Трупы в углу траншеи…

«Падет от страны твоея тысяща, и тма одесную тебе, к тебе же не приближится…»

Так темно и так холодно. А Флэмми такая тяжелая…

«Яко Ангелом Своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путех твоих… .»

Что это за свет в конце туннеля?

«Яко на Мя упова, и избавлю и, покрыю и, яко позна имя Мое. Воззовет ко Мне, и услышу его: с ним есмь в скорби, изму его и прославлю его: долготою дней исполню его и явлю ему спасение Мое».

ПОМОГИТЕ! – закричала она. – Помогите моей подруге!

Глава 5

 «Женщина на все времена»

Судьба со своим таинственным и роковым терпением медленно вела этих двух существ, заряженных и истосковавшихся по бурному электричеству страсти, эти две души, нагруженные любовью подобно тучам, нагруженным молнией, что обязаны пролиться и смешаться в вспышке огня.

Виктор Гюго «Отверженные»

В роскошную спальню несмело проникли первые лучи утреннего солнца. Скользнув по ковру, они подобрались к огромной кровати, на которой лежал он. День еще не вступил в свои права, и предрассветные тени рисовали причудливые узоры на покрытой снегом лужайке перед особняком Одри. Комната была погружена во мрак, но он уже проснулся и с головой ушел в свои мысли.

Внезапно он вскочил с постели и надел шелковый халат с замысловатыми рисунками на темно-зеленом фоне. По плечам рассыпались длинные золотистые волосы, а глаза после бессонной ночи казались слегка припухшими.

Он приблизился к окну и открыл его, подставляя загорелое лицо, под холодные хлопья пушистого снега, оседавшие на коже капельками прозрачной воды. Ему казалось, что этот холод сможет заморозить его переживания. Но в то же время он понимал, что они все равно останутся с ним, пока он не примет окончательного решения.

Прошлый вечер он провел на одном из приемов, которые так ненавидел, а без прикрытия, каким была Кенди, его осаждали десятки навязчивых женщин, и казалось, это никогда не закончится. К счастью, с ним были Арчи и Энни, которые помогли справиться с флиртом девушек, мечтающих о браке с одним из самых завидных женихов Америки. Но стоило Энни и Арчи уйти танцевать, как к нему слетелись все незамужние, а иногда и замужние женщины, присутствовавшие на приеме.

Но худшее произошло, когда Лиза обнаружила его в кабинете, в котором он увидел желанное убежище от поклонниц.

- Ты в одиночестве? – она подарила ему одну из самых обворожительных улыбок. – Дядя, как ты можешь лишать нас своего присутствия?

- Оставь меня в покое, - последовал ответ.

Ему было неприятно внимание особы, которая причинила столько неприятностей самому дорогому для него существу. Хотел бы он уберечь Кенди от всех унижений, которым она подверглась со стороны Лизы в детстве и юности.

- Тебе не к лицу эта застенчивость, - пробормотала она, не обращая внимания на его слова и приближаясь к нему заученными движениями.

«До чего же он красив, - думала она. – Какое наслаждение может испытать женщина в постели с таким таинственным и сильным мужчиной? Ах, если бы на него действовали мои чары! Тогда бы я стала миссис Уильям Альберт Одри, женой одного из самых богатых людей страны, и смогла бы отомстить Кенди за все, что она сделала нам с братом. Ах, если бы!»

- Я могла бы последовать примеру Кенди и составить тебе компанию, - соблазнительно промурлыкала она и после паузы многозначительно добавила: - Так, как ей это никогда не удавалось, как может только настоящая женщина.

Альберт обернулся и взглянул на женщину, стоявшую перед ним. В его глазах отразилось недоверие и презрение.

- Притворюсь, что не слышал этой ерунды, - с отвращением произнес он. – Не представляешь, как меня от тебя тошнит.

При его словах лицо Лизы потемнело от злости. Она не привыкла к столь откровенным отказам.

- Такие как ты, - добавил Альберт, приближаясь к двери, - позор человеческой расы, ошибка природы. Мне жаль тебя. А теперь, если позволишь, мне надо идти, - закончил он, проходя мимо Лизы и бросая на нее взгляд, полный презрения.

После этой неприятной встречи Альберт вернулся в свой особняк и поднялся в спальню. Всю ночь его не покидали тревожные мысли, ведущие в его голове борьбу между долгом перед семьей и жаждой свободы.

Пытаясь отогнать непрошеные мысли, Альберт тряхнул головой. Его расстройство было вызвано отнюдь не поведением Лизы или другими делами, связанными с семейным бизнесом. «Я лишь обманываю себя. Я никогда не смогу жить такой жизнью. Ведь таким образом, я предаю все то, во что верил в юности. Куда исчезли мои мечты, мои стремления? Неужели они остались где-то в Италии или затерялись в африканской пустыне? О, Кенди! Хотя все мы безумно волнуемся, но я счастлив за тебя, ведь ты идешь за своей мечтой, делаешь то, что считаешь благородным, достойным, правильным. А я… Что я делаю? Приумножаю благосостояние своих родственников, которые только и беспокоятся, что о своем положении, пока тысячи людей умирают от голода. И во имя этого бессмысленного существования я должен пожертвовать своими идеалами?»

Альберт закрыл окно и подошел к ротанговому креслу, стоявшему в глубине комнаты. Он опустился с него и глубоко вздохнул. Закрывая глаза, он переносился в золотые пустыни Африки, изнывающие под беспощадным летним солнцем. Туда, где природа была так близка, где все живое чувствовало прикосновение Господа, только туда, в эти дикие земли стремилась его душа. Там, в маленьких селениях, вдалеке от современного мира, положение в обществе ничего не значило, и каждый был хозяином своей судьбы. Как ему не хватало этой свободы!

«Я преклоняюсь перед теми, кто живет, следуя за своими мечтами. Поэтому я преклоняюсь перед тобой, Кендис Уайт. Поэтому, я уважаю тебя, Терренс Грандчестер. Почему я не могу поступать так, как вы?»

Услышав тихий стук в дверь, он очнулся от мечтательного забвения.

- Мистер Одри, - узнал Альберт глубокий голос Джонсона. – Вам пришла срочная телеграмма, сэр.

- Входите, - с внезапной тревогой отозвался молодой человек.

Всегда подтянутый, в элегантном черном пиджаке, Джонсон вошел в комнату и сощурил глаза, пытаясь различить хозяина в темном помещении.

- Из Франции? – с беспокойством спросил Альберт.

- Да, сэр, - безликим голосом ответил секретарь, протягивая белый конверт.

Альберт тут же вскрыл его. Кенди никогда не присылала телеграмм. Каждый месяц она писала письма. Поэтому телеграмма не могла сулить ничего хорошего. Альберт напрягся, читая несколько строчек:

Дорогие друзья,

Уезжаю на Западный фронт. Некоторое время не смогу писать.

С любовью,

Кенди

Глаза Альберта на лоб полезли. Его смуглое лицо покрылось мертвенной бледностью, стоило ему прочесть слова «Западный фронт», четко отпечатанные на белой бумаге. Когда он откинулся на кресло, его руки тряслись. Через несколько секунд к нему вернулось его обычное самообладание, но Джонсон, хорошо знавший хозяина, понимал, каких огромных усилий ему стоило сохранять спокойствие.

- Джонсон, я продиктую вам телеграмму, и вы немедленно отправите ее во Францию, - после долгого молчания проговорил он.

Как всегда незаменимый помощник, Джонсон тут же вынул из кармана чистый лист бумаги и карандаш и сел за стол, приготовившись писать, пока Альберт говорил:

Полковнику Луи Мартину Фошу

Дорогой друг,

Я с прискорбием узнал…

В который раз Альберт повелевал судьбой Кенди словно кукольник, играющий марионетками, не замечая тех губительных последствий, которые повлечет его вмешательство.

Посреди непроглядной тьмы, в которой они очутились, Кенди почувствовала, что Флэмми провалилась в сон. В окопе, где погиб доктор Дювалль, Кенди дала ей обезболивающее, чтобы облегчить ее страдания, и теперь это обернулось против них.

«О Господи! – подумалось Кенди. – Что же делать, если она не сможет двигаться? Она такая тяжелая, и мне ее не унести».