Группа направлялась к домику, где я поселился. Присмотревшись, я узнал своего московского товарища Верещагина и вышел к нему навстречу. Приятель недолго погостил в Велях. Он был здесь проездом. Спустя три дня, подарив мне ручного камышового кота Мишку, он уехал в другие районы Закавказья.

Я не буду сейчас подробно рассказывать о содержании в неволе добытых котят. Лето они прожили в Велях, причем ручному Мишке была предоставлена полная свобода. Осенью, возвратившись в Москву, трех уже сильно подросших котят я передал Московскому зоопарку, а Мишку оставил себе. Однако крупный зверь, да к тому же большой хищник, доставлял мне массу неудобств и хлопот. Одно замечательно — Мишка был совершенно ручное животное, вполне утратившее стремление к свободной жизни. В квартире, среди людей, он чувствовал себя как дома. Сядешь, бывало, за письменный стол заниматься, а из соседней комнаты на своих длинных ногах появляется Мишка. Кот без церемонии вскакивает мне на спину. Несмотря на свой крупный рост, он умело укладывается спать на мои шею и плечи. Зимой в морозные дни это было не только эффектно, но и приятно. Жалко было расстаться с Мишкой, но настала пора, когда я был вынужден передать кота Московскому зоопарку. Ведь держать крупную дикую кошку в московской квартире действительно почти невозможно.

Совершенно ручной камышовый кот — редкое явление. Пойманный взрослым, он тяжело переносит потерю свободы, взятый маленьким — очень часто остается злым и недоверчивым.

Февраль в Закавказье — это весна. И в то время, когда под Москвой бушуют метели, трещат морозы, на благодатном юге выдаются такие денечки, что лучше и желать нельзя. С каждым днем ярче светит солнце, согревает остывшую землю, и под его живительными лучами пробуждается природа. Вот на лужайках к солнцу потянулась трава, набухли на деревьях почки, по-весеннему оживился лес.

Обидно бывает уезжать с юга в такое чудное время, но что поделаешь, если работа закончена и пора выезжать в Москву.

С сожалением мы простились с соседями-сельчанами, еще раз посетили уголки природы, которые успели полюбить, и, погрузив наши вещи на телеги, запряженные буйволами, перебрались к пароходной пристани в Ленкорани. Отсюда ночь езды на морском пароходе — и мы в большом шумном городе.

Прямой поезд «Баку — Москва» отходил вечером. Мы приехали на вокзал заранее, чтобы успеть погрузить свой живой багаж. Из Ленкорани в Москву мы везли большую партию разнообразных животных для зоопарка. Здесь были дикобразы, антилопы-джейраны, шакалы и много различных птиц.

Хлопоты по погрузке заняли немало времени, и только когда прозвучал звонок, мы поспешно вскочили в свои вагоны. Билеты в то время было достать трудно, и получилось так, что один я попал в мягкий вагон, а мои товарищи ехали в жестком.

Попав в купе мягкого вагона, я почувствовал себя не в своей тарелке. Публика ехала нарядная, а я был с ружьем, в охотничьем костюме, в сапогах выше колен.

Наскоро я стал готовиться ко сну, раскладывать свои вещи, чтобы они не мешали соседям. Открыл чемодан, собираясь вынуть оттуда мыло и полотенце, и невольно мне бросился в глаза лежащий в углу чемодана маленький серый мешочек. Я осторожно оглянулся на своих соседей, на секунду задумался, затем с самым невинным видом повесил серый мешочек на крючок у своего изголовья.

Что бы сказали мои соседи, если бы узнали, что в этом скромном мешочке скрывается живой зверек, правда, спящий крепким сном!

В день отъезда мои юные приятели, сельские ребята, принесли мне в подарок спящую зимним сном соню-полчка. На дворе стоял февраль, и зверек, вынутый из дупла спиленного дерева, так и не проснулся.

Соня-полчок — небольшой древесный зверек, несколько напоминающий белку. Шкурка у него серая или бурая, хвост пушистый, глаза большие, черные, выпуклые, как у всех зверьков, ведущих ночной образ жизни. Населяют полчки леса и сады. Особенно много полчков на Кавказе, где они приносят немалый вред садоводству.

Летней ночью в саду или в лесу можно слышать, как с шумом падает с ветки то грецкий орех, то спелая груша. Это работа полчков. Зверек прогрызает зубами крепкую скорлупу ореха и лакомится сердцевиной, а у груши и винограда больше всего интересуется семенами, пренебрегая сладкой мякотью плода.

Наступит осеннее ненастье, и ожиревший полчок забьется в дупло или в норку под деревом и спит без просыпу до тех пор, пока снова не поспеют черешни и груши. Недаром этого зверька прозвали соней. Он спит восемь-девять месяцев в году.

Такого впавшего в зимнюю спячку полчка и принесли мне ребята. Я прикоснулся рукой к положенному передо мной пушистому клубочку — он был холоден и неподвижен. День отъезда — всегда хлопотливый и трудный день, и заняться устройством клетки для маленького и к тому же спящего зверька мне было некогда, да и ни к чему. Я попросил хозяйку сшить мне маленький мешочек, сунул туда горсть сена, положил спящего полчка и спрятал мешочек в чемодан с бельем.

Так попала моя соня в купе спального вагона. Ехали мы без всяких приключений. К себе в купе я приходил только вечером и тут же укладывался спать, а весь день проводил у своих ехавших в жестком вагоне товарищей; вместе с ними ходил на остановках в багажный вагон поить и кормить четвероногих и крылатых питомцев.

Но вот как-то среди дня заглянул я в свой мягкий вагон, а там творится что-то невероятное: крик, суматоха, звон разбивающейся посуды.

Остановился в дверях, в недоумении гляжу и ничего понять не могу. Что могло произойти здесь? — стараюсь сообразить. Как будто поезд идет нормально, мерно постукивая колесами, только чем-то взбудоражены пассажиры, кричат, толкаются, все вниз смотрят. Такой в вагоне переполох подняли, что представить трудно.

На одно мгновение смятение утихло, но затем забушевало с еще большей силой. «Крыса, — кричат пассажиры, — крыса!» — да как шарахнутся по коридору ко мне. Услышав о крысе, я сразу все понял. Выскочил в тамбур, закрыл дверь, но никак не могу сообразить, что же я должен делать.

Понял я, что виновник переполоха не кто иной, как мой злосчастный полчок.

Были у меня при перевозке зверей случаи, когда лисицы и шакалы в общественном месте выскакивали из клеток. Но это были крупные звери, которых легче поймать, схватить за шиворот и водворить в их законное помещение — в транспортную клетку.

Но попробуй схватить за шиворот шустрого полчка, особенно при таком переполохе! Это все равно что блоху ловить. Если же и удастся поймать, то куда его деть?

В дырявый мешочек, повешенный на крючок в купе мягкого вагона? Тут тебя и начнут допрашивать: как, на каком основании вы везете с собой «безбилетного пассажира»?

Все эти мысли вихрем пронеслись в моей голове. Стою я в тамбуре, нервничаю, никак не соображу, что же мне делать, — совсем растерялся.

Сколько я там простоял — не знаю, только слышу шепот: «Дорогой товарищ, ваш безбилетный пассажир у меня в купе, ловите его скорей, а то выйдет большая неприятность».

Сказал это начальник поезда. Симпатичный человек оказался. Поспешил я к начальнику в купе, и мы с ним, предварительно заткнув все щели, молча, с каким-то деловитым озлоблением стали гонять полчка по купе. Обезумевший от испуга, он по занавескам мгновенно вскарабкивался к потолку и оттуда срывался на пол.

Наконец мы все-таки поймали беглеца. Закрутив полчка в носовой платок, я поспешил в жесткий вагон к своим приятелям. Я так торопился, что не догадался пожать руку начальнику поезда и сказать ему спасибо. А было за что поблагодарить этого славного человека.

На другое утро, лежа у себя на полке, я притворился спящим и из разговоров пострадавших пассажиров выяснил все детали происшествия.