Шнур, на котором висел, спасаясь, анимужичок.

Исчез.

- Дурында! - вскинул руки студент и изо всех сил хлопнул себя ладонями по лбу. - Чурбан сучковатый!!!..

Куда пропал шнур - гадать было не нужно: перетертый обрывок, выуженный из-под шкафа десять минут назад, покоился на дне пустой корзины. А вот куда пропал мужичок с зонтиком, болтавшийся на нем...

Если бы аниженщины могли понимать происходящее, они бы безмерно удивились внезапному увеличению своей поисковой группы.[18] Агафон метался из угла в угол, от тумбочек к шкафам, от стеллажей к завалам, сначала терпеливо отодвигая и раскладывая, потом - пиная и раскидывая. Через двадцать минут ни одной полки, ни одного шкафа, ни одного темного закоулка в торговом зале не осталось не осмотренными - и всё тщетно. Костяной обладатель зонтика словно в воду канул.

Или...

Только не это!!!

Студент страдальчески взвыл: 'Меня Броше теперь точно убьет!!!..', быстро выбрался задним ходом из-под стола и бросился к выходу, с кряхтеньем и оханьем растирая поясницу, заклинившуюся ревматической буквой 'Г'.

Больше этой треклятущей игрушке быть негде.

Появление на помойке студента ВыШиМыШи - скрюченного, покрытого пылью и паутиной, с дико вытаращенными глазами, что-то яростно бормочущего - не иначе, проклятия[19] - напугало кумушек с мусорными корзинами и ведрами и разогнало по забору ребятишек, как дворовых воробьев.[20]

Главное отличие воробьев от уличной детворы, как очень скоро выяснил Агафон, было в неспособности птиц комментировать происходящее.

После первых комментариев студент прикусил губу. При следующих - заскрипел зубами. От продолжения руки его сами по себе принялись искать не выброшенные обломки артефактов, а чего-нибудь поувесистей... И тут вступила тяжелая артиллерия в виде кумушек.

Этого несчастный студиозус вынести уже не смог. Красный, как перезрелый помидор, он вскочил и со страшным криком: 'С мест никому не сходить, ничего не трогать, так взорвется, что клочки по переулочкам полетят - и я не виноват!' побежал в мастерскую.

'Только бы Броше не узнал, только бы не узнал, только бы не узнал!..' - твердил он всю дорогу туда и обратно, как заклятье. А когда вернулся с корзиной, то к ужасу своему обнаружил, что к мусорному двору нельзя было подойти: толпа горожан окружила все подходы и, возбужденно гомоня, крутила по сторонам головами.

- Что... там? - предчувствуя недоброе, вопросил Агафон у крайнего зеваки.

- Колдуна ждем. Обещал помойку взорвать, чтобы в соседний переулок всё улетело и за вывоз не платить, - охотно сообщил старикан. - Ты не видал его, часом?

Студиозус нервно хихикнул: 'И Броше-е не-е у-у-узна-ае-ет... Где моги-илка мо-оя...', втянул голову в плечи, отчаянно жалея, что невидимость в Школе пока не проходили, и стал проталкиваться к свалке.

Гомон при его появлении в районе предполагаемого эпицентра мусорного взрыва мгновенно стих.

- Ваше премудрие? Нам... это... отойтить? - крайне неохотно предложила толстощекая тетка в клетчатом платье, опасаясь, что будет не видно самого интересного.

- Зачем? - не поднимая очей, буркнул студент.

- Чтоб не забрызгало?

- Потом, - мрачно выдавил он и опустился на колени перед кучей мусора.

- А поздно не будет? - озабоченно подхватила молодуха в сине-красном переднике.

- Лучше поздно... чем слишком поздно... - болезненно скривился Агафон и скинул со спины корзину.

- А это с какой целью вы делаете? - с любопытством склонилась над ним чернявая коротышка, и тут же с десяток женщин присоединилось к ней.

- Образцы собираю, - угрюмо процедил он.

- Чего?

- Отчего?

- Для чего?

- Для... Эск... икс... иск-перемент проводить! - одолел малознакомое слово практикант и многозначительно нахмурился, полагая допрос оконченным.

- Иск...перемен?.. - недоуменно расширились глаза горожанок, уловивших только одно значение из сказанного и несказанного. - Так ить нетути их тут, перемен-то, ищи - не ищи. Мусорщикам-кровопийцам уже неделю не плочено, вот ничего и не вывозют они.

- Чего они не вывозят - я вынесу.

- А зачем? - не унимались соседки.

- Дома взорву!

Толпа благоговейно ахнула.

- А у нас когда взрывать будете? - толстуха воззрилась на студиозуса. - Я ить чего антиресуюсь... Нам мусорщикам-то платить за вывоз, али как?

Агафон окинул взором гору хлама и помоев высотой с ближайший дом, снова скривился от вони, и мстительно приговорил:

- Или как. И вообще...

Женщины намек поняли и отступили, и студиозус наконец-то принялся выискивать свое выброшенное полчаса назад добро.

Как ни странно, выбрасывание пошло добру на пользу: за время пребывания на помойке добро раздобрело, увеличилось в объеме, местами изменилось в цвете и фактуре, не говоря уже о запахе, и чтобы донести его обратно до лавки, понадобилась аренда еще двух корзин вместе с их владелицами.

Женщины вывалили свою ношу у порога, отказались от оплаты натурой[21] и выскочили на улицу - только их и видели.

Дверь захлопнулась за ними с колокольным звоном[22], и Агафон, стиснув зубы[23], взялся за раскопки. Стараясь не дышать, не смотреть и не думать, он яростно принялся перетряхивать одну кучу за другой. Сине-зеленые искры вились над ними вместе с розово-желтыми шестикрылыми мухами, увеличиваясь и жирея на глазах. Запах, решив, что он тоже часть магии и должен соответствовать вывеске, начал овеществляться и настырно лезть в нос, глаза и даже уши так, что слезы лились градом. Картофельные очистки и банановая кожура зашевелились, силясь уползти куда-нибудь в темный уголок, чтобы слиться там в экстазе. Осколки домашней утвари надумали склеиться, но никак не могли договориться, во что - каждый настаивал на своей посудине, получая в результате то кружку с носиком и ручкой чайника, то тарелку, размером и формой напоминавшую кувшин. Единственным утешением для практиканта был зеленобулькающий прибор: теперь он не просто булькал и зеленел, а бурчал и гудел, деловито сотрясая подставку с тихим дребезжанием стеклянных частей. Доверчивые простаки, не посвященные в таинства магии и магов, увидев его, точно теперь выложат за любой товар на пару серебряных больше. Хоть за что-то Броше его похвалит...

Пока Агафон перетряхивал каждый черепок и осколок в поисках беглого нэцкэ, дверь лавки несколько раз открывалась, на порог ступали незнакомые люди - но все, как один, странно изменившись лицом, тут же выскакивали обратно на улицу. И с каждым разом, ревниво подметил практикант, все быстрее и быстрее. Наверное, это были покупатели, ожидали встретить его внимание - а он тут копается, как крот... Надо было проворнее заканчивать изыскания. И он принимался с утроенной скоростью доламывать, разглядывать и выковыривать.

Когда из принесенных трофеев не осталось осколков крупнее лесного ореха, а анимужичка так и не нашлось, студиозус сдался. Шмыгнув подтекающим носом и порадовавшись, что запах, наконец-то, улетучился, он вооружился совком и веником и принялся упихивать мусор в корзины. Те изгибались и корчились, шипели и подвывали, но против сердитого практиканта поделать ничего не могли.

'Куда же мог подеваться этот треклятый брелок, если его здесь нет? Может, его на помойке кто-то нашел - те мальчишки? Тогда точно концов не найдешь теперь... В рот компот деревня...'

Не додумав любимое ругательство, студент уныло швыркнул носом, решившим в знак солидарности, не иначе, поддержать слезящиеся глаза, опустил страдальчески хлюпнувшую корзину, сунул руку в карман в поисках платка... и ойкнул, уколовшись обо что-то - не больно, но неожиданно.