Весна вступала в свои права, расцветив сады степного Анаториса всеми оттенками бело-кремового. Вслед за абрикосами раскрыли свои бутоны сливы и яблони, за ними торопились груши. Лигидея утопала в пьянящих ароматах буйноцветья. Азит уже поправился и мог самостоятельно передвигаться. Вернее, он мог и раньше, но принц ему не позволял, едва не приковав к постели. Теперь же альбинос везде следовал по пятам своего господина, пугая взглядом багрово-алых глаз случайных прохожих. Садар прогуливался по соляной столице, отдыхая после почти двухнедельного сидения в ратуше за бумагами.

Забредя на южную окраину города, где садов больше, чем в центре, принц наткнулся на удивительный по красоте своей храм. Прозрачная беседка витыми колоннами окружала небольшую часовню: выглядело это так, словно одно здание находится в другом. Открытый всем ветрам храм: шесть стен, разделенные арочными проходами, стремящимися к куполу беседки. Он возведен в честь бога Тарида, судя по бело-красным штандартам, украшавшим вход в каменно-кружевное чудо. Садар невольно улыбнулся. Красный — цвет его страны, и белый — цвет монарха. Оба божественных колора присутствовали в одежде принца, словно знамение или благословение.

— Ты Азит? — внезапно появившаяся девочка лет одиннадцати-двенадцати бесстрашно и с любопытством уставилась на альбиноса.

— Да, он Азит, — ответил Садар вместо Разящего.

— А ты — Тарид? — темно-вишневый взгляд перекочевал на принца.

— Нет, я — Садар, — в удивлении вскинул брови тот.

— Неправильно, так не должно быть, — пробормотала себе под нос девочка и обернулась к стене.

Садар проследил за ее взглядом. И едва сдержал восклицание: на фреске были нарисованы Тарид и Азит, но не так, как обычно в храмах. Если изображения бога войны были редки, то лик Светлейшего часто украшал стены святилищ и дворцов. Вот только был на них он благостным старцем, а здесь — юношей. Со светлыми слегка вьющимися волосами и пронзительным взглядом темно-серых глаз. Девучка вновь обернулась к принцу.

— Ты точно не Тарид?

— А ты у нас кто будешь? — только и нашелся, что ответить Садар. Азит же, как уставился на фреску, так и молчал, не сводя с нее взгляд.

— Раника, дочь Фрама Мираса, — ответила официально девочка.

— Что ж, Раника, я не смогу стать Таридом для всех, но для тебя — попробую, — принц опустился на колено, поймав девичью руку в свои ладони.

— Юная госпожа, где вы? — в святилище, подобрав пышные юбки, вбежала нянька.

— И как попробуешь? — Раника даже не повернула головы в сторону женщины — все ее внимание было обращено на принца.

— Как хорошо, что вы пришли, — Садар повернул голову к няньке и улыбнулся. Та охнула, завидев у ног воспитанницы коленопреклоненного мужчину в белых одеждах.

— Я жду, — девочка стала нетерпеливой, ее голос стал требовательным. Азит повернулся к ним и продолжал молча наблюдать, видимо решив, что здесь происходит нечто более занимательное, чем фреска.

— Я, Садар Сидеримский, прошу вашей руки, моя госпожа, — голос Садара был необычайно проникновенен и вдохновенен.

— И если я соглашусь, ты станешь для меня Таридом? — недоверчиво прищурилась Раника.

— Клянусь перед ликом Светлейшего, — принц почтительно склонил голову.

— Нет, госпожа, только не это! Вы же единственная дочь своего отца! — попыталась вмешаться нянька, но… до нее ли было девочке, когда опустившись на колени, её руки просил настоящий принц?

— Я согласна, Садар Сидеримский, — ответила она. Он легонько коснулся губами ее руки, поднялся и, сняв свой гербовый медальон, надел его на шею девушки.

— Ты специально пошел в тот храм? Не зря ведь выведывал о единственной наследнице главы солепромышленников, — спросил Азит по возвращению. В уголки его губ закралась хитрая улыбка, словно скопированная с улыбок принца.

— Конечно. Не буду же я первую встречную делать своей королевой. Правда, появилась она весьма внезапно и поведением своим весьма озадачила, — ответил принц.

— Зачем тебе? Она ведь не королевской крови, так разве может стать твоей женой?

— Иногда нужно поломать закон, если того требует время.

— Но ты же… что, если правда выйдет наружу?

— Не выйдет. Мне очень нужна эта девочка.

Сказать, что разразился скандал — не сказать ничего. Если бы не Азит, заслонивший Садара от взбесившегося Фрама, то не миновать принцу самого обычного мордобоя. Когда глава немного успокоился и перешел с нечленораздельных воплей на обычный крик, принц показался из-за спины своего защитника.

— Не будет! Никогда! Моя дочь не будет наложницей даже императора! — надрывал голосовые связки глава.

— Поумерь пыл, речь идет о том, что она станет королевой Сидерима, а вовсе не наложницей, — как можно спокойнее ответил Садар.

— С каких пор венценосные берут в жены и коронуют дочерей промышленников и купцов, пусть даже я и глава и правитель Анаториса? Не королевской крови, а у вас спеси в этом вопросе ой сколько! — не унимался Фрам.

— Все иногда происходит впервые. Более того, я упраздню гарем, она будет единственной женой, — еще спокойней и ровней продолжил принц, и пробормотал уж вовсе неслышно: — Можно подумать, у меня есть гарем, который распускать придется.

— С чего бы это? Ради Раники? — возмущенный отец немного остыл и обессилено рухнул кресло, наливая себе вина.

— По многим причинам, но и ради нее тоже, — Садар уселся напротив и тоже решил промочить горло после криков.

— Почему я должен тебе верить?

— Потому что я держу слово. А еще потому, что больше никто и никогда из королей не предложит твоей дочери стать королевой.

Они еще долго говорили, но уже спокойно. В итоге Фрам смирился и дал свое согласие на брак, который состоится, как только Раника достигнет совершеннолетия. Садар посеял семена и ему оставалось лишь ждать всходов. Он и не предполагал скольким претендентам в будущем откажет эта девчушка, бросая неудачникам в лицо жестокое — "Ты не принц".

Мадерек, год 2566

— Вот крысеныш! Ну, хитер! — Кирит выглядел настороженным, получив очередное донесение из Западного Мадерека. Вести о помолвке Садара и единственной наследницы главы солепромышленников совсем не радовали жреца.

— Скажи, Кирит, какое тебе дело до того, на ком вздумал жениться этот сидеримец? — генерал привычно раскинулся на кушетке, потягивая вино.

— Потому что этот крысеныш вздумал заключить весьма удачный политический брак, и едва он начнет поднимать свою страну — Анаторис станет его союзником. Брачные узы — крепкая связь. В этом случае — самая крепкая. Он палец о палец не ударил, а соляную провинцию уже себе оттяпал, оставив с носом и Рагард, и Мадерек.

Глава одиннадцатая

— Есть ли хоть что-то, что ты поставишь выше меня?

— Есть. Гордость.

— В чем заключатся твоя гордость?

— В том, чтобы мой господин не предал моих надежд.

— Тогда на что ты надеешься, чего ждешь?

— Что ты покроешь славой свое имя.

— Зачем тебе моя слава?

— Я достоин быть оружием великого.

Мадерек, год 2566

По возвращению из Анаториса Садара ждали благодарность императора и пристальный взгляд жреца. Кирит словно собрался просверлить им дыру в принце, на что тот ответил не самой доброй из ухмылок. Зато наставник новобранцев, получив своих учеников, как и было обещано, целыми и невредимыми, лучился признательностью стократ больше правителя, хоть и заметил, что некоторые из мальчишек вернулись совершенно другими. Что-то новое и непривычное затаилось в блеске юных глаз.

— Что ты с ними сделал, король без трона? — спросил старик, удивляясь неожиданной перемене учеников.

— Обратил в свою веру, — ухмыльнулся в ответ Садар.