Я даже закрыл глаза от счастья! Правда! Счастливым себя почувствовал! А это так редко бывает в последнее время. Спи дольше, мальчик! Да, его же Филом зовут! Вполне европейское имя!

Пишут, что яблок собрали очень много, что правительство распорядилось всем заготавливать варение. А я не хочу ничего заготавливать! Не умею! Да и варение не люблю! Заявляю в лицо правительству (как оно выглядело, это лицо, не помню), что у меня яблок до фига и без варения, что у меня есть мальчик, на котором яблоки растут… Противная турбулентность… Что там про мальчика-то было дальше?

Фил

Я обратил на него внимание на регистрации. Он стоял впереди у другой стойки, а мы с Лариской, как идиоты, встали не в ту очередь. Оказалось, что бизнес-класс оформляют отдельно. Мы никогда в бизнесе не летали, а тут Пабло всё оплатил! Заботится о любимой кузине. Пабло так-то и не Пабло вовсе, а самый что ни на есть Пашка. Но живёт в Испании уже несколько лет, вот и обзавёлся испанским именем и испанской невестой — Грацианой. Едем к нему на свадьбу: сначала в Мадрид, а потом сама свадьба в Малаге. Наши дядя с тётей уже там, а мать не поехала.

Так вот этот мужик заметен в толпе озабоченных туристов издалека. По-любому испанец. Чернявый, нос с горбинкой, лицо узкое, лощёный, статный. Иностранцев можно узнать по обуви: она у них не наша, незнакомая какая-то и всегда чистая. Вот и у него такая! Да и потом, уже когда он зарегистрировался, ему позвонили, мужчина отошёл от стойки за колонну, разговаривал. Разговаривал по-испански. Наверное, какой-нибудь бизнесмен приехал в Питер дела налаживать.

Рейс задержали. Мы сидели в накопителе примерно с час. Лариску развезло, устала. Я сел на пол, стоять уже задрало. Вижу: этот холёный испанец сидит в кресле напротив, нога на ногу, чёрные брючины идеально наглажены, галстук модного белёсо-красного цвета, рука с дорогущими часами безвольно свисает с подлокотника. Рука красивая, ногти ровные, подчёркнуты белой полоской верхушки и белым полукружием основания. Маникюр, что ли, делает? Стопудово, кирпичи не укладывает, мешки не бросает, ямы не роет. На пальце кольцо, не обручальное, но золотое, массивное с красным камнем. Костяшки целы — бокс исключён. Короче, аристократическая такая рука, клерк. Уставился на эту руку, не могу взгляд отвести, почему, спрашивается?

Вижу, он тоже посматривает на меня. Удивляет, что на полу сижу? А куда садиться, к тебе на колени? Тем более что пол чистый, не заплёванный. Выражение лица у испанского чистоплюя высокомерное, брезгливое, глаза щурит и отворачивается, смотрит в никуда. О чём-то думает, что-то считает или вспоминает. Лоб морщит. Мужику лет тридцать-тридцать пять. Хотя, если бы его одеть во что-нибудь не пафосное, не офисное, может, и меньше дал.

Объявляют наш рейс, наконец-то! Мы учёные! Идём отдельным коридором, я прямо за этим мужиком. Ясно-понятно, что он в бизнес-классе поедет. Наблюдаю, как он размещается, устраивает сумку с нетбуком и документами перед собой. Сажусь сам. Рядом. У него место «А», а у меня «В». Испанец не обращает на меня никакого внимания, всё так же надменно оглядывает салон, недовольно наблюдает за простыми смертными, которые двигаются в эконом-класс, отворачивается к окну. Что ж, не судьба побеседовать в перелёте!

Раздают пледы, газеты и на какой-то хрен тапочки! Вижу — Лариска у меня зелёная сидит, шепчу ей, чтобы держалась, чтобы сразу спать. Стюардесса тоже к Лариске устремилась, водичку ей предлагает, по плечу гладит, обещает, что всё будет хорошо. Ну и хорошо! Не умею я с беременными! Мне всё кажется, что это болезнь такая… Не могу осознать, что у Лариски в животе мелкий человечек живёт! Мой племянник будущий! Пол уже сказали, они с Валеркой из-за имени уже успели переругаться!

Откидываюсь назад, блин, меня так мутит! Мы вчера с Никитосом перебрали явно. Ходили в клуб новый — там у Ника приятель работает — мы тестировали все алкогольные коктейли, какие были в ассортименте! Всю зарплату спустил! Все эти самбуки, шоты, айриши и абсенты передрались в желудке — и херово мне. А ведь ещё лететь! Нервно сглатываю! Почему я не беременный? Мне бы тоже водички предложили!

Проводница — как услышала — предлагает воды и леденцы. Пью жадно, два стакана, даже на себя проливаю, свинья! Мужик рядом дёрнулся, брезгует со свиньёй сидеть! Ну-ну! Захотелось хрюкнуть повыразительнее. Я ещё чавкать во время обеда буду! Блин… нет! Обед сегодня в меня не полезет. Взлетаем, и вместе со мной взлетают все эти алкогольные эксперименты. Плохо…

Испанец шелестит прессой. Я скосил глаза — одна газета русская, мужик шевелит губами, видимо, по-русски читает плохо, хмурит брови, наверное, ничего не понимает. Потом берёт «The Times», читает уже без губ. Наблюдаю за ним из-за полуприкрытых век: чёрные волосы блестят, причёска подбрита совсем недавно, шея красивая, мужественная, плечи круглые, даже под рубашкой видно, что занимается парень спортом.

Обед отдаю Лариске, она пожирает всё, как пылесос. Мне даже муторно смотреть. Нужно спать! Четыре часа полёта! Ищу удобную позу, считаю овец, которые тут же превращаются в каких-то кроликов, сбиваюсь, ворочаюсь. Время идёт долго-долго… самолёт шумит, я соплю. Пахнет соснами, ветерок в затылок. Наверное, такой освежитель у них в салоне. Хотя запах такой тёплый, естественный, колючий…

Это я всё-таки спал! И спал на плече у испанца! И проснулся от того, что щёку себе смял, а шея онемела от скованного положения. Носом, губами зарылся в его рубашку! Ни хрена себе! Как так-то? И сосновый запах — это запах от мужика. Как я на нём-то оказался? Почему он меня не спихнул? Или он тоже уснул, а я уже потом на нём притулился? Да, наверное, так и есть! Блин, как неудобно, просто международный скандал! Но он-то тоже хорош! Дышит мне в макушку, прижавшись щекой, видит какие-то свои сны! Здоровски мы с ним переспали! Этакий русско-испанский перепих… ну… или русско-испанское слияние! Так-с! Надо выбираться из этого испанского плена.

Я аккуратненько, медленно пододвигаю головой его голову и даже рукой поправляю на спинке кресла, накрываю пледом, как английского лорда. Ещё я осмелился понюхать его шею, ради парфюма! Вот о чём думал? А если бы он проснулся? Потом я решил сбежать. Соскочил, прошёлся по салону вдоль всего эконома — ни одного места свободного. Чёрт! И Лариска спит! С ней тоже не поменяться! Стюардесса ещё пристала: «Вам что-нибудь нужно? Вам неудобно?» Пришлось сесть обратно. Сижу, изображаю сон. А у самого картины разнообразные в голове вертятся. Как я с ним заговорил, как он мне ответил, как он мне оставил телефон и адрес, или нет, как он предложил на непонятном английском нас с Лариской на машинке довезти, а потом долго смотрел на меня из машины… Ну не дурень я?

Испанец проснулся незадолго до посадки. Всё это время я его беззастенчиво разглядывал. Спали вместе! Имею право хоть посмотреть, с кем! Ничего необычного, инопланетного не обнаружил, но почему-то тянет смотреть в его лицо, жаль, что глаза закрыты. По-моему, они карие.

Когда он открыл глаза, я в панике хотел бежать, и только голос пилота о том, что мы начинаем снижение и нужно пристегнуться, заставил меня сидеть. Проснулась Лариса, опять боится. Я взял её за руку через проход. Смотрел только на неё. Что там делает это испанский мачо, не интересовался. Сели мягко. Уфф!

Испанцу сразу стали названивать, так как он включил телефон. Он отвечал на своём языке — мне ни черта не понятно. Потом он довольно бесцеремонно стал перелазить через меня, чтобы побыстрее выйти. Чуть не свалился на меня, опёрся на плечо!

— Sorry, my bad! — тихо сказал мне на интернациональном английском и пошёл на выход. И никакого предложения руки и сердца! Эх!

Но я всё равно не мог оторвать от его спины взгляд. Торопил Лариску. Говорил себе: держись этого мачо, он хотя бы точно знает, куда идти в мадридском аэропорту — Барахасе. Вот и шёл за ним! На паспортном контроле тупо смотрел ему в спину, ожидая багаж, стоял вплотную. При этом гадал, какой из чемоданчиков его. Не угадал.