— Пока, — торопливо завершила я беседу.

Вероника не ответила.

Я вошла в подъезд и вызвала лифт. Внутри что-то сладко съежилось, предвкушая опасное и запретное приключение.

«Пойду сегодня ночью,» — решила я.

Весь вечер я нетерпеливо ждала, когда папочка выпьет свои успокоительные таблетки и отправится в спальню. Но он, как назло, долго сидел на балконе, разглядывал двор с таким любопытством и страхом, словно был домашним котенком, ни разу не выходившим на улицу.

Потом он уселся на диване и долго вертел перед глазами книгу, которую никак не мог дочитать.

Наконец я не выдержала.

— Папа!

— Что? — отозвался папочка, отрывая взгляд от страницы.

— Тебе пора пить лекарство.

— Я болен? — как обычно удивился родитель.

— Это для профилактики, — как обычно покорно напомнила я.

— А-а-а...

Папа послушно проглотил две таблетки.

— А теперь иди ложись, — ласково сказала я.

— Мне не хочется спать.

— Полежишь немного — захочется. Иди, иди, поздно уже.

Папочка не привык отстаивать собственное мнение. Или, лучше сказать, отвык. Поэтому он отложил книгу, поднялся с дивана и сказал мне:

— Спокойной ночи.

— Выспись хорошенько, — ответила я.

Прислушалась, уловила, как скрипнула в спальне кровать, встала с кресла в гостиной и перебралась в свою комнату.

Легла на диван и стала смотреть на часы, висевшие напротив.

Десять. Всего только десять.

Я решила наведаться в квартиру Казицкого ночью, когда наш двор, наконец, успокаивается и очищается от поздних компаний. Нужно сказать, что таких компаний вокруг дома слоняется много. Место у нас тихое, уютное, парк под окнами, сирень цветет. Приятно посидеть в таком местечке с бутылкой пива и сушеной воблой, поговорить с приятелями о нашей неправильной жизни, а потом уйти домой, добросовестно загадив окрестности.

В общем, в запасе у меня еще часа четыре. Пойду не раньше двух.

Поспать, что ли? Но сна не было ни в одном глазу.

Время тянулось невыносимо медленно. Я подняла с пола любимый роман Моэма и попыталась включиться в происходящее. Ничего не получалось.

Глаза все время убегали к часовой стрелке, которая двигалась невыносимо медленно, и через час я вдруг осознала, что ни разу не перевернула страницу.

Тогда я отложила роман и выключила бра. Попытаюсь уснуть.

Минут двадцать я крутилась с боку на бок, никак не получалось найти удобное положение. Мысли в голове носились неопределенные, но очень тревожные. Главным образом, о том, что будет, если меня поймают за руку у чужой двери при попытке ее вскрыть.

«Ничего, — подумала я. — Юля выручит. Она меня прикроет. Скажет, что сама дала ключи, в крайнем случае.»

И все же попадать в такой оборот мне не хотелось.

Незаметно суета в голове успокоилась, мысли расплавились и потекли, как медлительная река: неторопливо, гладко. Я задышала глубже, спокойней, напряженное тело расслабилось...

И тут настойчиво зазвонил телефон.

Несколько минут я лежала неподвижно. Потом разозлилась и приподняла голову. И только теперь поняла, что звонок у аппарата изменился.

Наш телефон звонит, как хороший будильник. Этот звук, как пение бормашины, пробирает слушателей до самых костей. Такое ощущение, что если сейчас же не встанешь и не снимешь трубку, телефон прибежит в комнату, пихнет тебя в бок и стащит на пол одеяло.

Сейчас он звонил совершенно иначе: мелодичная негромкая трель не била в мозг, а деликатно напоминала, что кто-то на другом конце провода терпеливо ждет ответа.

Такая деликатность меня удивила. Неужели папа в мое отсутствие поменял телефон? Не может быть!

Заинтригованная, я села на диване и прислушалась.

Да. Совершенно незнакомый сигнал.

Я сунула ноги в тапки и вышла в коридор. Странно, но факт: вместо нашего белого широковещательного аппарата фирмы «Симменс» на тумбочке почему-то стоял зеленый допотопный телефон с надписью «Телеком».

«Очень странно,» — подумала я еще раз.

Подошла к нему и сняла трубку.

— Да?

Трубка молчала.

— Говорите!

Тишина.

— Идиоты! — сказала я злобно и бросила трубку.

И уже хотела вернуться назад, в свою комнату, как вдруг с удивлением обнаружила, что в прихожей новые обои. Точнее, старые обои.

Наши, конечно, тоже не слишком новые, но эти были совсем ветхие, выгоревшие, местами вытертые до бумажной основы.

«Что происходит?» — подумала я.

Протянула руку и коснулась холодной стены.

И тут же проснулась.

Моя рука шарила по стене. И не успела я окончательно перейти из сна в мир реальный, как пальцы нащупали выключатель.

Комната облилась приглушенным хрустальным светом. Я протерла глаза и уставилась на часы.

Половина второго. Пора собираться.

Я встала, потрясла головой, разгоняя остатки идиотского сна, на всякий случай выглянула в коридор.

Наш белый «Симменс» с базарным голосом горделиво красовался на телефонной тумбе.

— Приснится же такое! — сказала я вполголоса.

Влезла в черные джинсы и черный свитер. Не знаю почему. Наверное, такая экипировка у меня подсознательно ассоциировалась с воровской атрибутикой.

Вышла в коридор и, не включая свет, пошарила в обувном шкафу. Достала мягкие теннисные тапки, которые обычно ношу летом. Они очень удобные, но дело не в этом. В них можно ходить совершенно бесшумно. И еще они плотно сидят на ноге и не упадут в том случае, если мне придется спасаться бегством.

В общем, обувь не для Золушки.

Я надела тапочки и прошлась по комнате. Хорошо. Удобно, надежно и бесшумно.

Посмотрела на часы.

Без пятнадцати.

Высидеть дома еще пятнадцать минут было выше моих сил. Принятое неразумное решение подталкивало меня в спину так нетерпеливо, что я не могла устоять. Только заглянула в папину комнату и проверила, спит ли он.

Папочка дышал ровно и размеренно. Спит.

Все так же тихо я притворила дверь спальни и вышла в коридор. Еще вечером я приготовила свой фонарик к работе. В смысле, заменила севшие батарейки на новые.

Я взяла фонарик и нажала на кнопку. На обои прихожей упал неяркий круг света. Годится.

Не выключая фонарик, я открыла ящик телефонной тумбочки и нашла среди всякого барахла связку ключей Казицкого. Потом пошарила в сумке и достала ключи от нашей квартиры. С сомнением осмотрела обе связки.

Тяжелые, ничего не скажешь. Главное неудобство не в тяжести. Главное неудобство в том, что они звенеть будут.

Я сняла со своей связки один ключ от двери и ключ от подъездного замка. Прицепила их на связку Казицкого. Не слишком облегчила себе жизнь, но все же... Суну в карман джинсов. Джинсы тесные, облегающие... В таких не позвенишь.

Посидим перед дорожкой.

Я присела на банкетку, опустила голову на руки и просидела так несколько минут. Мыслей в голове не было никаких. А жаль.

Наконец я встала. Открыла дверь, вышла на лестничную площадку и заперла замок. При свете длинной электрической лампы над дверями лифта пересчитала ключи в связке.

Так, два моих отпадают. Всего на связке Казицкого три ключа. И ключ от подъезда.

Один ключик совсем маленький. Наверное, от почтового ящика.

Еще один круглый, с резьбой. Знаю я такие замки. Их обычно ставят на сейфовые двери. Очень неудобная конструкция. Пока найдешь нужную сторону — на пенсию выйдешь.

И второй ключ от обычного нехитрого замка, который ставится в любую среднестатистическую дверь. Примерно такой же стоит и у нас.

Ладно. Разберемся.

Вызывать лифт я не стала. Почему-то мысль о том, что кабина оживет и с ровным гулом тронется в путь, меня не вдохновила. В подъезде стояла благостная сонная тишина, и нарушать ее не хотелось ни единым звуком.

Я быстро побежала по лестнице вниз.

Бежать в теннисках было легко и удобно, прыгать через ступеньки получалось изящно и просто, и я добежала до первого этажа с рекордным результатом.