– Тогда что такое это ваше «добро»?! – не выдержал, взбеленился и заскандалил этик.

– Ну… – разочарованно протянул Семен Семеныч. – Вы и этого не знаете? Знаете что, – нежно и с какой-то искоркой в глазах обратился к профессору Семен Семеныч, – выкиньте вы эту свою этику на свалку, ничего не потеряете, только приобретете! – сказал и улыбнулся.

Этика живет только в действии, не так ли?

Семен Семеныч из опыта знал, что «дорога в никуда» – это именно дорога.

Что бы это значило?

Гамлет как-то встретился с Семен Семенычем. Они разговорились о флейте…

– Вообще-то я хочу умереть, – говорил Гамлет Семен Семенычу, – но когда мы разговариваем с вами о флейте – я, наоборот, хочу жить!

– Я, знаете ли, тоже хочу… застрелиться, – ответствовал Семен Семеныч, – но с вами забываю об этом.

– Не значит ли это, что две смерти рождают жизнь? – задумался Гамлет.

– Нет, это одна память рождает сразу две смерти…

Обрати внимание на то, как память рушит настоящее.

Вспоминаешь ли ты об одиночестве, когда тебе удается преодолеть его?

К чему я об этом спросил?..

«Да здравствует неопределенность будущего!» – с таким плакатом Семен Семеныч вышел на профсоюзную демонстрацию.

Его побили сами демонстранты, а он не расстроился и не застрелился, даже порадовался.

Стражи порядка со своей стороны побили демонстрантов, которые после этого расстроились, а их вожди даже застрелились…

Если я скажу, что определенность будущего в его неопределенности, ты будешь знать, что делать?

Семен Семеныч был в океане и встретился там с дельфином. Этот зверь был красив и свободен. Встретившись, они плыли вместе – так они знакомились друг с другом, не говоря друг другу ни слова, в словах просто не было нужды. Они плыли бесцельно, наслаждаясь лишь движением и взаимностью. И время перестало существовать для них – а была лишь радость, блаженное спокойствие и красота…

То, что с ними произошло, никогда не будет отражено в словах.

Так Семен Семеныч научился любить…

Мы ведь постоянно ошибаемся насчет любви… Но там ли мы ищем ошибку?

Семен Семеныч вел образ жизни, не предрасполагающий к заболеванию испанкой, а заболел.

Расстроился Семен Семеныч и застрелился.

Оказывается, испанку не интересовал образ жизни Семен Семеныча, ее, по всей видимости, интересовала только жизнь…

А ведь это у всех так…

Семен Семеныч мечтал быть большим и малым, сильным и слабым, помогать и чувствовать поддержку… Когда у него это получилось, он стал святым.

Ты думаешь, он ушел? Нет, он остался.

Семен Семеныч плыл с аквалангом по океанским глубинам и увидел чудеснейшую, завораживающую игру огромных синих китов. Как же грациозно и нежно танцевала эта пара многотонных творений природы, создавая высокие и сильные волны!

И тут Семен Семеныч вспомнил умирающего малька, безжалостно выброшенного на берег такой вот волной…

Многие думают, что красота может убивать, но так ли это?..

Я думаю, что подобные размышления – это лишь попытка, причем абсурдная, спастись от собственных страхов.

Впрочем, это я думаю.

Семен Семеныч решил за кого-то сложную задачку.

– А лавры ему?! – недоуменно и чуть – чуть рассерженно спрашивали Семен Семеныча знавшие об этом люди.

Семен Семеныч задумался, улыбнулся и ответил:

– Лавры, надо сказать, в нашей полосе не произрастают, – потом еще чуть – чуть подумал и добавил: – я же пытаюсь вырастить на ней радость…

Мне кажется, что мудрому человеку следует усвоить первую аллегорию и по – настоящему оценить вторую…

Впрочем, это мне кажется.

Семен Семеныч любил думать…

Всю жизнь он искал корпускулу – единую и неделимую, основу всего. Он не раз находил ее и безупречно доказывал, что это именно она. А после, когда он обращал свой взгляд на нечто иное, не относящееся к идеям о корпускуле, понимал, что ошибся насчет своей очередной «корпускулы».

Вот в такую точно минуту разочарования он и решил было застрелиться, а не застрелился…

Он нашел корпускулу?..

Жил – был один Семен Семеныч, который хотел застрелиться, но так и не застрелился.

И жил – был другой Семен Семеныч, который не хотел застреливаться, а застрелился…

Чем мы занимаемся?..

Это был очень насыщенный день. Семен Семеныч был похож на юлу: целые сутки крутился, что-то делал и делал, не уставая, не присаживаясь ни на секунду, не снижая ни темпа, ни эффективности.

– Когда ты устаешь? – спросили его.

– Когда мне приходится ворочать события, чтобы они были.

– И ты не устал сегодня?!

– Нет, потому что сегодня не я ворочал событиями, а события ворочали мною.

Твои события – имплантант?

У Семен Семеныча было две жены. Одной он изменял, а другой нет, хотя интимные отношения имел с обеими…

Как так?..

Все почему-то думали, что Семен Семеныч приходит, чтобы уйти. А Семен Семенычу и в голову не приходило увязывать столь разные разницы…

Кто выгнал Семен Семеныча?

Она говорила Семен Семенычу:

– Пора!

Он отвечал ей:

– Я сам знаю, когда пора!

За них обоих решила природа.

Какова человеческая жизнь?

Как это ни парадоксально, но понятие «интеллектуал» так же удалено от понятия «интеллект», как Северный полюс от Южного, – они никогда не сойдутся! Любой официально признанный замер интеллекта (IQ) представляет собой необходимость отгадывать задачку, загаданную каким-то академиком от психологии. Глупость! Конечно, при известной доле воображения можно представить себя Эдипом, разгадывающим тайны Сфинкса… Но, бог мой, как зануду от психологии уподобить крылатой деве с туловищем льва?! Чур меня, чур!

В том-то вся и штука, что «пробы» на интеллектуальность не существует, равно как и глупость замерить невозможно ни при каких обстоятельствах. И те и другие находят друг друга по какому-то «внутреннему чутью», особенно в этом преуспевают последние… Интеллектуал не разгадывает загаданные кем-то задачки, он видит задачки вокруг себя, находит, они бросаются ему в глаза. Это его собственные задачки… Он любит дать своей голове возможность размяться, он наслаждается этой возможностью. Он создает для себя эти возможности, наслаждаясь тем, как поставленный, обнаруженный им вопрос поддается раскрытию, тает, словно кусочек льда в теплой ладони, превращаясь в прозрачную каплю воды.

Интеллектуал безразличен в отношении содержания, вся эта бесконечная суета занимает его постольку – поскольку. Истинный предмет его страсти – механизмы, структуры, системы, процессы – то, как организована вся эта майя. Впрочем, и все перечисленное имеет для него лишь проходящую ценность. Содержание для интеллектуала только средство, иногда. Он изучает тот остов, на котором зиждется это содержание, он подлинно озабочен лишь тем, что кроется за всем этим мракобесием. Он внимает тому, что скрыто за всей этой суетой, кружением форм, игрой содержаний, тому, что обладает подлинной ценностью. Он знает, что никогда не найдет это нечто, а если даже и смог бы найти, то не сможет ни вылущить, ни описать, ни представить, ни передать, ни употребить свою находку. Он знает…