Казалось бы, чего проще: башни для 8-дм пушек этих кораблей довести до предельного совершенства (может быть, даже путем натурного макетирования и обработки эталонного образца), и добившись их полного единообразия, снабдить такими же башнями и три наших 8000-тонных крейсера. Две таких облегченные башни с уменьшенным бронированием могли остаться на местах, предусматривавшихся проектом, а третью (пусть даже, в конце концов, одноорудийную с измененным подбашенным отделением) установить между дымовыми трубами, как это в 1916 г. было сделано на этих же крейсерах с палубным 8-дм орудием. Ради такого решения можно было снять все остальные (включая и 6-дм) пушки и ряд других грузов, которые для корабля не составляли насущной необходимости.
Возможно было даже поступиться частью брони, ибо уже тогда мысль о победном успехе первого залпа (сегодня она является определяющей в мировом кораблестроении) не составляла особой новости.
Но начальник Генмора и его сотрудники к такому ходу мысли и попыткам подняться “умом до облаков” готовы не были. Им казалась революционной уже скромная идея лейтенанта Страховского. И пусть она требовала значительных переделок, но все же это был шаг вперед от нелепости предусмотренного проектом вооружения. И потому МГШ выразил осторожную надежду на то, что еще недалеко продвинувшаяся готовность “Баяна” позволит осуществить предлагаемое перевооружение. Рациональной признавалась и замена тяжелых паровых катеров моторными шлюпками. А вот мачт на корабле должно быть две. Это мнение, переданное и.д. главного инспектора кораблестроения А.Н. Крыловым в артиллерийский отдел МТК, было 26 февраля одобрено. Предлагалось только согласовать работы с готовностью брони, а новые пушки 6-дм и 120-мм калибра падо ожидать получением не ранее конца 1909-начала 1910 г.
Этот “коридор” времени не подвигнул, однако, артиллерийский отдел к озарению об установке двухствольных башен 8-дм орудий.
И совсем уж приземленный взгляд, ие приемлющий каких-либо перемен в технологическом процессе, высказал начальник Адмиралтейского судостроительного завода Морского министерства генерал-майор П.Е. Черниговский (1855–1910). Уроки Гринвичской морской коллегии 1882 г., опыт наблюдения в Дании в 1887 г. за постройкой канонерской лодки “Манджур” (где очень революционно принимали втяжные якоря) и в 1898–1902 гг. за постройкой броненосца “Ретвизан” и крейсера “Варяг”, как оказалось, не сделали творцом инженера, чьи и энергия, и здоровье тоже, видимо, как и Л.А. Брусилова, подтачивалось неизлечимой болезнью. Он (или его сотрудники) полагали, что перевооружать “Баян” ие следует — задержка работ произойдет большая, а выгоды для флота будут невелики.
Оптимистические ожидания лейтенанта Страховского с легкостью отвергались посредством цифровой эквилибристики. Вместо облегченной одиночной мачты, как предполагалось по примеру “Адмирала Макарова”, на “Баяне” будут мачты прежнего типа и даже, может быть, более тяжеловесные из-за необходимости устроить на них наблюдательные посты.
Сохранялась и прежняя деревянная пастилка (55,9 т), хотя лейтенант Страховский рассчитывал применять линолеум (Ют); были и другие доводы, прозрачно демонстрировавшие “утопить” проект энтузиаста. Точку в деле поставил МТК, который в докладе товарищу морского министра И.Ф. Бострему предсказывал 4-дм переуглубление крейсера, уменьшение метацентрической высоты на 2 дм и отсутствие помещений для боезапаса.
Правила игры вполне усвоил и недавний прогрессист Бострем. 30 мая 1908 г. он извещал МТК и МГШ о том, что морской министр, им тогда был И.М. Диков (1833–1914), приказал вооружение крейсеров “оставить по-старому”.
Герой обороны Севастополя 1854–1856 гг., заслуживший не его бастионах свой георгиевский крест, также оказался не в силах вырваться из круга бюрократического равнодушия. Никто не взял на себя труд осмыслить фактор двухлетней задержки готовности крейсеров, о чем говорилось в записке лейтенанта Страховского. Извечный наивный меркантилизм казенной экономии опять сработал безотказно и в очередной раз отнял у кораблей перспективу их реального совершенствования.
Все названные здесь проектные предположения совершались одновременно с постройкой кораблей. Их постройка, то есть сборка на предварительно выставленных стапель-блоках подетально доставлявшихся элементов конструкции корпуса (сначала па болтах, а затем по мере формирования отдельных участков — путем склепывания), по сведениям из книги Н.И. Дмитриева и В.В. Колпычева (с. 972), началась в апреле 1905 г. Дата это относится, по-видимому, к началу предварительных работ, так как в записке строителя “Баяна” № 2 о работах, выполненных по 1 августа 1905 г. (далее приводились по порядку еще 68 записок вплоть до февраля 1911 г.), начало постройки датируется 11 июня 1905 г. Июнем названо начало постройки “Баяна” и в работе А.П. Шершова (1874–1958) “Сборник кратких сведений по морскому ведомству” (вып. 12, “Военное судостроение на казенных верфях в С.-Петербурге, С-Пб, 1908, с. 8). Корабль строился в сооруженном в 1892 г. большом каменном эллинге Нового Адмиралтейства, в котором ранее последовательно были построены броненосцы “Полтава” (1894), “Ослябя” (1898), “Бородино” (1902), крейсер “Олег” (1902) и канонерская лодка “Хивинец” (1905).
“Палладу” начали строить (сведения А.П. Шершова) в июне 1905 г. на открытом стапеле, сооруженном на месте разобранного деревянного эллинга, в котором последним построенным кораблем (в 1902 г.) был транспорт “Камчатка”.
“Паллада”, похоже, была избрана на роль головного корабля. Портовые власти обеспечили ее сборку особо роскошно изготовленными лесами, которые вызвали неподдельное изумление авторов книги “О судостроении в России” Н.И. Дмитриева и В.В. Колпычева (с. 937). В отличие от экономно легких лесов из дешевых сортов дерева, как делали на заводах Европы, леса “Паллады” в виде четырех мощных полукруговых галерей были подобраны из добротных первосортных 2,5-дм досок, постланных по опиленным брускам сечением 6x6 дм!!!. Их связывали болтами со стойками, сращенными из нескольких 6- и 7-вершковых бревен. Приводилось и впечатляющее фото этих замечательных лесов. В постройке корабля были применены экстренные работы и, кажется, впервые в отечественной практике ручная клепка, даже в сравнительно неответственных конструкциях по инициативе строителя Лебедева была заменена уже более чем 10 лет применявшейся на западе пневматической клепкой.
Рекордная для Нового Адмиралтейства была и выработка больших станков, обрабатывающих в продолжение 16 месяцев (за вычетом 2 месяца забастовок и закрытия заводов) с апреля 1905 г. по октябрь 1906 г. (спуск на воду) 165000 пудов стали, установленной в корпусе. При 18 больших станках, занятых этой обработкой, производительность одного станка в месяц составляла 573 пуда. Для “Баяна” за 24 месяца стапельных работ (21 станок), этот показатель составлял 367 пуд., для “Бородино” — 306 пуд., “Олега” — 303 пуда, “Орла” — 271 пуд. Эти преимущества позволили “Палладе” по темпам сборки корпуса заметно опередить “Баян”.
Постройка крейсеров во всем, особенно на первых порах, была подчинена задаче копирования проекта “Адмирала Макарова”. Как до войны, авторитет “старшего класса” (то есть Европы), о чем не раз в свое время язвительно любил напоминать славянофильствовавший генерал-писатель М.И. Драгомиров (1830–1905), во многом оставался непререкаем. Беда, однако, была в том, что учителя были выбраны в Европе не самые лучшие, склонные к проектным выкрутасам и архитектурным излишествам. Французы, в отличие от педантичных немцев, могли позволять себе импровизации по ходу работы (что было обычным делом и в России), по при этом не утруждали себя, как вскоре выяснилось, соответствующей корректировкой чертежей. Они не считали себя обязанными очень уж заботиться об интересах старательно копировавших французские чертежи русских заказчиков. Они позволяли русским копировать их проект, но никак не считали нужным обеспечить их полным комплектом рабочих чертежей, такого условия при заказе крейсеров (и первого “Баяна” и “Адмирала Макарова”) поставлено не было. И о покупке проекта, как бывало и раньше, экономные русские заказчики не помышляли. За это приходилось расплачиваться сбоями и неувязками при воспроизведении образца.