Немного погодя в салон вошла Друзилла. Ее щеки горели, а взгляд выдавал смущение и удовольствие. Темный балахон удивительно красил ее — девушка никогда не выглядела лучше. Она пересекла комнату и скользнула в кресло рядом с Джерсеном.

— Что случилось? — спросил он.

— Мы играли. Я спряталась с Халом и следила, как вы велели, кто рассердится больше всех.

— И кто же?

— Не знаю. Марио говорит, что любит меня. Танзел все время смеется, но он был недоволен. Этьен ничего не сказал и не глядел на меня.

— Что ты такое делала, что они все рассердились? Не забывай: раздражать их опасно.

Друзилла поджала губы.

— Да… Я забыла — я должна быть испуганной. Я и вправду боюсь, когда об этом думаю. Но вы позаботитесь обо мне?

— Да, если смогу.

— Вы сможете. Я знаю, что вы сможете.

— Надеюсь… Ну ладно, что же так задело Марио, Танзела и Этьена?

— Ничего особенного. Хал хотел поцеловать меня, и я разрешила. Васт застала нас врасплох и раскричалась. Она меня обзывала. «Блудница вавилонская! Лилит! Нимфоманка!» — Друзилла очень похоже передразнила Васт.

— И все слышали?

— Да. Все слышали.

— И кто больше всех расстроился?

Друзилла пожала плечами.

— Иногда мне кажется, что один, иногда — другой. Марио из них самый добрый, у Этьена меньше всех чувства юмора. Танзел бывает саркастичен.

«Очевидно, — подумал Джерсен, — я многое упустил».

— Лучшее, что ты можешь сделать, это не играть ни с кем ни в какие прятки, даже с Халом. Будь любезна со всеми троими, но не выделяй никого.

Лицо Друзиллы омрачилось.

— Я до смерти боюсь. Когда я была с теми тремя ведьмами, так хотелось убежать. Но этот яд в кольцах… Думаете, они убили бы меня?

— Не знаю. Ну, а теперь иди спать. И никому не отворяй дверь.

Друзилла встала и, кинув последний, отчаянный взгляд на Джерсена, поднялась на галерею, а затем скрылась в своей комнате.

Гости уходили один за другим. В конце концов Джерсен остался в одиночестве глядеть на догорающие угли и ожидать неизвестно чего…

Свет на галерее был тусклым, балюстрада заслоняла обзор. Какая-то тень скользнула к одной из комнат, дверь бесшумно открылась и закрылась.

Джерсен подождал еще час. Угли в очаге дотлели. Ветер начал швырять капли дождя в темное окно. Дом погрузился во мрак и тишину. Джерсен ушел спать.

Утром он выяснил, что комната, которая ночью приняла посетителя, была отведена Тралле Каллоб, студентке-социологу. Джерсен попытался проследить, на кого она смотрит чаще всего, но так и не пришел к определенному выводу.

К завтраку все явились в серых замшевых лосинах, черных блузах, коричневых пиджаках и странных черных уборах, по форме напоминающих шлемы. Пища, как и накануне, была непритязательной, но сытной. Во время трапезы путешественники бросали озабоченные взгляды на небо. Вершины гор заволокло туманом, сквозь небольшой просвет проглядывал бледный диск солнца — унылое зрелище.

После завтрака подошел проводник, оставивший без ответа все вопросы, которыми его забросали.

— Сколько нам предстоит пройти сегодня? — не унимался Хиген Грот.

— Я и вправду не знаю, сэр. Но чем скорее мы выйдем, тем скорее прибудем.

Покидая поляну, все обернулись, чтобы бросить прощальный взгляд на печальный приют, пока он не скрылся за деревьями.

Несколько следующих часов тропа блуждала по лесу. Небо по-прежнему хмурилось. Сероватый свет, проникающий сквозь листву, серебрил мох и опавшие листья. Иногда попадались бледные цветы удивительно изысканных расцветок. Начали появляться скалы, подернутые черными и красными лишайниками. Везде взгляд натыкался на нежные мелкие растения, напоминающие земные грибы, но повыше и со множеством шляпок. Когда их растирали между пальцами, они распространяли горьковатый, но приятный запах.

Тропа начала взбираться в горы, лес остался внизу. Путешественники вышли на скальный карниз. К западу громоздились горы. У ручья они остановились, чтобы напиться и передохнуть, проводник раздал им сладкое печенье. Хиген Грот вновь принялся сетовать на трудности пути, на что проводник ответил:

— Вы совершенно правы, лорд Грот. Но я лишь слуга, пекущийся, чтобы путешествие прошло увлекательно.

— По-вашему, эта Голгофа может быть увлекательной? — проворчал Грот.

Маргарита Ливер пристыдила его:

— Да ладно, Хиген! Вид отсюда просто замечательный. Погляди на этот пейзаж. И неужели ты не наслаждался романтическим старым приютом? Я — да.

— Уверен, что Маркграф на это и надеялся, — подхватил проводник, — А теперь, дамы и господа, нам лучше продолжить путь.

Тропа карабкалась по горному склону. Вскоре Лейдиг и Дорани здорово отстали, и проводник вежливо замедлил шаг. Дальше путь пролегал по ущелью, и подъем стал не таким крутым.

Во время краткого привала путники перекусили и вновь вышли на тропу. Ветер начал дуть с гор, на востоке собрались темные облака. Пилигримы брели вверх по угрюмому горному кряжу, и воспоминания о Кулихе, залитой солнцем яхте, золоченом экипаже поблекли в памяти. Только Маргарита Ливер не лишилась оптимизма, да Наварх посмеивался, словно какой-то зловещей шутке. Хиген Грот прекратил жаловаться, сберегая дыхание для крутого подъема.

В середине дня шквал дождя загнал путников в укрытие под каменным выступом. Небо было темным. Иллюзорный серый свет тускло освещал ландшафт, путешественники в своих черно-коричневых костюмах сливались с поверхностью скалы.

Вступив в мрачное ущелье, путники совсем пали духом. Легкомысленное веселье и флирт прошлых дней были позабыты. Опять пошел дождь, но проводник не захотел переждать его, так как надвигались сумерки. Наконец ущелье перегородила массивная каменная стена, верх которой был усажен стальными остриями. Проводник подошел к черной железной плите, поднял молоток и стукнул один раз. После долгого ожидания плита поползла вверх, появился сгорбленный старик в черном.

Проводник обратился к путникам:

— Здесь я покидаю вас. Тропа перед вами, нужно лишь следовать ей. Вам лучше поторопиться, потому что скоро наступит ночь.

По одному путники прошли в ворота, плита с лязгом опустилась за ними. Мгновение они неуверенно топтались, озираясь. Проводник и старец исчезли, не было никого, кто бы указал им путь.

Диффани буркнул:

— Глядите, вот тропа. Она вновь поднимается.

Путники с трудом продолжали путь. Тропа перевалила через каменный кряж, потом пересекла по насыпи реку и вновь закружила на холодном ветру. Когда сгустились сумерки и путники брели по гребню, Диффани, который шел во главе группы, воскликнул:

— Там, впереди, огни! Какое-то жилье.

Усталые люди пробирались вперед, борясь с ветром и пряча лица от холодных капель дождя. Длинное приземистое строение темнело на фоне неба, в одном или двух окнах тускло мерцал желтый свет. Диффани, найдя дверь, заколотил в нее кулаком.

Дверь со скрипом отворилась, и вперед выступила дряхлая женщина.

— Кто вы? Почему бродите так поздно?

— Мы путешественники, гости Дворца Любви, — проговорил, стуча зубами от холода, Хиген Грот. — Мы на правильном пути?

— Да, на правильном. Входите. Вас ожидают?

— Ну конечно, нас ожидают. Комнаты приготовлены?

— Да, да, — успокоила женщина. — Постели найдутся. Вообще-то, это старый замок. Вы должны были пройти по другой тропе. Вы ужинали, я полагаю?

— Нет, — простонал Грот, — мы не ужинали.

— Ладно, я найду чего-нибудь перекусить. Какой позор, что наш замок такой холодный.

Пилигримы прошли в темный дворик, освещенный двумя масляными лампами. Старуха провела их по одному в комнаты с высокими потолками в разных частях замка. Нетопленые и мрачные комнаты были обставлены по забытой моде прошлых веков. Джерсен обвел взглядом унылый ночлег: убогая кушетка, закопченная лампа красно-синего стекла, железная отделка на стенах тронута ржавчиной. В одной из стен темнела дверь. Другая была обшита резными панелями из мореного дуба, и с нее корчили рожи гротескные маски. Ни камина, ни обогревателя — зуб на зуб не попадал от холода.