(Уже после Первой мировой войны в Европе будет выдвинута теория сговора революционеров и «плутократов». Согласно ей забастовочное движение выгодно лишь финансистам, которые сами не страдают от стачек, но пытаются с их помощью разорить и поставить под свой контроль промышленников. Любопытно, что к этим же выводам пришли такие полярно разные наблюдатели, как бизнесмен Г. Форд и социал-демократ А. Гильфердинг.)

Нельзя не признать некоторую правоту монархистов. И в самом деле, наиболее продвинутые круги буржуазной олигархии вполне могли использовать забастовочное движение себе же во благо.

Но рабочих правые так и не убедили. А все из-за того, что отказались решительно выступить против капитализма, чего требовала от них сама логика традиционализма. Возможно, что последовательный антикапитализм помог бы вызвать устойчивое доверие к ним рабочих.

Тем не менее монархисты постоянно думали о том, как бы создать лоялистское, монархическое движение рабочих. Одним из самых горячих поборников этой идеи был Тихомиров. Примечательно, что он оценивал традиционалистский потенциал рабочих выше крестьянского. «Рабочие это мой самый близкий класс, — признавался он. — Я крестьян мало знаю и не сумел бы с ними сойтись. А рабочие мне — свои люди». (В свете сказанного выше о крестьянском характере пролетариата такие оценки Тихомирова кажутся вполне логичными.)

Тихомиров возлагал большие надежды на чисто профессиональное движение рабочих, противопоставляя его социалистическому, идею которого создал не рабочий класс, а лагерь международной революционно-социалистической интеллигенции.

Он уверял, что в социализме нет ничего специфически рабочего и левые партии не желают улучшить состояние пролетариата, ибо это снизило бы его революционность. Обращаясь к ситуации в Западной Европе, Тихомиров был склонен объяснять недовольство тамошних рабочих всего лишь недостаточной защитой их интересов со стороны либерального государства. Во времена же Средневековья государство, по его мнению, стояло на защите наемных работников (Тихомиров фактически отождествлял их с рабочими), охраняя цеха, корпорации и не допуская «разрыва между рабочей силой и орудиями труда». Порой законодательство прямо предписывало давать наемным работникам достойную плату (Англия времен Елизаветы Тюдор). Попытка либералов создать общество на индивидуальных началах привела к временному запрету на учреждение рабочих ассоциаций, напоминающих прежние сословно-корпоративные структуры. В результате их место заняли левые партии, подменяющие интересы пролетариата своими политическими интересами. Это и привело к искусственному соединению социализма и рабочего движения.

Тихомиров неразрывно связывал интересы рабочего движения и государства, которое и хотят уничтожить социалисты, заменив его самим классом рабочих (в нем сольются другие социальные группы), который останется без естественного регулятора. Он считал большой ошибкой опасливое отношение царского правительства к профсоюзным организациям, представляющим опасность лишь в случае установления над ними контроля со стороны революционной интеллигенции. (Надо отметить, что Тихомиров внимательно изучал профсоюзное движение в европейских государствах, а также деятельность этих государств в области решения рабочего вопроса.)

Пользу профсоюзов признавали и многие другие консерваторы. Так, С. Ф. Шарапов даже был склонен рассуждать о положительной роли профсоюзов САСШ, построенных в соответствии с буржуазным принципом. Он несколько ошибочно видел в них всего лишь «взаимное страхование мелких капиталистов в ответ на стачку крупных». Впрочем, показательна сама положительная оценка.

Монархист В. Новгородцев также выступал за профсоюзы, очищенные от грязной накипи, и считал, что «рабочие сумеют самостоятельно, без „товарищей“ хлопотать законными путями об улучшении своего положения». Его единомышленник Соболев отмечал необходимость создания рабочих союзов с целью увеличения сбережений, покупки важных вещей, взятие денег в долг с небольшим процентом.

«Русское народное общество за Веру, Царя и Отечество» выступало за свободу создания профсоюзов, но требовало устранения «случаев насилия над личностью и посягательства на имущество как способов принуждения к вступлению в союз или к участию в стачке».

И надо сказать, что монархисты не ограничились одними только словами. Наряду со всесословными движениями правые учреждали и «классовые» объединения монархически настроенных рабочих.

Впервые подобное объединение возникло 19 ноября 1905 года в Санкт-Петербурге под названием «Общество активной борьбы с революцией и анархией». Несмотря на то, что основали его не рабочие, а представители офицерства и чиновничества, деятельность «активников» с самого начала была направлена на заводы и фабрики. Они сумели завоевать популярность среди рабочих фабрики Джеймса Века, Франко-Русского и Путиловского заводов. Там они боролись против массовых увольнений рабочих. Кроме того, им удалось открыть филиал в Москве и Киеве.

Еще одна черносотенная организация — Союз русских рабочих — возникла в 1906 году в Киеве на базе крайне немногочисленного Патриотического содружества рабочих (лидер — К. Цитович). Более или менее влиятельный характер оно приобрело после того, как им заинтересовались в киевском отделе Союза русского народа и киевская Монархическая партия. Они помогли содружеству преобразоваться в Союз русских рабочих и подготовить его программу.

Она была составлена с учетом интересов рабочего класса и предусматривала борьбу против произвола при расчетах и увольнениях рабочих. Предполагалось оказывать взаимопомощь членам Союза, оказавшимся (не по своей вине) лишенными возможности работать. Кроме того, СРР брался за организацию досуга рабочих с целью отвратить их от пьянства и неблаговидного поведения. Он возлагал на себя заботу о создании рабочих школ и библиотек, планировал организацию чтений для рабочих, распространение в их среде патриотической литературы, проведение бесед, собраний и концертов. Программа союза также предусматривала создание особых мастерских, магазинов для продажи рабочих изделий, потребительских контор, контор для найма рабочих и прислуги. Она уделяла внимание вдовам, сиротам, оставленным детям, предусматривая оказание им помощи и организацию их воспитания в особых школах и мастерских.

На Урале действовало Патриотическое общество мастеровых и рабочих (г. Уфа). В 1909 году при живейшем участии активистов Русского народного союза имени Михаила Архангела возник Экономический рабочий союз. Зачастую функции корпоративных союзов рабочих выполняли всесословные политические структуры. Так, Русская монархическая партия устраивала мастерские для обеспечения работой своих сторонников из числа безработных.

Мотовилихинский отдел СРН (Пермская губерния) развил энергичную деятельность по обеспечению заказами орудийных фабрик Пермских пушечных заводов. Он добился того, что в Мотовилиху приехал военный министр и обеспечил население работой на 3–4 месяца.

Все это было, конечно же, прекрасно. Но всего этого было мало. Рабочих можно было увлечь только антикапиталистической и социалистической «программой».

А что же крестьяне? Может быть, как раз русская деревня была готова принять капитализм и пойти по «спасительному фермерскому пути»?

Но нет — капитализация в дореволюционной России фактически не затронула сельское хозяйство. Столыпинское «фермерство» находилось во враждебной изоляции и после революции (февральской!) исчезло в одночасье. Община тут же вернула себе все земли.

Прослойка сельской буржуазии, конечно, существовала и оказывала серьезное воздействие на мир деревни, но и положение богатеев было предельно, катастрофически неустойчиво. Крупные дворы, засевающие более 12 десятин, постоянно распадались посредством деления растущих семей. В 1882–1911 годах разделились 67,4 % многосеющих дворов. Из них около 84,6 % уменьшили площадь посевов (более того, ее уменьшила и половина неразделившихся дворов). Зато малосеющие дворы демонстрировали тенденцию к устойчивому росту посевных площадей.