Анджела Моррисон

«Спой мне колыбельную»

Посвящается Мэтту, который покинул нас слишком рано…

Пролог

Черт, она уродина.

Такими были слова моего биологического отца, когда он впервые увидел меня. Его образ. Мрачная фигура, наклонившаяся к маме, одетой в больничный халат и обнимающей завернутый во фланель сверток в руках.

Черт, она уродина, Тара! Что ты натворила?

Будто она съела или выпила что-то, что заставило меня родиться окровавленной и прыщавой с пурпурным пятном на лбу. Без волос. Бочкообразная голова в придачу. Мое лицо сморщилось и кричало на него.

Мама не презирала его так сильно, чтобы на самом деле рассказать мне это. Она не разговаривала о нем — не со мной. Он играл в рок-группе. В небольшой группе. Это все, что я знаю. Хотя, я видела фотографию. Фото было в семейном альбоме вместе с другими моими детскими снимками. Единственная с ним в альбоме. Но зато мама ненавидела его достаточно сильно, чтобы снова и снова рассказывать эту историю его сестре, своей лучшей подруге со старшей школы. Каждый раз его имя проскакивало в их разговорах.

Это мое первое ясное воспоминание. Нагроможденные одна на одну чашки со сливками и тара из-под маргарина на кухонном полу. Мама слушает телефон и делает голос тише.

— Черт, она уродина. Наша прекрасная кроха. Это все, что он смог сказать.

Я была ее прекрасной крохой. Она всегда так меня называла.

Прекрасной? Теперь-то я знаю правду. Я была уродливой. Чертовски уродливой. Неудивительно, что папа бросил нас. И никогда не возвращался. Только не к своей уродливой дочери, мастерящей сказочную башню из желтых и белых пластиковых мисок, поющей себе под нос самую первую песню, которую она сочинила.

Черто-о-овски уродливая, чертовски.

По крайней мере, я умею петь. Это досталось мне от мамы. Может я и не выглядела как певчая птичка, скорее как поющий аист, но если вы закроете глаза, это будет прекрасно.

Глава 1. Жертва

Вот дерьмо. Голый новичок прикован к моему шкафчику.

Нет. Не голый. В трусах. Не слишком приятный видок, парень. Худые белые ноги, неразвитая грудная клетка, трясущиеся руки. Черные носки. Вероятно, его мама не бралась за стирку все весенние каникулы, и это единственное, что у него есть.

Велосипедная цепь из зеленого металла проходит через дужку замка моего шкафчика, сквозь пояс нижнего белья бедного парнишки и далее через штанину прочно закрепленной петлей. Он мог бы сбежать, если бы двигался со скоростью ветра.

Хихиканье позади меня. Я не оборачиваюсь. Ведь это то, чего они хотят. Звук множиться. Делается громче. Растет по мере увеличения количества зрителей.

Я не заметила этого, пока шла в плотном потоке движения холла, укутавшись посильнее в свою мешковатую толстовку и широкие джинсы. Мои глаза следили за непрерывающимися линиями между напольной плиткой, прячась за каштановой кудрявой гривой с невозмутимым при любых обстоятельствах лицом.

Моё продвижение вперед было по странному бесшумным. Ни один парень не ринулся вперед меня, требуя убрать свою мерзкую уродливую рожу с дороги. Никто не кричал: «Всем в укрытие! Чудовище спустили с цепи!». Ни одного стона умирающего животного эхом не отдавалось от шкафчиков, когда я проходила мимо. Лишь тишина. Мертва тишина. Я подумал, что могла бы отделаться этим утром. Я должна была быть в курсе. Охотники нападают.

Но я не единственная, на кого они напали сегодня. Я фокусируюсь на дрожащем парнишке.

— Они били тебя? — Я нечаянно касаюсь его руки.

Он отдергивает её, пялясь на то место, где я дотронулась, словно оно сейчас же воспламенится, превратится в камень или в пыль. Мне не в чем винить его. Я Чудовище-Бет. Слишком высокая, чтобы стоять прямо. Костлявое тело. Прыщавое лицо. Непомерно большие глаза, увеличенные толстыми линзами очков. Я носила брекеты уже три года, но никто не замечал моих белых прямых зубов. Только длинные желтые клыки. Капающую кровь.

— Они сказали, — парнишка дрожит и заметно сглатывает, — передать тебе, что я — жертва.

Они. Мы оба знаем, кто они. Колби Пэрт, Трэвис Стилл, Курт Маркс. Всадники. Кажется, их должно быть четыре? Я мыслю по-библейски. Смешно. Ничего религиозного в Колби и его супер-жокеях, держащих Порт Хай Скулл в своей власти, и близко нет. Конец света? Он в разработке. Конец их собственного правления. Выпускники. Пока несколько роковых потрясений не случится, этот объект не будет освобожден. Всадники поскачут в закат. Я надеюсь, воины, скрывающиеся за холмами, разорвут их на кусочки.

Парнишка заговаривает снова. Давление позади меня нарастает, и я достаточно близка, чтобы почувствовать это.

— Они сказали, что Чуд… ты нуждаешься в жертве… — он снова трясется и смотрит в пол, — каждое полнолуние.

Толпа позади нас ревет. Смеху полагалось быть здоровым, поднимающим дух. Но не в Порте, штат Мичиган.

— Ясно. — Я сдерживаю желание похлопать его по плечу. — Мы пойдем, найдем мистера Финли и принесем его кусачки.

Парнишка не затыкается. Он поднимает голову, и на его лице появляется гримаса.

— Они сказали, ты затащишь меня в свою берлогу.

Смех усиливается.

Жар хлынул к моему лицу, и я бормочу:

— Я не ем новичков на завтрак.

— Ты съешь меня? — Он в смятении сдвигает брови. — Они не говорили, что ты можешь.

Уровень мятежа позади нас выходит из-под контроля. Кажется, будто полшколы набилось в холле.

Я не оборачиваюсь и не смотрю.

— Я не причиню тебе вреда.

— Не могла бы ты ударить меня для начала?

Смех, издевательский и жестокий, пробегает туда и обратно вдоль холла, вдоль металлических шкафчиков.

Парень, должно быть, принял на веру каждое слово в легенде о Чудовище. Я — великан. Я отвратительна. Но разве сумасшедшая девочка-маньяк наживется на тощих первокурсниках?

Я вскидываю руки вверх и делаю шаг назад.

— Они подловили тебя, понял? — Мой взгляд колкий. Они подловили и меня. — Ты в безопасности.

Я разворачиваюсь и стараюсь протиснуться сквозь стену неподатливых тел, чтобы найти сторожа. В глазах все расплывается.

Черт!

Не сдаваться. Держаться. Только держаться.

— Извините. Пропустите, пожалуйста. — Нескончаемая стена хихикающих тел делается более непреступной.

Я замечаю голову мистера Финли. Да и Скотт здесь. Он ведет его сквозь толпу. Я глубоко вдыхаю.

— Прости, Бет. — Скотт закусывает губу. — Я хотел избавиться от этого до того, как ты увидишь, но парень не хотел вылизать из трусов.

— Хватит, дети. Разве у вас сейчас нет занятий? — Мистер Финли свирепо смотрит, и толпа стремительно возвращается к шкафчикам и фонтанчикам, откуда они собственно и пришли.

Финстер трясет головой и ломает цепь.

— Я вынужден сообщить об этом.

Именно это мне и нужно. Новый допрос у директора. Вопросы, на которые я не могу ответить.

— Кто это сделал? — Молчание. — Как ты думаешь, кто это мог бы быть?

Как я думаю, кто это мог бы быть? Да все знаю кто. Колби и его клоны стоят за всеми ужасными вещами, которые происходят здесь. Просто никто не называет виновников. Все мы запуганы. Ничего не меняется.

Я бросаю быстрый взгляд на папку, которую принесла впервые. Я грубым подчерком записываю слова и точно знаю, о чем они.

Ваши слова…
Почему они характеризуют меня»?
От чего я верю им?
Ваши лица, и губы и пальцы…
Не прикасайтесь ко мне.
Мои кости, кровь и плоть
Обмазаны глиной,
Которая обжигается в ненависти,
Испытываемой вами ко мне.
Я истекаю кровью, когда вы раните меня,
Как и те девочки, что красивы как заря.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: