Увлекался пес охотой до страсти, но и мне помогал собирать для коллекции птиц и зверушек, и даже тех, которые его мало интересовали. Зато к себе и к своей работе требовал уважения. Обидишь его — пес долго не может простить обиды.
Но любил и ценил я мою собаку не только за эти качества. Гаудик был не просто исполнительной собакой, выполняющей приказания человека, но моим помощником и другом. Он старался помочь мне во всем, на что был способен. Какое, например, ему дело до всевозможных маленьких птичек? Ведь до того момента, как попасть ко мне, он был охотничьей собакой и прекрасно знал, что такое дичь. Прочие обитатели наших лесов и полей его мало интересовали. Но это было только вначале. Собака видела, что время от времени ее новый хозяин стрелял маленьких птичек и бережно укладывал добычу в коробочку. И вот однажды, вскоре после того, как я добыл дятла, лес вдруг наполнился веселым лаем. Я поспешил туда, где лаял Гаудик: ведь он никогда не лаял напрасно. Но в этом случае я ошибся — Гаудик лаял не на дичь, а на дятла. «Да ты что, совсем одурел?» — с досадой обратился я к собаке. Лай прекратился. Гаудик виновато смотрел на меня. После этого случая пес не лаял на то, что не принято считать дичью, и лишь отыскивал застреленную добычу. В другой раз Гаудик подбежал ко мне, когда я, опустившись на колени, тщательно рассматривал гнездо маленькой птички. «Гнезда искать надо, — обратился я к псу, указывая на гнездо рукой, — ну-ка, подай голос!» Исполняя мое приказание, собака пролаяла два раза. Но она сделала это как-то бессознательно и смотрела мне в руки, как будто я держал в руках лакомый кусок. «Да нет у меня ничего, — поднес я к собачьему носу пустые руки. — Когда гнездо найдешь, тогда голос подавать надо, понял?» Собака с недоумением посмотрела на меня и еще раз обнюхала гнездышко. «Ничего не понял, дурак ты этакий!» — ласково потрепал я своего любимца и пошел дальше. На другой день, трудно поверить этому, но Гаудик нашел гнездо маленькой птички, лаем привлек мое внимание и, тыча носом, указал мне на куст, где помещалось гнездо с яйцами. «Неужели мог понять?» — растерянно переводил я глаза с гнезда на собаку и обратно. А Гаудик задорно лаял на кустик и на меня, как будто стараясь показать этим, что он совсем не дурак, что ему все понятно. Тысячи гнезд осмотрел я позднее, пользуясь услугами моей собаки. Нашел я благодаря псу такие гнезда, которые ранее не попадали в руки ученых.
Расскажу еще об одном случае, ярко характеризующем моего четвероногого друга.
Как-то я услышал лай собаки. «Что там еще такое? — подумал я, всматриваясь в мелкий кустарник, расположенный метрах в семидесяти от меня среди мокрого луга. — Небрежно лает, наверное, напутал», — соображал я, оставаясь на месте. Откровенно говоря, уж очень не хотелось тащиться назад через сырое место. Но Гаудик появился на краю зарослей и явно показывал, что он нашел что-то и ждет хозяина. «Ну что тебе?» — с некоторым раздражением обратился я, подойдя к собаке. Тогда он привел меня в заросли и показал мне задушенного грызуна — полевку. «Может быть, нужно — так бери», — выражали живой взгляд глаз собаки, поза, весь вид. «Ну что ж, пригодится», — забывая, что передо мной не человек, а собака, сказал я и сунул полевку в сумку.
Вот какой был Гаудик! Сообразительный, веселый и преданный мне всем своим честным собачьим сердцем, он действительно был надежным другом. Именно в таком друге вы остро ощущаете нужду, как только отрываетесь от цивилизованного мира и подолгу скитаетесь в одиночку среди природы.
Наступило тяжелое время — Отечественная война. Моя семья уехала в эвакуацию в Башкирию, а мы с Гаудиком остались одни в московской квартире. Дни для Гаудика медленно тянулись один за другим. С утра он оставался один в квартире, вечерами встречал меня радостным лаем. Однажды, возвращаясь с работы, я увидел бездомную охотничью собаку. Брошенная на произвол судьбы, она, видимо, уже не первый день искала хозяина на московских улицах. Обнюхав мои следы, собака проводила меня тоскливым, безнадежным взглядом. В тот же вечер я пришел к решению: любыми средствами перебросить Гаудика в Башкирию к моей семье. Вскоре мне удалось это осуществить.
Прошло более полутора лет. Наконец настал долгожданный день, когда близкие мне люди возвратились в Москву и привезли собаку. Но, выпущенный во двор на прогулку, Гаудик не возвратился обратно. Долго я искал собаку. Мой маленький четвероногий друг пропал навсегда.
Задумав написать рассказы о своих путешествиях, о животных, я решил первый из них посвятить своему четвероногому другу, верному спутнику в моих странствиях.
ПО УССУРИЙСКОМУ КРАЮ
Глава первая
НА ИМАНЕ
Когда меня спрашивали, почему я стремлюсь в Уссурийский край, я не мог обстоятельно ответить на этот вопрос.
— Право, не знаю, — ответил я. — Мне хочется увидеть своими глазами природу страны, побродить по ее лесам, познакомиться с птицами.
— Ведь там отвратительный климат. Зимой трескучие морозы, летом дожди, сырость, от комаров и мошки распухает лицо — в лес невозможно выйти, — говорили мне.
— Ну что ж делать, — отвечал я. — Мне хочется посмотреть эту страну такой, какая она есть, с ее сыростью, с ее комарами.
И чем больше я знакомился с краем по книгам, чем больше слышал о нем от своих товарищей, тем сильнее меня тянуло туда. Посетить Уссурийский край мне хотелось больше всего на свете.
Наконец, к моей великой радости, это желание осуществилось. В одну из весен, после десяти суток езды в скором поезде, мы с Гаудиком высадились на железнодорожной станции в устье реки Имана.
Иман — типичная река Уссурийского края. Полноводная и могучая, она берет свое начало на невысоком хребте Сихотэ-Алинь и стремительно несет свои воды в реку Уссури.
Как все здесь непривычно, непохоже на среднерусскую природу! Вот перед нами небольшая рощица с какой-то особенной желтовато-зеленой листвой. Где я видел такую рощицу? А, на одном из рисунков природы Японии, вспоминаю я. Бесчисленные острова реки поросли сказочно красивым субтропическим лесом. Под лучами солнца издали они кажутся непроницаемыми ярко-зелеными пятнами. А войдите туда — и вас охватит сумрак, сырость; травы нет, почва покрыта гниющей листвой; выше пояса поднимается папоротник. Лес кончился. Перед вами обширный луг. Несколько шагов вперед — и вы тонете в море зелени. Густая трава поднимается намного выше человеческого роста. Перед глазами качаются верхушки стеблей, да видно голубое небо. Только в субтропиках вы встретите такую природу. А сколько здесь всевозможных птиц! — бесчисленное множество. Незнакомые пение, свист, писк слышатся почти беспрерывно. Многие из птиц окрашены непривычно ярко. Вот на сухую вершину дерева уселась довольно крупная птица темно-синей окраски. Это широкорот. Его коренная родина — далекая Юго-Восточная Азия. В тальнике над водой мелькает оранжево-желтый огонек. Это перепархивает птичка — желтоспинная мухоловка, радуя глаз своей яркой спинкой.
А что может быть красочнее маленькой древесной утки-мандаринки! Как разукрашенный поплавочек, плавает она под нависшими ветвями в тихом речном затоне. Ее оперение — все цвета радуги. Но пусть не подумает читатель, что такова природа всего Уссурийского края. Напротив, роскошная южная растительность со своеобразным животным населением занимает сравнительно небольшую площадь. Широколиственные леса лентами протянулись по речным долинам, взбежали на невысокие сопки. Но поднимитесь чуть выше в горы, и вы попадете в иной мир — в мир суровой хвои, тишины и молчания. К шумливым, веселым лесам непосредственно примыкает хвойная тайга Севера. Дикое и мрачное впечатление производит она на свежего человека. Великаны кедры и пихты высоко поднимают к небу свои вершины. В глубине темнохвойного леса вас охватывает сырой полумрак, стволы покрыты лишайником, с ветвей клочьями свисает седой мох. Отжившие, упавшие на землю деревья, их вывороченные корни делают лес труднопроходимым, ноги вязнут в болотистой почве. Но особенно поражает вас мертвая тишина тайги. Тихо в ней. Разве изредка пискнет маленькая птичка, застучит по стволу дятел, взлетит с земли рябчик. Смешение северной и южной природы — вот особенности Уссурийского края. Кедр и лиственница растут здесь рядом с пробковым деревом-бархатом и с маньчжурским грецким орехом. Жители тайги — соболь и каменный глухарь обитают по соседству с тигром, широкоротом и райской мухоловкой.