Эти слова подействовали на незнакомца. Он вдруг выпустил Рада.

— Чёрт с тобой! Лезь в пасть ко льву. Мне-то что! Я хотел как лучше!

— «Как лучше»! — пробормотал Рад, потирая шею.

— Ты что, дрессировал его? — поинтересовался парень в майке.

— Я не дрессировщик. Он спас меня, а я помогал ему в горах…

— Дела! — Парень покачал головой и пошёл прочь. Когда он оглянулся, Рад был уже в клетке со львом.

В это время в глубине коридора послышался нарастающий гул. Это по зову своего носастого предводителя бежали цирковые мальчики группы Брагама. Увидев Рада рядом со львом, мальчики замерли на почтительном расстоянии. Впереди был Малыш с тоненькой шеей и большими круглыми ушами. От любопытства и удивления его шея стала как бы длиннее, а уши ещё больше оттопырились. С ним рядом стоял крепкий парень с чёрными вьющимися волосами, по прозвищу Унтерман, что на цирковом языке означает — стоящий в основании пирамиды.

Мальчики молчали и переглядывались. Они ждали, что будет дальше.

А дальше Рад и лев вышли из клетки и Рад сказал:

— Ребята, вы должны мне помочь увести льва. Это мой лев. Честное слово! Его нельзя дрессировать, как нельзя дрессировать человека. Понимаете?

— Понимаем, — за всех ответил Малыш. — Если надо, мы тебе поможем. Почему же не помочь!

— Мы тебе поможем, — сказал Гоша, — только не сейчас. Приходи вечером на представление. После нашего выхода мы тебе поможем.

— Я приду — пообещал Рад и, повернувшись к Кингу, сказал: — Тебе придётся подождать до вечера. Слышишь, Кинг, надо подождать!

Кинг вздохнул и медленно зашагал к своему временному прибежищу.

Цирковые мальчики удивлённо переглянулись.

Рад лежал на койке с открытыми глазами и ждал вечера. В интернатской спальне было четыре койки. Три пустовали. Их владельцы ещё не вернулись в город. Они были в пути. Рад лежал и сочинял письмо на кордон. У него была привычка сперва сочинить письмо, потом написать.

«Дорогие Мария, Дед и ребята! У меня большая радость. Я нашёл Книга. Он, оказывается, жив. Его привезли в цирк. Но в цирке ему делать нечего. Я его оттуда заберу. Чувствую я себя хорошо. Завтра начинаются занятия…»

В это время дверь в спальню открылась, и вошёл Севрик — длинный рыжий мальчик. Такой худой и бледный, словно у него не было ни каникул, ни лета и вернулся он из какого-то дождливого, скучного края.

— Здравствуй, Рад! Ты приехал?

— Приехал, Севрик.

— Я проболел всё лето, — пожаловался Севрик. — А ты?

— Немного болел. Ложись, отдохни.

— Я лягу, — согласился худой рыжий мальчик, опускаясь на свою кровать. — Завтра учиться. Ты что вечером делаешь?

— Иду в цирк, — не сразу ответил Рад. — А ты?

— Никуда не иду. Мне подстричься надо.

— Подстригись. Обязательно подстригись, Севрик.

— Может быть, и ты подстрижёшься? — предложил рыжий мальчик.

— Понимаешь, я же иду в цирк.

— Ты идёшь в цирк… У тебя один билет?

Рад поднялся с постели.

— У меня два билета, — сказал он. — Но я иду не один…

Севрик понимающе закивал головой.

— Если я буду спать, не зажигай света, — попросил он.

— Я не зажгу света. Спи спокойно, — сказал Рад и зашагал к двери. — Спи крепко и не бойся. Ничего не бойся.

Болезненный мальчик проводил Рада удивлёнными глазами.

— Чего не бойся? — спросил он, но дверь за Радом уже закрылась. — Не пойду я в парикмахерскую! Никуда я не пойду. Я спать хочу…

Ему не с кем было разговаривать, и он разговаривал сам с собой:

— Чего не бойся?..

Вечером Рад сидел на самой верхотуре под куполом цирка, где были установлены софиты, освещающие арену. От них, как от печки, тянуло жаром, внутри что-то шипело, словно готовилось закипеть. В щели кожухов были видны фиолетовые вспышки — там оживали и гасли какие-то беззвучные молнии.

Возле софитов хлопотал осветитель — парень в белой майке. Работа была жаркая, только в майке и работать! Он включал то один софит, то все сразу. Иногда перед софитом запускал круг с разноцветными стёклами, и тогда луч менял свой цвет. И всё вокруг меняло цвет.

В полумраке купола поблёскивали какие-то странные аппараты, при помощи которых артисты цирка на большой высоте совершают полёты и делают различные рискованные трюки. Здесь покачивались трапеции и брали начало верёвочные лестницы.

С этой высоты арена казалась блюдечком с красной каёмкой. На блюдечке шло представление.

Вот появились два клоуна — толстый и тонкий. Они изображали боксёров. Огромными перчатками «боксёры» наносили друг другу удары, при этом раздавался то звон разбитого стекла, то удар колокола, то выстрел из ружья, то грохот молота по наковальне.

Зрители смеялись.

Потом два бойца помирились. Стали пожимать друг другу руки и даже целовались. А на весь цирк звучали пощёчины, усиленные во сто крат.

И снова зрители смеялись.

Парень в майке с нарисованным солнцем оставался равнодушным ко всем шуткам клоунов. Когда каждый день видишь одно и то же, перестаёшь смеяться.

— Он тебе говорил, что нравится девчонкам? — спросил он Рада.

— Говорил.

— Он выдумывает. Где ему с таким рулём…

— Он хороший парень, — сказал Рад.

Осветитель ничего не ответил. Он был занят постановкой света. И только когда кончился номер, спросил:

— Куда ты его денешь… льва?

— Заберу его к себе… в интернат. Ещё не все съехались. Только один Севрик приехал.

— А потом? — спросил осветитель.

— Ещё не придумал, — признался Рад. — Но я придумаю, обязательно придумаю.

Цирк снова засмеялся.

— Что они смеются? — спросил Рад, словно зрители смеялись над его словами.

— У клоуна отвалился нос, — не глядя на арену, ответил осветитель: он знал всю программу наизусть.

В это время внизу объявили:

— Акробатическая группа заслуженного артиста Брагама!

— Наши… — прошептал Рад.

— Они, — подтвердил осветитель.

Оркестр заиграл галоп, и на арену выбежали юные акробаты. Они так легко взлетали на воздух и так плавно приземлялись, так кувыркались в воздухе, словно сила земного притяжения их не касалась и вокруг была космическая невесомость.

Рад смотрел на них и чувствовал, как ему передаётся эта удивительная лёгкость. Он перестал ощущать собственный вес. И даже непроходящая дума о льве стала не такой тяжёлой. Эти мальчики всё могут, для них нет препятствий, нет стен, нет закрытых дверей. Рад позавидовал им.

— Время идти, — сказал осветитель и потряс Рада за плечо. — Ни пуха ни пера!

Отпечатанное на майке осветителя солнце смотрело на Рада круглыми глазами.

Рад сбежал вниз и очутился перед дверью с надписью «Служебный вход». Он слышал звуки марша, взрывы смеха, дробные хлопки публики. Все звуки были такими далёкими и приглушёнными, словно доносились откуда-то издалека. Громче всех звуков цирка стучало собственное сердце.

Дверь открылась. Рад подался вперёд, но навстречу ему выплыла огромная тётя в форме билетёра.

— Тебе что? — спросила она. — Почему не смотришь программу?

— Я жду, — ответил Рад.

— Жди, жди, — уплывая, сказала тётя.

Она не стала расспрашивать, чего ждёт Рад.

И тогда появился Малыш. Он был в красном костюме, облегающем тело. Лицо его пылало. Он тяжело дышал. Примчался сюда прямо с арены.

Не говоря ни слова, Малыш схватил Рада за руку и потащил куда-то вперёд, мимо лошадей с белыми султанами на голове. Рад обратил внимание, что Малыш хромает.

— Что с ногой? — спросил он.

— Неудачно спрыгнул, — шепнул Малыш. — Мы вообще выступали неудачно. Волновались.

За поворотом их поджидали Гоша, Унтерман и остальные мальчики. Гоша вытирал лицо ярким мохнатым полотенцем и тяжело дышал.

— Пошли! Всё в порядке! Пожалуйста!

Вся компания скрылась в полутёмном тоннеле.

Потом они появились уже со львом. Кинг шёл рядом с Радом, а мальчики в красных костюмах двигались спереди, сзади, с боков. Они размахивали руками. Громко переговаривались. И все