— Вадим Николаевич! Вставайте, — слышится тревожный голос.

Ах, как хочется спать, хоть бы досмотреть удивительный сон, узнать, чем же он кончился?.. Летели кони, храпели испуганно и несли вперед седока, похожего на ребенка. Но оказалось, то был не ребенок, а Оксана. Но одета как-то необычно — в шапке, в фуфайке… Он хотел что-то крикнуть, остановить горячих коней. И тут этот голос… Ах, зачем он зовет, отрывая от любимой, а она громко хохочет ему в лицо и кидает цветы. А кони летят, летят…

Вадим Николаевич очнулся и почувствовал, как Алесь тихонько треплет его за рукав. Он открыл глаза, приподнял голову.

— Еще ведь совсем рано, зачем ты меня разбудил?

Но Алесь настойчив.

— Вставайте, вставайте! Посмотрите, что-то на озере плывет… Какое-то бревно.

Теперь Вадим Николаевич окончательно просыпается, и они выбираются наружу.

На робком утреннем свету слабо поблескивают капли росы на траве. Они выходят на самый берег озера, останавливаются за ольховым кустом. Алесь протягивает руку:

— Вон, видите…

Вадим Николаевич всматривается в озерные просторы.

— Не обходил берег?

— А как же, — оживляется Алесь. — Ничегошеньки Я надеялся, что лодку увижу. Нет…

— Пожалуй, это бревно случайное, — решает учитель. — Зря ты…

— А если поближе посмотреть? Можно? — Алесь умоляюще заглядывает в лицо Вадиму Николаевичу.

— Вода холодная. Не побоишься?

— Вот еще! — Алесь стал торопливо раздеваться.

— Только осторожно плыви, чтобы было тихо.

— Знаю. — Алесь бросил одежду на траву и, зябко поеживаясь от холода, вошел в воду. Бесшумно работая руками, быстро поплыл широкими саженками. Довольно близко от него размеренно покачивалось на волнах бревно.

Учитель посмотрел на восток, определяя, скоро ли выглянет солнце. Небо было чистым, высоким, где-то в самой его глубине уже загорелись первые лучи утренней зари. Ветер усилился, волны забились о берег.

Алесь уже возвращался назад. Его голова то поднималась, то опускалась вместе с волнами. А прямо перед ним двигался неизвестный предмет. Обломок разбитой лодки? Эх, остался бы жив тот смельчак! Авось и придумали бы что-нибудь все вместе…

Алесь уже близко. Волны напоследок ласково шлепают его по спине. Вот и песок под ногами. Алесь выбирается из воды, встряхивается, бросает на берег трофей — весло.

Вадим Николаевич внимательно разглядывает находку. Весло крепкое, с коротким древком.

— Не ошиблись мы с тобой, Алесь, — тихо сказал учитель. — Выходит, погиб человек. И лодка затонула.

— Пробивался через туман на север, — натягивая рубашку на мокрое тело, вслух рассуждал Алесь. — Значит, к партизанам.

— Ясно, к партизанам. Погиб и тайну с собой унес.

Оксана мельком взглянула в зеркало. Поправила выбившуюся волнистую прядь. Усмехнулась — недурна дивчина. Что ж, она может быть собой довольна: держится строго, острая на язык, офицеры с ней почтительны и даже пытаются ухаживать.

Работы в комендатуре немало. И с каждым днем все прибавляется. Это из-за партизан. Боятся их немцы, панически боятся. Пленных зверски истязают, таскают па допросы, стараются вытянуть сведения о численности отрядов, о предстоящих операциях…

Особенно изощряется ее шеф, комендант гарнизона Вильгельм Циммер. Он даже перед ней демонстрирует свое усердие, будто хочет доказать, как он верно служит Гитлеру и фатерланду. Каждый допрос пленных — настоящая мука для нее, тяжело ей видеть, что делается вокруг. Все труднее сдерживаться.

Сегодня она решила не выходить на работу — прикинуться больной. Но утром за ней заехал сам господин Циммер.

— Фрейлейн Оксана, ваша помощь необходима. Вчера захватили разведчика — нужно его допросить.

— Где захватили, в лесу?

— Нет, в местечке. Прошел бандит через все наши посты.

Оксана равнодушно пожала плечами:

— Может, это совсем и не разведчик, просто обыкновенный крестьянин заблудился…

— Ну, был бы обыкновенным крестьянином, не болтался бы ночью на огородах.

— Что же у него нашли?

— Ничего.

— Без оружия — и разведчик? Вы шутите, господин Вильгельм. Заставляете меня, больную, подняться неизвестно ради кого.

— Фрейлейн Оксана, не мне вас учить. Эти русские могут прикинуться кем угодно. Отсутствие оружия может быть маскировкой, на случай провала. Я считаю: всех их надо расстреливать без всяких допросов.

— Господин Вильгельм, вы очень жестоки, а это вас не украшает.

— Не будешь жестоким — проиграешь войну! Мой фюрер учит отбросить прочь химеру человечества — жалость. Чтобы господствовать над миром — а нам богом дано такое право, — нужно быть Твердым и жестоким к врагам, не бояться крови и убийств. Помнить — все для рейха!

— Ну, господин Вильгельм. Как спокойно вы говорите о таких вещах. Мне делается страшно. — И Оксана передернула плечами.

— Продолжим наш разговор в машине, — непривычно сухо сказал Циммер.

В машине после неприятного разговора оба молчали. Циммер сидел впереди с подчеркнуто официальным видом. Оксана задумчиво смотрела в окно, ею овладела непонятная тревога.

Черный «опель» заскрипел тормозами, остановился. Комендант с важностью открыл дверцы кабины. Оксана молча пошла вперед, мимо молоденького часового, застывшего у входа с автоматом на груди, застучала туфельками по ступенькам высокого крыльца.

В комнате она опять почувствовала непонятное беспокойство. Что с ней? Неужели на нее так подействовал этот неприятный разговор с шефом?

Оксана сидела за отдельным столиком вместе с Лидой, секретаршей Циммера. Лида деловито стучала на машинке. Руки у нее белые, пухлые, лицо румяное — кукла, да и только. Немецкие офицеры наперебой ухаживают за ней, приглашают на вечеринки. Но Оксана знает: у Лиды только личико кукольное, а девушка она серьезная и неглупая. Лида чем-то нравится ей, есть в ней что-то настоящее.

Стенные часы пробили девять. Открылись обитые черным дерматином двери кабинета коменданта. Офицер в черном кителе подал Оксане знак рукой — мол, шеф ждет.

Оксана не торопясь спрятала сумочку в ящик стола, поправила светлую кофточку, глянула мельком в окно. На дворе в небольшом палисаднике старые яблони покачивались на ветру, трепетала листва, сквозь которую виднелись краснобокие яблоки. Совсем как когда-то, в той, довоенной жизни… Постоять бы под яблоней, послушать тишину, собраться с мыслями.

А она немало передумала за последнее время. После того как кто-то подорвал немецкую комендатуру, она вдруг ясно представила себе, что могло ожидать ее, окажись она там. Шеф нередко вызывал ее на ночные допросы. А ведь партизаны могут подослать человека, который подкараулит ее и… Страшно, так страшно погибнуть от руки своих.

Может… И она вздрогнула от возникшей догадки. Может, пойманный разведчик как раз и есть тот человек, которому было поручено ликвидировать ее? Он же и те люди, что его послали, не знают, почему она пошла служить к немцам. Она должна была, обязана войти в доверие к врагу, а потом…

В доверие она вошла, а вот «потом» все еще не наступало. В чем же дело, что случилось?

…Первые дни войны.

Горят Митковичи. Жители спешат эвакуироваться со своим небогатым скарбом — много ли унесешь на себе, — пробираются к станции, боясь не поспеть к эшелону, специально сформированному для беженцев. Наконец подали паровоз. Он ждет сигнала к отходу. А кругом рвутся бомбы, на речке Птичь горит переправа.

Оксана тоже решила бежать от немцев. Наскоро собрала рюкзак, схватила кошелку, кое-какие продукты и побежала на станцию. Как в тяжелом, страшном сне медленно брела она по перрону, всматривалась в раскрытые двери теплушек. Людей в теплушках — яблоку негде упасть, но беженцы все прибывают — в основном старики и женщины с детьми, — торопливо лезут в вагоны, суетятся, громко плачут детишки…