Лоренцо да Понте, позабыв про скромность, пишет:

«Я должен был из уважения к Сальери доверить ему написать музыку к моему первому произведению; он действительно был одним из первых мэтров того времени. Я предложил ему на выбор несколько разных сюжетов. К несчастью, выбор пал на сюжет, наиболее лишенный признаков будущего успеха: это был “Богач на день”. Я начал работу, и мне не потребовалось много времени, чтобы понять разницу между идеей и ее осуществлением. По мере того как я писал, проблемы под моим пером множились без конца. Сюжет не давал мне ни достаточного количества характеров, ни ситуаций, способных поддерживать зрительский интерес в течение двух или трех часов, пока должно было идти представление. <…> После всего сказанного нетрудно представить сложность положения, в котором я оказался; 20 раз я хотел бросить всё написанное в огонь и попросить отставки. Тем не менее, совсем сломав себе голову и перемолившись всем святым, я подошел к концу и завершил пьесу. Потом я спрятал ее в глубине стола и достал лишь через две недели, чтобы перечитать уже с более холодной головой. Она мне показалась еще более жалкой, чем раньше; однако нужно было сдавать работу Сальери, который уже закончил первые сцены и не давал мне покоя по поводу остального»^{41}.

Понятно, что Сальери торопил своего протеже: такой шанс упускать было нельзя. Но да Понте всё тянул и тянул, и Сальери уже начал нервничать. Когда же композитор увидел окончательный вариант либретто, он сказал: «Это хорошо написано. Тут есть арии и сцены, которые мне нравятся, но нужно будет сделать кое-какие изменения — для увеличения эффекта музыки, а не по какой-то другой причине».

«Что же это оказались за изменения? — пишет в своих «Мемуарах» Лоренцо да Понте. — Искалечить, удлинить или укоротить почти все сцены, вставить новый дуэт, изменить слог в середине одной арии, добавить хоры, которые пелись бы… немцами! Устранить почти все речитативы и, следовательно, нанести ущерб развитию сюжета…»^{42}

Короче, Лоренцо да Понте был взбешен. Он не только не последовал указаниям более опытного мастера, но и принялся спорить с ним, совершенно не понимая, что конкуренты не дремлют и затягивать процесс до бесконечности нельзя. А ведь конкурентами были Джованни Паизиелло и Джованни Баггиста Касти, очень популярные в тот момент и в Италии, и в Вене. Впрочем, да Понте понимал это, ибо сам же написал, что «в Вене только и говорили, что о Касти и Паизиелло»^{43}. В итоге они всё сделали раньше и успех их оперы был огромным. Да и могло ли быть иначе, если певцы были безупречны, декорации и костюмы — красивы, а музыка — божественна?

Соответственно, Сальери потом в течение года не мог представить «Богача на день». За это время он успел съездить в Париж, откуда вернулся под впечатлением от музыки Глюка, которая, как признается Лоренцо да Понте, «сильно отличалась от нашей»^{44}.

Всё это, наложившись одно на другое, привело к тому, что композитор поругался со своим либреттистом. Как пишет Лоренцо да Понте, «Сальери однажды даже торжественно поклялся, что лучше даст отрубить себе руку, чем напишет хоть ноту на мои стихи»^{45}. На самом деле, они еще будут работать вместе (над операми «Аксур, царь Ормуза», «Верный пастор» и «Цифра»), но это будет позже. Пока же победил Джованни Баттиста Касти. В связи с этим Лоренцо да Понте вспоминает: «Что касается Касти, то он вел со мной войну другим способом: он вставал на мою защиту, но его похвалы наносили мне больше вреда, чем это сделала бы честная критика»^{46}.

При этом сам да Понте особой честностью не отличался. Редактор немецкого издания его «Мемуаров» Густав Гугиц усиленно предостерегает читателей от безоговорочного доверия «показаниям» либреттиста. Его настоящие имя и фамилия — Эммануэле Конельяно. При крещении семьи отца, еврея по национальности, он в 1763 году получил имя крестившего его епископа Лоренцо да Понте. Потом учился в духовной семинарии, а в 1773 году стал аббатом, хотя никогда не выполнял обязанностей священника. Он преподавал литературу и красноречие в семинарии Тревизо, но был оттуда уволен то ли за радикальные политические взгляды, то ли за распутство, что тогда (как, впрочем, и сейчас) нередко сочеталось друг с другом. Потом он жил в Венеции, Дрездене, Вене, Лондоне… Между странствиями он успел написать 30 самостоятельных и несколько переводных либретто, преимущественно в жанре оперы-буффа. В историю вошли его тексты для трех опер Моцарта, в том числе для «Свадьбы Фигаро» (по Бомарше) и «Дон Жуана» (переделка либретто Джованни Бертати). С 1805 года да Понте жил в Северной Америке, работая антрепренером итальянской оперной труппы в Нью-Йорке и обучая итальянскому языку и литературе студентов Колумбийского университета. Там, в Америке, он и умер в 1838 году и был похоронен в Бруклине.

Человеком Лоренцо да Понте был, безусловно, одаренным, но характером обладал взрывным, «во многом под стать Фигаро»^{47}. Музыковед Е. С. Черная отмечает, что это был «человек “авантюрной складки и разносторонних способностей с острым, гибким и несколько циническим умом, лишенный предрассудков”.^{48}Короче говоря, они с Сальери были диаметрально противоположными личностями, и их совместная работа — опера «Богач надень» — успеха не имела.

Об опере «Данаиды» мы расскажем чуть ниже, а пока отметим, что после «Признанной Европы» Сальери в 1779-1782 годах написал музыку еще к пяти операм: «Талисман» (Il Talismano), «Неожиданный отъезд» (La Partenza inaspettata), «Дама-пастушка» (La Dama pastorella), «Трубочист» (Der Rauchfangkehrer) и «Семирамида» (Semiramide).

Что же касается упомянутой оперы «Школа ревнивых», то великий Гёте в письме своей близкой подруге Шарлотте фон Штейн от 29 августа 1784 года так отзывался об этой работе Сальери: «Вчерашняя опера была великолепна и очень хорошо исполнена. Это была “Школа ревнивых” на музыку Сальери, опера-фаворит у публики, и публика права. В ней есть богатство, удивительное разнообразие, и всё выполнено с очень деликатным вкусом. Мое сердце обращалось к тебе при каждой арии, особенно в финалах и в квинтетах, которые восхитительны»^{49}.

Отметим, что в то время многие крупнейшие итальянские театры заказывали оперы своему европейски известному соотечественнику. Среди них — римский театр «Балле». Более того, три театра начали свою деятельность постановкой опер Сальери: помимо знаменитого Ла Скала, это были миланский театр «Каноббиана» и театр «Нуово» в Триесте.

Как видим, произведения Сальери обошли почти все оперные театры мира.

Популярность его была огромна!

Император Иосиф II, убежденный католик и приверженец национальной идеи, после поездки в Италию в 1778 году склонил чуткого к новым веяниям Сальери к необходимости создания национального зингшпиля, то есть комической оперы с разговорными диалогами между музыкальными номерами. В результате опера «Трубочист», написанная Сальери специально по заказу императора, была поставлена с большим успехом и, по мнению чешского музыковеда Камилы Халовой, предшествовала классическому зингшпилю Моцарта «Похищение из сераля».

В 1778 году Сальери вновь уехал в Италию, а затем в Париж, где окончательно сблизился с Глюком. Великий реформатор оперы Кристоф Виллибальд Глюк был намного старше Сальери. Он родился 2 июля 1714 года в городе Эрсбах (Бавария) в семье лесничего. Вскоре его семья перебралась в Чехию, где Глюк получил разностороннее образование, овладел искусством игры на органе, клавире и скрипке, состоял певчим в хоре. В 1736 году он переехал в Вену, где непосредственно познакомился с оперным искусством того времени. Затем, по приглашению князя ди Мельци, он уехал в Милан, где закончил свое музыкальное образование у опытного педагога Джованни Баггиста Саммартини[20].