Мы находимся в провинции Лимузен, расположенной в центральной части Франции. Дороги, пересекающие в наши дни всю эту обширную местность в различных направлениях, еще не проложены; к деревням и одиноким фермам ведут лишь тропинки, петляющие меж высоких меловых холмов, а вся линия горизонта заслонена густой завесой, образуемой каштановыми рощами.

Иногда тропинка вьется по ровной местности и тогда глазам путешественника открываются то зеленые луга, то поблескивающая поверхность пруда, то синеватые холмы, исчезающие в туманном воздухе. Вдали уступками поднимается темная зелень лесов или расстилаются поля, поросшие красновато-коричневыми цветами гречихи.

На всем лежит печать уединенности и безлюдья, столь дорогих сердцу мечтателя.

На краю узкой полоски воды, в местности, скорее напоминающей ущелье, чем долину, стоит беспорядочно разбросанная группа зданий, увенчанных тремя высокими трубами.

Этот гигантский маяк отбрасывает ослепительный свет на соседние вершины, напоминая собою кучу скал, в беспорядке нагроможденных руками титанов.

В целом здание напоминает одновременно и замок, и фабрику, а полуразрушенные почерневшие башни выглядят так, как будто они только что подверглись ожесточенному штурму.

Рядом находится обширный пруд, расширяющийся в северной части; через него перекинут каменный мост, заменивший древний подъемный мост, от которого остались лишь две башенки.

В вечерние сумерки все это приобретает совершенно фантастический вид: высокие черные башни поднимаются прямо из коричневато-золотистых вод пруда, а их вершины в лучах заката кажутся украшенными пучками пурпурных перьев.

Ко всему этому следует добавить оглушительный шум — рев воды, металлический стук падающего молота и завывание ветра в верхушках деревьев.

Теперешний чугунолитейный завод Нуармон в свое время был замком Нуармон, о чем теперь напоминают лишь толстые стены да полуразрушенные башни. Но было это давно, очень давно! Даже в памяти местных старожилов облик замка ассоциировался лишь с печальными руинами.

В то время, то есть лет за двадцать до начала нашего рассказа, единственными обитателями этого мрачного покинутого людьми жилища были лишь совы да летучие мыши.

О замке в округе рассказывали странные вещи и даже самые смелые крестьяне не осмеливались проходить мимо него после захода солнца без того, чтобы, перекрестившись, не сотворить молитву. Суеверные люди предпочитали идти кружным путем, поднимаясь по холму лишние три четверти мили, лишь бы только обойти стороной эти населенные, по их мнению, призраками развалины.

Однако, усилиями одного человека эта разрушенная графская твердыня через несколько лет была превращена в процветающее промышленное предприятие.

Человек этот, возможно бывший гениальным, несомненно вдохновлялся доброй целью, ибо, обогащаясь сам, обогащал вместе с тем и всю округу.

Используя окрестные леса, он дал работу многим и теперь, после нескольких столетий безделья, местный водопад возобновил свою привычную деятельность.

За короткое время все вокруг коренным образом изменилось. Покинутые дома вновь заселились, а количество больных уменьшилось, ибо питание улучшилось, а плата за труд повысилась. Возделанные поля радовали взгляд, деньги потекли рекой и постепенно все население волей одного человека втянулось в совершенно новую жизнь.

Однако работа графа Жоржа де Ранкона, к несчастью, не была завершена. За полгода до начала нашего рассказа он умер, искренне оплакиваемый молодой вдовой и всем окрестным населением.

Итак, действие начинается в конце марта, глубокой ночью.

Из труб чугунолитейного завода не идет больше дым, не слышно даже шума воды, ибо огромные гребные колеса остановились.

Не слышно иного шума, кроме свиста ветра в ветвях деревьев да стука дождя в кустах. Погода стоит отвратительная, во внутреннем дворе замка временами раздастся протяжный и унылый вой собак, предвещающий, согласно старому суеверию, чью-то близкую смерть.

Поблизости от замка, между берегом пруда и фабричной стеной, маячит мужская тень. Заслышав вдали приближающийся стук лошадиных копыт, незнакомец остановился и внимательно прислушался.

У садовой калитки, выходящей на дорогу, замерла какая-то женщина. Похоже, она тоже чего-то ждет.

И, наконец, между группой новых зданий и замковыми службами на стену с привычной ловкостью карабкается третья тень. Это мальчик лет пятнадцати. Вот он сел верхом на стене и собрался было снова спуститься вниз, но неожиданно прислушался, вытянув шею, к каким-то звукам.

— Нет, я ошибся. Это просто шум ветра, — прошептал он наконец, покачав головой.

С этими словами подросток легко соскользнул со стены во двор. Однако слух не подвел его. Сквозь шум непогоды донесся громкий резкий свист и крик ночной птицы.

Услышав этот двойной сигнал, мужчина во дворе и женщина у садовой калитки встрепенулись. Женщина подошла к молодому человеку в надвинутой на глаза огромной шляпе, какую носят лимузенские крестьяне, а мужчина прыгнул в лодку, бесшумно заскользившую по глади пруда к противоположному берегу, где его нетерпеливо ждал всадник в темном плаще.

— А вот и вы наконец, господин доктор, — тихо проговорил человек в лодке. — Сегодня понадобятся ваши услуги. Но сначала нам надо поговорить. Лошадь вы можете привязать вон под тем навесом. Торопитесь, прошу вас.

Оставив лошадь в указанном месте, доктор поспешно сел в лодку, которая стрелой понеслась к замку.

Тем временем на другом берегу пруда происходил следующий разговор.

— Это вы, господин Октав? — таинственно осведомился светский голосок молоденькой девушки.

Поскольку молодой человек в крестьянском платье ничего не сказал в ответ, девушка продолжила говорить, крепко держа его за руку.

— У графини нет от меня никаких тайн, я же, со своей стороны, готова отдать за нее жизнь.

Скромно потупившись, она тихо добавила:

— Конечно же, я с радостью пожертвую жизнью и ради всякого, кого любит госпожа графиня.

Тут она почувствовала дрожь в руке, которую все еще продолжала сжимать в своей.

— Ради всякого, кого она любит? — с трудом переспросил молодой человек.

— Она была очень печальна, — заметила девушка, тряхнув хорошенькой светловолосой головкой, — но, получив ваше письмо, госпожа графиня почти развеселилась. Мы должны беречь ее, ибо она так много страдала…

Садовая калитка, отворившись, снова захлопнулась и Октав пошел к дому вслед за своей очаровательной проводницей.

У входа в замок он, однако, попросил девушку остановиться.

— Послушай, Роза, — тихо проговорил он, — с того дня, как дом изгнал меня из Нуармона, прошло много времени и случилось немало событий. Прежде чем войти, я должен все узнать.

Сказав это, он указал на тусклый свет, пробивавшийся сквозь ставни второго этажа.

— Хорошо, господин Октав, следуйте за мной, — пробормотала девушка.

Вместо того, чтобы войти в дом, она свернула направо, направившись к центральному зданию. При этом никто из них не заметил, как за ними бесшумно скользнула чья-то тень.

— Я веду вас самым длинным и неудобным путем, — заметила Роза, — ведь если бы мы вошли в дом, нам пришлось бы пройти через комнату графини.

Кивнув головой в знак согласия, Октав исчез вслед за девушкой в темном отверстии всегда открытой двери для прислуги.

Таинственная тень осторожно последовала за ними.

Молодые люди вошли в маленькую комнату, освещенную тусклым светом незатейливой лампы.

Вся обстановка каморки состояла из деревянной кровати, простого стола и огромного сундука. На полочке в изголовьи кровати стоял сосуд со святой водой, украшенный ветвью самшита. Единственным украшением стола служил горшок с цветами.