Между тем небо светлело. К одинокой певунье-птичке присоединились другие. Но голоса их совсем не мешали один другому, а удивительно стройно сплетались в звонкой прекрасной песне. Так бы стоять и слушать… Но не до этого теперь…

Удобнее приладив на плече винтовку, партизан нагнулся к мальчику, осторожно тронул за плечо.

— Вставай, браток, пора!

Алесь глубоко вздохнул и приоткрыл глаза. Но тут же зажмурился, пробормотал:

— Спать хочу…

— Ого, какой пан! Не дури, браток, вставай, не то придут фашисты, мигом разбудят!

Мальчик вздрогнул испуганно, вскочил.

— Фашисты? — Он тревожно всматривался в лицо незнакомца.

— Не узнаешь?

Спросонок Алесь никак не мог сообразить, что происходит.

— Где я?

— А бомба? Помнишь, мы забежали сюда, в чащу, тут взрывом нас и накрыло…

— А-а, — протянул Алесь, — вспомнил… А вас не задело?

— Как видишь, стою на ногах. Выходит, мы с тобой в сорочках родились!

— Есть хочется, — сказал Алесь, — и пить. — Он снял с плеча холщовый мешочек. — У меня сухарь есть. Хлопцы-партизаны вчера мне отдали. Давайте съедим его! Понюхайте, как он хорошо пахнет — кленовым листом! Мама всегда сажала хлеб на кленовые листья.

Партизан протянул руку к мешку.

— Ну-ка, покажи.

— Чур, только не есть…

— Не бойся.

Партизан взял хлеб, взвесил его в руке, поднес к носу.

— И верно, душистый. — Он повертел его так и эдак. — С полкилограмма будет… — Потом сказал: — Так вот что, хлопче, на-ка положи назад в сумку. Завтрак отменяется.

— Почему? — опешил Алесь. — Я есть хочу. Кишки к хребту присохли. Вчера почти весь день не ел. Нет, давайте съедим, разделим пополам, а там, как говорят, бог — батька!

— Ох ты, какой нетерпеливый! Попал под мою команду, так слушайся. Кстати, мы даже не познакомились. Второй день вместе, а ни имени, ни роду-племени, как говорится, не знаем.

— Я из Сырого Бора, звать Алесем.

— Из Сырого Бора? Да мы почти соседи, я из Крыжовки. Учитель. Зовут меня Вадимом Николаевичем. Фамилия — Мурашко. Таких, как ты, у меня было три десятка. И мальчишки и девчонки. Учил их, а теперь вот, видишь, воюю.

— Вижу, — согласился Алесь, — так говорите, завтрак отменяется?

— Да. Мы ведь еще не знаем, что у нас впереди. Вот когда прояснится обстановка…

— Ой, когда она еще прояснится, — вздохнул мальчик. От голода, усталости и волнений последних дней он совсем сник.

— Подымайся, пойдем. Смотри, уж светает. Нам нужно выиграть время.

— Куда мы пойдем? К своим? — Алесь показал в сторону болота. — Или пробиваться будем через окружение?

— Подожди, хлопче. Я было надумал к своим. Может, ты прав? Если попробовать прорваться через окружение? Нас же только двое. Вдруг сумеем? Ты хлопец юркий, сообразительный, да и я вроде не лопух какой-нибудь. А?

— Да, хорошо бы прорваться. — В голосе парнишки была такая тоска, что Вадим Николаевич внимательно заглянул ему в лицо.

— Посмотреть бы на свое село, — продолжал Алесь, — может, кто из моих и спасся. Все село наше фашисты сожгли и людей…

— Что, каратели налетели? Партизан искали?

— Да нет, все не так было, — досадливо махнул рукой Алесь. — Тетка одна подвела. Развесила уши, наслушалась, что ей фрицы напели. Вот и… — Глаза мальчика повлажнели.

— Хватит, успокойся, хлопчик, в другой раз расскажешь… фашисты еще получат свое. Сполна. — Вадим Николаевич крепко сжал руку мальчика, помог ему подняться.

Быстрым шагом они направились к знакомой протоке, которую вчера переходили вброд. Под ногами хрустели сломанные ветки. Камыш заметно редел. Послышался легкий всплеск воды. Вадим Николаевич схватил Алеся за плечо:

— Ничего не понимаю! Мы же не туда вышли! Вокруг вода. А берег вон где. — В голосе его были удивление и досада.

— Как не туда? Кажется, мы вот здесь влезали в камыш. Вот, он тут примят…

— Кажется… — перебил Вадим Николаевич. — Плохо, что нам с тобой все кажется. Давай-ка быстрей отсюда. Ночь на исходе, а мы… Эх, недотепы!

Они повернули назад.

— Глядите, глядите, бомба ил разворотила и камыш поломала, — сокрушался Алесь.

Учитель молчал. Он шагал медленно, руками раздвигая заросли. Штык винтовки, что торчал за его плечом, цеплял за стебли камыша, а некоторые и отсекал, как бритвой.

Алесь подхватил на ходу срезанный стебель, бережно расправил в ладонях длинный узкий лист и стал разглядывать. Теперь, осенью, он стал шершавым и ломким.

Под босыми ногами беглецов хлюпала вода — была она мутной, холодной. Алесь позавидовал учителю: вон в каких сапогах. В таких везде пройдешь! Он с содроганием подумал о том, что придется опять лезть в протоку, а там вода по самую шею, а то и глубже.

Вдруг Вадим Николаевич остановился как вкопанный, будто наткнулся на какую-то преграду.

— Опять вода, опять озеро…

— А где же протока? Где болото?

— Убей меня гром, ничего не понимаю! Смотри, Алесь, вокруг вода. Мы же были в камышах, возле берега…

— Были, — подтвердил мальчик.

— В чем же тогда дело?

— Может, вода в озере поднялась, и берег затопило?

— Глупости! Ночью дождя не было.

— Не было, — опять подтвердил Алесь.

— Тогда, выходит… — размышлял Вадим Николаевич.

— Мы на острове! — подхватил Алесь.

— Возможно, и на острове… Черт побери. Неужели на острове? Как же это случилось?

— Может, бомба все наделала, — предположил мальчик. Рванула — и отсекла наш зыбун от суши.

Вадим Николаевич засмеялся:

— А ты догадливый хлопец.

Алесь покраснел от смущения.

— Какой класс закончил?

— Восьмой, Вадим Николаевич, если б не война…

…Они стояли и смотрели на широкую озерную равнину. Одна половина ее тускло мерцала в предрассветной мгле, зато другая розовела, наливалась яркостью наступающего утра. Резкие голоса чаек вспугивали тишину. Поднялся ветер.

— Мы же плывем, Вадим Николаевич! — крикнул Алесь и подбросил вверх свою перепачканную грязью старенькую кепку со сломанным козырьком. — Значит, мы уже вырвались на волю! Ура!

— Вырвались, вырвались… однако…

— Теперь-то уж не догонят нас фашисты с овчарками! И из автоматов не обстреляют! Знаете, Вадим Николаевич, я уж думал, что мы погибнем, я только вам не говорил!.. А теперь давайте отметим нашу победу!

— Отметить победу? Чем же это? — Учитель явно не разделял восторга мальчика.

— Очень просто! Съедим сухарь! — Алесь схватился за сумку.

— Ты снова за сухарь! — покачал головой Вадим Николаевич. — А ну не тронь. Какая же это победа? Нас вынесло в озеро, вокруг вода. Не погибли под пулями, погибнем здесь. Берега-то вон как далеко.

Алесь сразу сник.

— И то верно… Но есть-то хочется!.. — оправдывался он.

— Ну хорошо, съедим твой сухарь, а дальше? — рассудительно сказал Вадим Николаевич. — Давай уж будем приучаться к дисциплине.

— Приучаться голодать? — пробурчал Алесь. Учитель не ответил. Он сосредоточенно осматривал берега, потом снял с плеча винтовку и прислонил ее к коряге, а сам тяжело опустился на кочку.

— Мы и тут партизаны, пойми это, партизаны.

— Партизаны, которые отвоевались.

— Ой не то говоришь, хлопче, не то.

Оба путника замолчали и задумались. А восток между тем заалел, предвещая стремительное наступление нового дня. Первые лучи солнца высветили на небе кудрявые облака, и они засверкали, заискрились.

Но ни Алесь, ни Вадим Николаевич не радовались наступлению утра. Темная ночь укрывала их от врага, оберегала от шальных пуль, а днем всюду подстерегала опасность — ведь теперь они отрезаны от земли. Вплавь до берега добраться невозможно, а когда их плавучий остров пристанет к суше — неизвестно.

Со стороны болота послышались глухие взрывы.

Алесь вздохнул:

— Начинается…

Учитель молча кусал былинку. Лицо у него было строгое и печальное.

— Что будем делать? — спросил он как бы сам себя.