Ценой невероятных усилий Бестужевой удалось сдать все экзамены, хоть высокие баллы, о которых она мечтала, так и остались мечтой.

Константин позволил Велорию отправиться на море с друзьями. Родители уехали в командировку и она осталась с ним одна в доме. Оля с ужасом понимала, что его отъезд был запланирован на завтрашний день, а ей так и не удалось объясниться с ним. Ко всему прочему, он продолжал молчать и полностью игнорировать присутствие девушки.

Девушка решила сделать последнюю попытку помириться с Лориком. Но постучав в его дверь, она лишь услышала, как он сделал музыку громче. Расстроенная до слез, она отправилась спать.

Оля не знала, что ее разбудило, но она вся дрожала и учащенно дышала, в комнате было темно и даже раскрытые занавески не впускали лунный свет. А потом резко сверкнула молния, осветив все вокруг, и ужасающий гром вырвал из груди девушки истошный вопль. Она боялась и ненавидела грозу, и этот страх был сильнее ее. Зажав уши руками, Оля свернулась калачиком, тихо плача и дрожа все сильнее.

Что-то коснулось ее, и она громко вскрикнула, пытаясь зарыться глубже в одеяло. В комнате зажегся приглушенный свет ночника.

– Ш-ш-ш, Рыжик, это я, не бойся, – услышала она мягкий голос Велория.

С рыданиями она бросилась к нему в объятия и заплакала еще сильнее.

– Ш-ш-ш, ты в безопасности, все в порядке, – ласково шептал он, крепко прижимая к себе вздрагивающее тело девушки.

– Мне было так страшно, – плакала Оля. – А ты был так обижен и зол на меня, но я… я, – Оля захлебывалась слезами. – Я не говорила твоему отцу, что ты мне что-то обещал… он все не так понял.

Девушка подняла к нему заплаканное лицо, а он нежно вытер слезы, поражаясь глубине ее глаз.

– Неважно, – заверил он, гладя ее по волосам.

– Нет, ты не понимаешь, я просто расстроилась, что не застала тебя и сказала, что не смогу из-за тебя сдать экзамены, а твой папа не так все понял.

– А почему ты так сказала? – ласково спросил он.

Оля смущенно спрятала лицо на его груди.

– Просто, если я не вижу тебя хоть один день, то не могу ни о чем другом думать, только о тебе, – с подкупающей искренностью прошептала она.

– Где ты, там везде недопонимание, – Велорий взял ее лицо в свои ладони и заглянул в глаза. – Прости, что не выслушал тебя.

– Мне было так больно, – всхлипнула Оля.

– Прости.

Велорий почувствовал, что его затягивает в омут ее бездонных, омытых слезами глаз. Он так долго обманывал себя и сопротивлялся своим чувствам, что сейчас, обнимая ее, осознавал, как это правильно и естественно. И когда он, наконец, признался себе в этом, его руки задрожали от желания прикоснуться к ней, ощутить нежность кожи. Велорий кончиком пальца, едва касаясь, прочертил путь от ее бровей, носа к линии рта. И на губах, оказавших безумно мягкими, он замер.

Оля приоткрыла рот и палец скользнул вовнутрь. Не думая ни о чем, а только чувствуя, она слегка прикусила его зубами и неуверенно дотронулась кончиком языка. Велорий шумно вздохнул и закрыл глаза, словно не хотел ее видеть.

– Лорик, прости, – испугавшись, что сделала что-то не так, торопливо проговорила Оля.

– Боюсь, это мне придется извиняться, – Велорий криво усмехнулся, точно зная, что она ничего не поняла. – Рыжик, я больше не могу.

И он наконец-то сделал то, чего желал сейчас больше всего. Его губы ласково накрыли ее рот, а язык медленно стал ласкать ее губы.

– Откройся мне, – нежно попросил он.

– Я всегда была для тебя открыта, но ты… – Оля почувствовала, что его губы растянулись в улыбке и ее ответили тем же. – Чему это ты улыбаешься?

– Просто ты невероятная болтушка, а я вообще-то поцеловать тебя пытаюсь.

– А ты не пытайся, а поцелуй!

– Как скажешь.

Велорий поцеловал ее со всеми теми чувствами, что копились в нем до этого дня. Почему-то ни одним поцелуем прежде он так не наслаждался, как сейчас. Ее неопытность заменила пылкость, а наивность – искренность в своих желаниях. Велорий снял с нее майку, немного отстраняя ее от себя, но Оля стыдливо прижалась к нему, не позволяя посмотреть на себя.

– Рыжик, я между прочим, все и так уже видел, – насмешливо проговорил он.

– И тебе это не понравилось? – уткнувшись носом во впадинку около шеи, пробормотала смущенно она.

– А если мы потушим свет, ты позволишь мне исправиться? – пощекотав ее плечо своим дыханием, спросил он.

Оля неуверенно кивнула, и он быстро потушил свет. Очень бережно Велорий уложил девушку на спину и склонился над ней. Оля зажмурилась и скрестила руки на груди, сгорая от стыда.

– Рыжик, – ласково позвал он. – Убери руки.

Оля отчаянно замотала головой.

Велорий усмехнулся, оказывается, брать невинность – сродни завоеванию неприступной крепости, а, может, даже сложнее.

Харламов обцеловал ее плечо и каждый сантиметр кожи, продвигаясь к кончикам пальцев, закрывающих грудь, потом той же пытке он подверг вторую руку. Он внимательно следил за каждым изменением в состоянии девушки.

Каждое прикосновение губ любимого вызывало у Оли неведомый ранее трепет, отдающийся где-то внизу живота. Хотелось плакать от наслаждения, вызванного его руками и языком, ласкающими ее тело. Но так же Оля стыдилась рвущихся из горла стонов, которые она с трудом сдерживала.

Велорий запустил язык в ее пупок, и она дернулась от остроты ощущений. Его пальцы скользнули под трусики и Оля с ужасом потянула руки, пытаясь их удержать на месте, но предвидя это, Велорий перехватил их и завел вверх за голову.

– Лорик… – Оля покраснела, полностью открытая перед ним.

Он запечатал ей рот поцелуем и целовал до тех пор, пока она не сдалась и застонала от желания.

Не отпуская ее рук, он ощупывал взглядом ее маленькую, но такую завораживающую грудь с темными возбужденными сосками.

– Ты прекрасна, – прошептал он и прихватил губами сосок, послав по телу дрожь наслаждения.

Оля не думала ни о чем, кроме ощущений, даривших ей Велорием. Даже когда ее трусики исчезли, она уже не сопротивлялась, будучи полностью во власти истомы, поглотившей все ее существо.

– Я люблю тебя, – страстно прошептала она, отвечая на его поцелуй, лихорадочно гладя его тело.

Велорию хотелось ответить, что он и так это знает, но сейчас не это было главным. Все силы уходили на то, чтобы сдерживаться и не ворваться в ее священный Грааль, нетронутый никем ранее. Он рукой раздвинул ее ноги, но она судорожно сжала их.