. Этот фрукт пришёлся ей весьма по вкусу, а вот от кофе она лишь поморщилась.

— У нас есть подобный напиток, но он гораздо тоньше и приятнее. А этот... просто обжигает вкусовые рецепторы. — Айяла с удовольствием отпила глоток мандаринового сока. — Я вот о чём хотела тебя попросить, Леся. Как я уже сказала, мы располагаем только фрагментами ваших фильмов. Я бы хотела, если это возможно, увидеть фильм о Гуттиэре целиком.

В течение следующих полутора часов они смотрели картину. Айяла ни о чём не спрашивала, сидела неподвижно, вперив взгляд своих удивительных глаз в экран. Когда фильм закончился, она произнесла:

— Я не всё понимаю, но это неважно. Неважен сюжет. Я готова смотреть этот видеоряд только ради Гуттиэре. Ради неё я сюда и прилетела.

Это прозвучало весьма романтично. Гипнотические глаза воззрились на Лесю, а тонкие, очень длинные пальцы опять коснулись её щеки.

— Прости за любопытство... А что у тебя в глазах мигает, когда ты ищешь что-то в словаре? — задала Леся не дававший ей покоя вопрос. — Ты ведь как будто не робот... Ты же живая?