— Что? — горло снова перехватило, и Филипп закашлялся, хватая ртом воздух. — Что? Какие обязанности? Какая невинность? Да у меня баб было больше, чем звезд на вашем небе. Или ты думаешь, я для тебя девственность хранил?

— А мужчин? — Тьен неожиданно оказался прижат к перине, Илмари наклонился так близко, что можно было пересчитать все реснички на его веках. Очень пушистые, между прочим, были ресницы и очень густые — как у девушки. — Мужчины у тебя были?

— Кто? — голова у Филиппа вдруг закружилась, комната, балдахин, ненавистный «муж» — все поплыло куда-то влево. — Кто?

— Будут, — хищно оскалился Илмари. — Но сначала ты доешь наргари.

Совершенно дезориентированный головокружением и новостями Филипп даже не сопротивлялся, когда ловкие пальцы протолкнули ему между зубов очередной кусочек кисловато-сладкой мякоти. И еще один. И еще.

Когда головокружение прекратилось, Филипп обнаружил, что все предметы в комнате выглядят резче и отчетливее. Из открытого окна волнами налетали запахи — удивительно яркие, насыщенные, невероятно приятные. Кожа горела, сердце выстукивало какой-то лихорадочно-неровный ритм, во рту пересохло, и больше всего на свете хотелось секса — любого.

— Что это было? — прохрипел Филипп, пытаясь прикрыть ладонью пах. — Наргари — что это?

— Плод любви, — Илмари снова ухмыльнулся, взял с подноса фрукт, крестообразно надрезал, запрокинул голову и, сжав наргари в ладонях, высосал сок. Затем кинул остатки на пол. — Даже если новобрачные ненавидят друг друга, они будут заниматься любовью, потому что иначе свихнутся от неудовлетворенного желания.

— Мама, — прошептал Филипп, больше всего на свете желая умереть. — А служанок позвать никак нельзя?

— Никак, — ожесточенно ответил Илмари. — Как только я сюда зашел, у дверей встала стража. Теперь ты понимаешь, глупец, в какую историю мы вляпались? Ты вляпался! По собственной тупости!

— Это ты во всем виноват! — Филипп наконец-то обрел голос и вопил в единственной надежде, что возбуждение, волнами разливающееся по телу, отступит перед злостью. — Ты мне рассказал про эту гадость, но ничего не объяснил толком! Откуда мне было знать, что их нельзя брать? Они же на столе лежали!

— Для украшения, болван! — заорал в ответ Илмари. — Это традиционное украшение праздничного стола! Если, к примеру, семьи враждуют, а их дети влюблены и хотят пожениться! Они могут преподнести друг другу наргари, и тогда их брак признается законным вне зависимости от желания родителей! И никто не хватает целую ветку — это признание в неуправляемой страсти, это неприлично!

— А мужской брак — прилично? — от крика Филипп уже охрип, но возбуждение не только не спадало, а становилось все сильнее. — У нас тоже полно уродов, которые трахаются со своим полом, но никому в голову не придет обмениваться кольцами! Это все равно что расхаживать голым по улице в час пик!

— Да хоть без кожи расхаживай — кому какое дело!? — Илмари толкнул Филиппа, опрокидывая спиной в подушки. — Но если тебе так уж захотелось что-то сожрать, то хотя бы поинтересуйся, почему это нельзя жрать! И даже трогать нельзя!

Он схватил Тьена за горло, сжал, перекрывая доступ воздуха. Филипп обеими руками вцепился в запястье Илмари, забил пятками по перине, пытаясь сбросить с себя неожиданно тяжелое тело. Сознание мутилось, упорно стоявший вопреки всему член мокро хлопал по животу. Но что самое ужасное — даже сквозь всю муть неестественного возбуждения, задыхаясь от нехватки кислорода и слепящего бешенства — Филипп ощущал горячий и твердый орган варгарца, упиравшийся в бедро. И от этого места по всему телу щекотными волнами расходилось желание.

— Значит, мужчин не было, — прошипел Илмари прямо в приоткрытые губы Филиппа. — Очень плохо, инопланетник! Я не люблю девственников, от них одни проблемы и никакого удовольствия.

Он наклонился еще ниже, больно укусил Тьена за губу и тут же прижался к его рту, лаская языком десны, небо, изнанку щеки. Отпустив горло, просунул руку вниз, грубо хватая за мошонку, сжимая ее в горсти. Филипп заскулил, цепляясь за его плечи, казалось, отлитые из стали. Он совершенно не хотел, чтобы его имели в зад, словно какого-нибудь дирне из трущоб марсианского космопорта. Но проклятое наргари превратило кровь в ядовитый газ, отравлявший сознание, заставлявший вскидывать бедра и тереться членом о член, раздвигать ноги, втягивать глубже в рот чужой язык.

— Так, да, — прошептал Илмари, приподнимаясь и глядя на Филиппа безумным взглядом. — Никто не может сопротивляться силе наргари. Даже ты, глупый унианец. И раз уж так сложились звезды…

Он скатился с Тьена, неуловимо быстрым движением очутился у того между ног, мягко развел ладонями бедра и качнулся вниз. Его волосы рассыпались по животу Филиппа, добавляя мучительно-острых ощущений. Тьен застонал хрипло, на выдохе, и вцепился двумя руками в мягкие пряди, дергая Илмари вниз, к своему пылавшему и требовавшему немедленной разрядки естеству. Впрочем, варгарец не был против. Он обхватил теплыми мягкими губами головку, сжал, усиливая давление и добавляя невероятных ощущений, мягко провел языком по самому кончику, толкаясь в отверстие на головке.

Филиппу хватило: он выгнулся дугой, стараясь просунуть член как можно дальше в рот Илмари, взвыл и кончил, содрогаясь, словно в эпилептическом припадке.

Оргазм облегчения не принес. Едва проморгавшись от радужного тумана, Тьен почувствовал, что возбуждение и не думало спадать. Когда-то давно, по подростковой глупости, он однажды занимался сексом под эростайлом, и воспоминания у Филиппа остались самые неприятные. Удовольствие ощутить себя половым гигантом заметно уступало резям внизу живота, болезненной чувствительности члена и неприятному зуду в промежности на следующий день, из-за чего экспериментатор сутки провел в длинной рубахе и без белья.

Происходившее сейчас очень напоминало действие эростайла. Член стоял колом, в яйцах ныло и покалывало, а в паху горячо пульсировало и требовало продолжения. Илмари, прекративший вылизывать головку, сполз еще ниже, целуя внутреннюю сторону бедер Филиппа, и от этих влажных горячих прикосновений хотелось кричать и корчиться на скомканных простынях.

В какой момент варгарец успел просунуть палец в задний проход, Тьен не очень понял. Но, видимо, слуги не просто так умаслили его тело в стратегически важных местах. А когда Филипп спохватился и попытался зажаться, было уже поздно. Аккуратные осторожные движения расслабляли и добавляли возбуждения одновременно. Особенно сильно это чувствовалось, стоило мягкой горячей подушечке коснуться какого-то непонятного места внутри. Филипп между сладкими спазмами даже попытался определить это место как «где-то за яйцами». Прикосновения заставляли его вздрагивать, ахать и непроизвольно раздвигать ноги еще шире.

Илмари, похоже, прекрасно знал, что делает. Пока Филипп пробовал разобраться со своими ощущениями и не потерять при этом чувство реальности, он умудрился добавить к первому пальцу второй, заставив Тьена не просто вздрагивать, а дергаться всем телом, как от энергоразряда.

Однако надолго принца не хватило — сок наргари действовал на него ничуть не слабее, чем на унианца. Филипп только охнул, когда Илмари внезапно поднялся на колени, задрал одну ногу Тьена себе на плечо, оттянул ему ягодицу и, слегка наклонившись, резко двинул бедрами.

Как ни был Филипп возбужден ласками и расслаблен первым оргазмом, боль оказалась неожиданной, а положение отчаянно некомфортным. Он задергался и заорал, пытаясь освободиться, осыпая Илмари всеми ругательствами, какие только мог вспомнить. Но проклятый варгарец держал крепко, а любые телодвижения добавляли мучений, и Тьен в конце концов затих, дрожа всем телом и растеряв добрую часть возбуждения.

— Заткнись! — запоздало рявкнул Илмари, затем добавил уже спокойнее: — Сейчас привыкнешь, станет легче.

Он тоже был напряжен и, судя по всему, с трудом сдерживался, чтобы не войти в Филиппа сразу до конца. Но даже если он и заслуживал какой-то благодарности за свое терпение, Тьен все равно был не в состоянии его оценить. Поэтому снова заорал, стоило Илмари чуть двинуться вперед.