Чем больше расширялось отверстие, тем более крупные куски мела откалывались. Наконец проход расширился до такой степени, что в него можно было легко пролезть. Сунув факел в отверстие, он осветил уходящий вдаль круглый ход, напоминающий извилистую трубу. Ход достаточно высок, чтобы двигаться во весь рост. Можно было идти по нему, ведь он наверняка выходит где-то наружу, если этим путем когда-то пришли те, кто замуровал здесь останки древнего воина.

Денис посмотрел на кувшины. Они простояли здесь невероятно долгое время и могли простоять еще столько же нетронутыми. Но все же он не мог вот так просто оставить сокровища. Вдруг турки не успокоятся и, продолжив поиски, найдут пещеру. Подумав, перелез через перегородку и прошел по ходу около сотни метров, пока обнаружил то, что искал. Приличный кусок мела вывалился из стены, перегородив проход. Но зато в стене образовалась подходящая ниша. В эту нишу попаданец и перетаскал все кувшины. После чего раздробил глыбу на более мелкие куски и тщательно замаскировал ими сокровища.

Вернувшись в пещеру, поднял с пола череп и положил его на ложе. Он чувствовал некую вину перед покойным за разграбление его усыпальницы и, чтобы как-то сгладить ее, положил туда же то, что осталось от некогда грозного меча, и принялся закладывать кусками выбитого из перегородки мела нишу с останками. Лишь удовлетворившись результатами своей деятельности, вернулся к ранцу и обессилено сел на ворох принесенных ранее сучьев. Снова навалилась невероятная усталость. Глаза сами собой закрылись, и Денис провалился в сон, убаюканный стрекотом сверчков. Над замурованной нишей последний раз лизнул стену огнем и погас догоревший факел.

Григорий вертел в руках принесенную Михаилом книгу. Вот и не пригодились науки подпоручику. Старшина надеялся, что молодой офицерик погиб, а не попал живьем в руки бусурман. Очень уж страшные истории рассказывали про то, каким пыткам подвергали турки русских воинов. А после уничтожения засланного ими отряда на какие-либо милости рассчитывать не приходилось.

О Дионисе он не сожалел. Даже некое облегчение испытывал от того, что нет рядом этого непонятного человека. Вроде и назвался простым мужиком, и сам в солдаты пошел, а все одно непонятный он, не такой какой-то. Каждый раз, когда старшине приходилось что-то приказывать этому парню, он испытывал некий дискомфорт, причину которого вряд ли мог объяснить себе сам. Нечто подобное Григорий испытывал, еще будучи молодым солдатом, когда ему пришлось конвоировать офицера, застрелившего кого-то на дуэли. Указом Императрицы дуэли были строжайше запрещены. По военному времени виновных лишали дворянских привилегий, разжаловали в простые солдаты и отправляли на передовую. Хоть и знал тогда, что перед ним теперь равный ему рекрут, а все же не мог обращаться к нему как к равному. И с этим Дионисом как-то так. А может, и он из разжалованных? Да не. Чего ж он тогда валялся пьяный на обочине, да еще ряженый в странные одежды? Ну, да и пропал, и пусть его.

Однако тот факт, что здесь присутствовал такой большой отряд турок, да еще при артиллерии, никак не укладывался в голове старшины. Поразмыслив, он решил выдвигаться обратно к Масловке, дабы предупредить тамошний гарнизон. Заодно и продовольствием запастись заново. Подозвав Михаила, Григорий наказал ему оставаться здесь и наблюдать за турками.

— Мы, ежели встретим Тимофея с подмогой, сразу и возвернемся, — пообещал он солдату. — Ежели придется идти до самой Масловки, то жди двое суток.

— А коли басурмане куда двинут? — спросил Михаил.

У старшины возникла было мысль оставить с солдатом кого-нибудь из молодых в качестве посыльного, да, взглянув на этих практически ничего не умеющих увальней, решил, что любой из них будет лишь обузой.

— Двигай за ними в течение дня, потом возвертайся сюда либо в Масловку, — подумав, сказал он и, повернувшись к притихшим новобранцам, тихо скомандовал: — А ну подъем! Возвращаемся в Масловку. Здесь от вас все одно толку никакого. Двигаемся быстро, но тихо. Тихо, я сказал, черти кривоногие!

Двигались почти без остановок. Лишь у родника пополнили запасы воды. С наступлением сумерек не остановились. Старшина подгонял новобранцев и те безропотно шли вперед. Уже далеко за полночь дошли до леса, за которым тропа выводила к дороге. Оставалось каких-то пару часов пути, но идти ночью через лес не представлялось возможным. Если зимой лишенные листвы деревья четко выделяются в темноте на фоне белого снега, то летом кроны полностью закрывают свет луны и звезд, погружая лес в кромешную тьму. Пришлось сделать привал. Ну да, до рассвета тоже осталось не более двух-трех часов.

Как только чуть зарозовел восточный край горизонта, Григорий поднял подопечных и отряд вступил на лесную тропу. Здесь по-прежнему царила тьма. Солдаты то и дело спотыкались и натыкались друг на друга. Но прошло еще четверть часа, и дневной свет проник под кроны, раскрасив лес во все оттенки зеленого цвета. Двигаться сразу стало легче.

— Чой-та там? — прислушался Ефимий, когда тропинка должна была вскоре вывести к дороге. — Будто стреляют. Чи не?

— Ага. И вправду, — подтвердил Семен.

— А ну, цыть! — поднял руку Григорий и остановился, вслушиваясь в доносившиеся звуки.

Остановившись и затаив дыхание, все ясно расслышали доносившуюся со стороны Масловки частую стрельбу. Вот ахнула пушка. Вот снова пушка.

— Неушто и там турки? — озвучил возникший у всех вопрос Семен.

— Ить жешь, твою турка мать! — в сердцах сплюнул старшина. — Зарядили ружья, хлопцы. И тихо чтоб теперь. Все. Двинули.

Дальше шли медленнее, прислушиваясь к стрельбе. У опушки старшина приказал новобранцам затаиться в кустах, а сам двинулся разведать обстановку. Осторожно выглянув из подлеска, увидел движущийся к Масловке обоз, сопровождаемый турецкими солдатами. Значит, в городке действительно идет бой. Но как такое могло быть? Как турки продвинулись так быстро вглубь России? Куда делся их полк?

Выйдя из леса, подойти скрытно к городу не получалось. Поэтому Григорий принял решение двигаться лесом к реке, потом берегом к городу. Вернувшись к солдатам, повел их вдоль опушки.

Обогнув холм, увидели город. Турецкие войска уже вошли в него. Над Масловкой клубился дым от многочисленных пожаров. Стрельба все еще слышна, но уже гораздо реже. Пушечных выстрелов не слышно вовсе. Золоченый купол церкви высился над облаком черного дыма, из которого вырывались языки пламени, все чаще дотягивающиеся до него. На противоположном берегу видны подводы, удаляющиеся по серой полоске дороги. Вероятно, последние успевшие переправиться жители спешно уходили от нашествия османов, надеясь, что оставшиеся в городе защитники продержатся достаточно долго.

Старшина погнал новобранцев бегом, чтобы успеть присоединиться к своим. Но, выбежав к реке, увидел, что по мосту отступали, отстреливаясь, последние защитники города, а за ними уже выбегали турецкие солдаты. Поняв, что не успеть, Григорий приказал подопечным затаиться в прибрежном ивняке.

Оглушительно громыхнуло и мост взлетел на воздух, разбрасывая горящие бревна и успевших взбежать турок. Русские солдаты спешно догоняли удаляющиеся за холм подводы.

Масловка осталась в руках басурман. Однако из городка хоть и изредка, но продолжали доноситься звуки выстрелов. Иногда одиночные, возможно, турки достреливали раненых. А иногда слышались звуки настоящей перестрелки.

Старшина лихорадочно обдумывал дальнейшие действия. Можно было скрытно двинуться вниз по течению до ближайшего брода или какой другой переправы. Но у злополучной балки остался Михаил. Он, конечно, солдат бывалый и, ежели что, не пропадет. Но все же нехорошо бросать боевого товарища. К тому же, Михаил как опытный солдат был хорошим подспорьем при этом отряде несмышленышей. Тимофей-то либо сгинул в Масловке, либо отступил за реку. Так и решил Григорий двигать обратно по осточертевшей уже тропинке, чтоб этому Фимке, показавшему ее, от икоты плохо стало. Но Ефимия мысль старшины явно не проняла. Он, воспользовавшись остановкой, сосредоточенно перематывал портянки, ставя ступню на свежий край, а стоптанный конец оборачивая вокруг голени.