— Вот я дура, — фыркнула Лин. — И куда мои глаза смотрели? Поверила тебе, идиоту.

—Дура и есть! — рявкнул Никита ей в лицо. У него было жгучее желание сказать ей ещё какую-нибудь гадость, от бессилия ужалить побольнее, но на него словно кто-то повелительно шикнул, заставив умолкнуть.

Лин пару секунд с остервенением смотрела на него, потом в её глазах проступила решимость. Сознание Никиты будто острой спицей внезапно пронзило мыслью о том, что Лин сейчас исчезнет. Обида вдруг затухла в нём, словно её залили пеной из огнетушителя.

— Нет, Лин! Подожди! — воскликнул он дрожащим от волнения голосом, осторожно протянул к ней руки, опасаясь спугнуть, и взял её за плечи. — Посмотри на меня. Зачем мы с тобой так? У нас ведь нет никакого повода для того, чтоб обижать друг друга.

Лин почему-то не сопротивлялась, внимательно его слушала и как-то странно смотрела на него, словно медленно возвращаясь к реальности откуда-то из забытья.

— Лин, если ты думаешь, что я могу ещё раз осознанно поставить под угрозу наши отношения, значит, ты не представляешь, что я тогда пережил. Ты даже не представляешь, что ты для меня значишь. Я сам не представлял, пока чуть не потерял тебя. Зачем мы мучаем друг друга какими-то прошлыми обидами? Мы же можем быть счастливы вместе. Мы же оба этого хотим, — уверял он её, совершенно не понимая, откуда берутся нужные слова и как ему удаётся сохранять ясность мысли, когда его душа и тело так холодеют от страха, будто он идёт по минному полю с завязанными глазами.

Лин отвечала ему каким-то растерянным взглядом.

— Иди сюда. Вот так, — тихо сказал он, прижимая её к себе.

Она позволила ему себя обнять.

— Прости меня. Слышишь? Прости, или убей, — в отчаянье шептал он ей на ухо. — Меньше всего на свете я хотел причинить тебе боль, но причинил. Я всё, что угодно отдал бы за то, чтоб ты смогла забыть об этом, чтоб ты мне верила, как раньше. Ты так нужна мне, Лин, я не могу снова тебя потерять.

Лин слушала его, и старая обида, которая по какой-то непонятной причине так неожиданно всколыхнулась и поднялась из глубины души, таяла, как грязный прошлогодний снег, с болью, со стоном испарялась, уходила, отпускала её.

—Я верю, — прошептала она и обняла его в ответ. — Я тоже не хочу тебя потерять.

Он молча прижал её к себе плотнее. Она почувствовала, что его объятье стало каким-то напряжённым, немного отстранилась и взглянула на него. Он отвернулся в сторону, чтоб она не могла заглянуть ему в глаза. Плотно сжатые губы предательски подрагивали, выдавая его состояние.

— Боже мой, Ник, прости меня, я не хотела, — виновато пробормотала она, прижалась к нему и замерла, давая ему возможность прийти в себя.

Какое-то время они напряжённо молчали.

— Прости, — скорчила она виноватую рожицу, заглядывая ему в лицо, когда почувствовала, что он успокоился. — Не злишься на меня?

— Уже нет, — серьёзно ответил он. — А ты на меня?

Она отрицательно помотала головой. Помолчала немного, потом сказала, смущённо:

—Честное слово, я не знаю, что на меня нашло. Сама не понимаю, что со мной такое было. Глупость какая-то… Прости, я абсолютно не по делу на тебя наехала…

— Знаешь, я, честно говоря, всё время опасался, что что-то такое обязательно произойдёт рано, или поздно… Наверное, даже ждал этого…, — как-то устало сказал он. — Ну, может, это и к лучшему, что мы всё выплеснули наружу. Может, теперь всё встанет, наконец, на свои места, и мы сможем начать всё заново.

— Конечно, мы сможем, — кивнула она и снова обняла его.

Он обнял её в ответ, молчал какое-то время, а потом вдруг поинтересовался нарочито безразличным тоном:

— Ты правда считаешь, что он лучше меня?

— Кто? — недоумённо спросила Лин, не сразу уловив суть вопроса.

— Пушкин, Александр Сергеич, блин, — буркнул Никита раздражённо.

Она взглянула на него и усмехнулась. Выдержала паузу и сказала:

— Если хочешь знать, ты ошибаешься насчёт того, что я тебе отомстила. Ничего такого не было.

Никита ничего не ответил, но она заметила торжество в его взгляде.

— Я с ним целовалась, — прибавила Лин из вредности.

— Ну… так мне и надо, — вздохнул Никита, не слишком правдоподобно изображая покорную обречённость. Потом порывисто обнял её и поцеловал.

У неё создалось впечатление, что он пытается что-то доказать ей. На самом деле, в доказательствах не было никакой необходимости, но Лин предпочла дать ему возможность привести убедительные аргументы в свою пользу.

***

Ася побежала за угощением для щенка. Оказавшись в лагере, она забралась в одну из палаток и стала искать сыр и печенье в рюкзаке с провизией. Она перетряхнула весь рюкзак, сыр нашёлся, а вот печенья там почему-то не оказалась. Ася сложила содержимое рюкзака обратно и стала думать, куда они с девчонками могли засунуть пачку с печеньем. Пошарила по углам, заглянула в другие сумки и рюкзаки. Безрезультатно. Уже даже стала подозревать Дэна, отличающегося своей слабостью к мучному и сладкому, в том, что тот мог всю пачку слопать утром, но потом вдруг припомнила, что один пакет Лиза уносила после завтрака в другую палатку. Вполне могло случиться, что пачка с печеньем попала как раз в тот пакет. Ася выбралась наружу и полезла в другую палатку. В этой палатке размещались Лиза с Дэном и Лин с Никитой. Асе понадобилось какое-то время, чтоб обнаружить нужный пакет, потому что Лиза запихнула его в дальний угол и навалила на него кучу вещей.

В тот момент, когда Никита догнал Лин возле лагеря, и они занялись выяснением отношений, находясь как раз неподалёку от своей палатки, Ася шуршала пакетом, откапывая в нём печенье, и не сразу обратила внимание на звуки ссоры, доносившиеся снаружи. Но Лин с Никитой ссорились так громко, что не услышать их было просто невозможно. Опознав Никиту и Лин по голосам, Ася невольно стала напряжённо прислушиваться к их разговору, не столько из любопытства, сколько из-за возникшего чувства тревоги.

Ася попала в команду седьмого этажа общаги исключительно потому, что была девушкой Петра. Ещё она сдружилась с Лизой. С остальными ребятами у неё были скорее приятельские отношения, чем дружеские, но ей нравилось их общество. Ей приятно было быть частью их компании и то, что кто-то в этой компании так бурно ссорится, не могло её не обеспокоить.

Из обвинений, которые Лин обрушила на Никиту, и из его ответных гневных реплик легко можно было сделать умозаключения о некоторых пикантных подробностях их взаимоотношений, о которых Ася раньше не имела понятия. Эти подробности наверняка не были предназначены для чужих ушей, и Ася не слишком уютно чувствовала себя в роли невольного свидетеля их ссоры. Впрочем, Лин и Никита сами не слишком заботились о конфиденциальности своего разговора. Самозабвенно скандаля, они орали друг на друга во весь голос, совершенно не беспокоясь о том, что кто-то может их услышать.

Асе всегда становилось сильно не по себе, когда кто-то из её друзей, или близких ссорился между собой. Если бы в её власти было как-то положительно повлиять на ситуацию, она с готовностью сделала бы это, но влезать в чьи-то личные разборки было, по меньшей мере, глупо, да и бессмысленно. Подслушивать тоже было как-то неловко. Стараясь не слишком громко шуршать, чтоб не выдать своё присутствие, Ася быстренько довела ревизию содержимого пакета до конца и обнаружила в нём, наконец, злополучную пачку печенья. Осторожно положив пакет на место и прихватив своё печенье, она сделала движение к выходу, намереваясь вернуться на пляж и надеясь, что Лин и Никита, стоявшие за палаткой с противоположной от входа стороны и занятые выяснением отношений, её не заметят. И тут до неё вдруг донеслись слова Никиты, сильно её озадачившие и заставившие тихонько вернуться на исходную позицию, чтобы лучше всё слышать.

— Хочешь сказать, у тебя с Петенькой ничего не было? Ни за что не поверю. У него же на лбу написано, что он интеллигент до мозга костей. Такие, как он, дерутся только в исключительных случаях, а он сам на меня попёр, хотя наверняка догадывался, что я могу уделать его одной левой. Стал бы он лезть из-за тебя на рожон, если б ему нечего было терять, — обвиняющим тоном говорил Никита. — Заметь, я ведь ни разу не поднимал эту тему, потому что считал, что ты имела тогда право на то, чтоб мне отомстить, и ещё потому, что я дорожу нашими отношениями и хочу их сохранить. Но факт остаётся фактом. Ты, вообще-то, могла бы счесть это достаточно веской причиной, чтоб перестать держать на меня зло.